Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

Слово «полицеймейстер» меня неприятно поразило. Сразу запахло чем-то криминальным.

— Скажите, пожалуйста, доктор, где находится ваш знаменитый друг, наш высокочтимый Иван Дмитриевич Путилин?

Я вздрогнул, насторожился.

«Черт возьми, вот так история! Да неужели наше инкогнито раскрыто?» — подумал я.

Но я решил геройски защищать моего друга.

— Виноват, я вас не понимаю, полковник, почему вы спрашиваете о Путилине. Его здесь нет. Он в Пе­тербурге.

Полицеймейстер хитро прищурился на меня, слегка улыбаясь сквозь пушистые усы.

— Pardon, доктор, мне известно, что знаменитый Пу­тилин находится здесь, на пароходе, — ответил он.

Я начинал беситься.

— То есть почему это вам может быть известно, что Путилин находится здесь?

— Потому, что двое из публики первого класса его узнали. — «Вот, — сказали они, — идет Путилин со своим другом, доктором».

Я пробовал еще не сдаваться.

— Они могли ошибиться, вот и все! — отрезал я. — А... а скажите, пожалуйста, полковник, вы вообще для чего спрашиваете меня о Путилине?

— Изволите видеть, доктор: сейчас в каюте первого класса нашего парохода, где едет известный рыбинский миллионер, случилось загадочное исчезновение его больного сына. Я лично знаю его, этого миллионера. Он в ужасе. Он бросился ко мне. Я, узнав случайно, что еду вместе с высокочтимым Путилиным, решился обра­титься к нему.

— Послушайте, полковник, скрываться теперь нечего, да, со мной едет Путилин. Но, как доктор, я должен заметить вам, что Иван Дмитриевич нуждается в известном покое, отдыхе. Ради Бога, оставьте вы его в стороне. Неужели, на самом деле, он не имеет права никуда сунуть носа без того, чтобы его не сцапали? Обойдитесь собственными средствами. Вы — власть. В вашем распоряжении — все средства.

Но, дорогой доктор, просто бы посоветоваться... Я, признаюсь, сам чувствую всю неловкость моего вмеша­тельства... Я вовсе не желал бы беспокоить вашего знаменитого друга, но, поверьте, горе несчастного отца так велико.

— С кем ты говоришь, доктор? — прозвучал голос Путилина. — В чем дело?

По лесенке спускался великий, благородный сыщик.

— Ты так взволнованно говоришь...

Я с отчаянием махнул рукой и отошел.

«Все потеряно! О, проклятье!» — чуть не вслух вырвалось у меня.

Полковник-полицеймейстер так и рванулся к Путилину.

— Я так счастлив видеть вас, ваше превосходитель­ство. Признаюсь, ваш друг, доктор, не хотел допустить меня до вас.

Полицеймейстер представился.

— О, мой милый доктор меня оберегает! Что такое? Что случилось?

Полковник пролепетал те же слова, что и мне. Путилин, улыбаясь, обратился ко мне:

— Итак, доктор, на воде безопасно?

Конечно, только я один понял тонкий сарказм этого вопроса моего друга, полицеймейстер просто глупо хлопал глазами.

— И никто, доктор, «на шири водного пространства» не смеет меня арестовать?

— Оставь! Не добивай! — со злобой вырвалось у меня.

Путилин сразу видоизменился. Вместо добродушного туриста перед нами стоял невоз­мутимо спокойный, строго официальный, служебный Путилин.

— Ну-с, ведите меня к вашему миллионеру, полковник.

Каюта рыбинского богатея находилась почти рядом с нашей, через одну.

Полковник вошел первым и подошел к сидящему в позе глубокого отчаяния красивому старику с боль­шой окладистой бородой.

— Вот, Пров Степаныч, единственный человек, который может помочь тебе. Кланяйся и проси. Это его превосходительство господин Путилин.

Старик порывисто вскочил с дивана.

— Явите божескую милость, ваше превосходительство! — старик был очень взволнован.

— Хорошо, хорошо. Сядемте и давайте беседовать. Что с вами стряслось? Я слышал, у вас с парохода исчез сын?

— Да, ваше превосходительство.

— Ну, теперь отвечайте мне на вопросы. Сколько лет вашему сыну?

