Штаб армейский, штаб фронтовой

В это время в наш штаб приехал Д. Т. Козлов. В мой блиндаж он вошел уже после разговора с К. С. Москаленко, уточнив детали приема дивизий, переходивших в его армию. Мы крепко обнялись - ведь после войны с белофиннами не виделись.

- Хорошо у вас расположены, укрыты и оборудованы командный пункт и армейский штаб. Похоже, ни одна бомбежка не коснулась? - спросил Козлов.

- В общем да,- ответил я.- Массированного налета на нас не было, отдельные пикировщики прорывались, но серьезного вреда они не причинили.

- Хорошо это,- заключил Дмитрий Тимофеевич.- Не то было, к сожалению, у нас в Крыму. Там наш КП в поселке Ленинское сразу же был фактически стерт с лица земли бандитами того же самого Рихтгофена, который свирепствует сейчас здесь. Из-за этого мы потеряли управление войсками... В одной машине поехали мы вместе с моим первым фронтовым командиром из Лозного в Котлубань. В дороге и начался нелегкий разговор о невзгодах, пережитых им.

Я писал уже в начале этой книги о боевом пути Д. Т. Козлова в первую мировую, гражданскую и финскую войны, об успешной его деятельности в межвоенные годы. Хорошо проявил он себя и в начальный период Великой Отечественной войны на постах командующего войсками Закавказского, Кавказского и Крымского фронтов. С этого Дмитрий Тимофеевич и начал свой рассказ:

- В конце декабря 1941 года - начале января 1942 года, как ты, наверное, знаешь, наш Крымский фронт провел Керченско-Феодосийскую десантную операцию, в итоге которой был освобожден весь Керченский полуостров. Это отвлекло часть сил 11-й армии Манштейна от Севастополя, предотвратило вторжение немцев на Кавказ через Таманский полуостров. Керченская группировка противника, составлявшая часть войск 11-й армии Манштейна (25 тысяч человек), потерпела жестокое поражение. Враг понес ощутимые потери, в том числе в командном составе. Был убит, к примеру, командир 46-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Гимер. А генерал пехоты граф фон Шпонек, объявленный главным виновником поражения, поскольку он без приказа отвел остатки своего разбитого корпуса, был предан суду и приговорен к смертной казни.

Я отозвался на этот рассказ словами:

- Да, я хорошо запомнил информацию об итогах вашей Керченско-Феодосийской операции. Получили мы ее из Генерального штаба в январе 1942 года в штабе 38-й армии, где я тогда служил.

Эту информацию я мог повторить дословно. В ней отмечалось, что успех операции был обусловлен возросшим военным искусством советского командования, то есть и Д. Т. Козлова, и Ф. И. Толбухина - его начальника штаба, в организации взаимодействия, умелым ее планированием, скрытной подготовкой и достижением внезапности.

В дальнейшем войска Крымского фронта в труднейших условиях продолжали наносить удары, не всегда, правда, успешные, но тем не менее своими действиями они сковывали часть 11-й армии и тем облегчали положение защитников Севастополя. Но наступил момент, когда противник, собравшись с силами, сам нанес мощный ответный удар, в результате которого к 20 мая овладел всем Керченским полуостровом. Не вдаваясь в подробности, можно сказать, что, бесспорно, командование и штаб Крымского фронта при всех смягчающих обстоятельствах были виноваты в случившейся катастрофе. Но, по моему глубокому убеждению, Д. Т. Козлов, если бы ему после описываемых событии предоставили возможность подольше покомандовать армией и проявить самостоятельность, смог бы продемонстрировать свое несомненно крупное дарование военачальника. Однако вот этой-то самостоятельности он, к сожалению, и лишился перед нашим грандиозным контрнаступлением под Сталинградом. В конце сентября Дмитрий Тимофеевич сдал 24-ю армию генерал-лейтенанту И. В. Галанину и получил назначение на должность заместителя командующего Воронежским фронтом. А затем его перевели в тыловой военный округ - Забайкальский,- и тоже заместителем командующего войсками.

...Между тем наши горячие штабные будни продолжались. Принятие новых дивизий, смена войск на переднем крае, постановка задач и нарезка полос наступления, распределение средств усиления, составление и доведение до войск планов артиллерийского наступления, инженерного обеспечения, материально-технического снабжения, противотанковой и противовоздушной обороны, разведка противника, организация взаимодействия и масса других важных дел были выполнены буквально за два дня - 14 и 15 сентября. В этой напряженной работе принял участие весь без исключения штаб. Большую помощь мне оказали гвардии полковник Г. А. Любимов, старшие помощники начальника и другие работники оперативного отдела: гвардии подполковники М. Д. Зайчиков, В. Ф. Мишин, А. В. Тузов, гвардии майоры Н. П. Гавриш, М. Ф. Друдь, В. С. Сергеев, М. С. Сирота, А. И. Смоляков, гвардии капитан К. Г. Агакишев, гвардии старший лейтенант Ш. Б. Брейтман и другие.

Генерал Мартьянов с группой специалистов остался на старом КП и занимался передачей наших дивизий 24-й и 66-й армиям, а также отправкой на другие участки танковых корпусов. Место для нового КП мы опять облюбовали в районе Котлубани в глубокой балке того же названия. Наблюдательные пункты разместили на обратных скатах нескольких высоток, хотя местность, занятая противником южнее Котлубани, господствовала над нашим расположением.

Мы укомплектовывались в значительной мере дивизиями, уже побывавшими в боях в составе соседних армий,- таких соединений было шесть. Это имело как положительные, так и отрицательные стороны. Боевой опыт данных дивизий стоил, конечно, немало, но понесенные ими потери в живой силе и технике были восполнены, к сожалению, далеко не полностью. К нам прибыли из резерва Ставки и две свежие дивизии: 258-я полковника П. С. Хаустовича и 260-я полковника Г. К. Мирошниченко. Личный состав их