— Двадцать восьмой пошел.

— Холост? Женат?

— Год, как женился, а только можно сказать, что холостой он.

— Как так? — удивился Путилин.

— Такая уж странная оказия вышла. Почти насильно пошел он под венец, по моему настоянию. А как женился, так даже ночки одной с женой молодой не провел.

— Что за причина? Полковник мне сейчас сказал, что сын ваш — больной. Чем он болен?

Старик миллионер сокрушенно развел руками.

— А так, что сам ума не приложу, ваше превосходительство. С виду, телом — молодец из молодцов; нельзя сказать, чтоб и рассудком поврежден был, а только чудной какой-то, словно сам не свой, потерянный, вроде на порченого похож.

— Поясните мне, в чем порча-то его заключается, — продолжал опрос мой друг.

— Очень уж на божественное все лют. День и ночь все молится, так и бьет поклоны, так и бьет. Я это его урезонивать начну бывало, что это ты, дескать, Андреюшка, в монахи что ли записался? Али грехов уже столько наделал, что отмолить их не можешь? А он это так странно поглядит на меня и тихо, покорно отвечает: «Облеплены мы, батюшка, грехами мира, яко смоква червями». Жену его к нему подсылал все. Красавица-девушка! Авось, думаю, разгорится, образумится, в норму войдет. Та, бедняжка, и так к нему, и эдак. Плачет! Известно дело, что ей за сладкое житье быть, значит, замужней девицей? «Что я тебе сделала дурного, желанный мой, что ты на меня не глядишь, гнушаешься мною?» А он ласково погладит ее по головке и скажет: «Не гнушаюсь я тебя, голубка, а люблю тебя, как сестру мне богоданную, так и будем жить, потому все иное душу грехом оскверняет».

— Религиозный фанатизм, — тихо пробормотал Путилин. — Скажите, откуда вы едете?

— В Москве был, ваше превосходительство. Нарочно его, Андреюшку, с собой взял. Думаю, развлечется... К Иверской, к Трифону возил его.

Путилин живо спросил:

— Вы осматривали себя? Он ничего вам не оставлял перед исчезновением? Вы спали, наверно?

Старик миллионер полез в карманы и из одного вынул записку.

Его даже дрожь пробрала.

— Ага! Дайте-ка мне ее...

Путилин прочел вслух:

Пров Степанович покачнулся.

— Это... это означать должно, что он жизни лишить себя порешил? — произнес он заплетающимся языком. И глухо, нудно зарыдал. Тяжелая была картина! Путилин ласково положил руку на плечо старику.

— Успокойтесь, голубчик, погодите отчаиваться. Эта записка еще не говорит, что он решился на самоубийство.

Путилин посмотрел на часы.

— Вы не можете сказать, когда приблизительно, в котором часу вы заметили исчезновение вашего сына?

— Часа два тому назад, — вмешался полицеймейстер.

— Да, да...

— Вы спали? Сколько времени вы спали?

— Я не мог долго спать... засыпая, я видел его. Если и прикурнул, так не больше, как на часок... Короткий сон у меня в дороге.

— Стало быть, это могло случиться часа три тому назад...

Путилин пошел из каюты.

— Я вернусь сейчас. Мне надо повидать капитана.

И Путилин, действительно, скоро вернулся.

— Что же мне с вами делать, Пров Степанович? — обратился он к убитому горем отцу.

— Помогите! Полковник наш, — миллионер указал на рыбинского полицеймейстера, — на вас, как на последнюю надежду указал.

— И жалко мне вас, Пров Степанович, да и себя-то я чувствую неважно. Дело очень запутанное, странное.

— Ваше превосходительство, помогите старику! — тихо, взволнованно произнес полковник. — Хороший он человек. Столько добра оказывает бедным, столько благотворительных учреждений основал в Рыбинске.

— А вы не справитесь? — спросил полицеймейстера мой друг.

Тот откровенно махнул рукой.

— Как перед Истинным говорю: ровно ничего не понимаю.

Путилин задумался.

— Ну, что делать! Судьба, значит. Хорошо. Попытаюсь.

И обратился к старику, поволжскому купцу:

— Карточки у вас нет с собой вашего исчезнувшего сына?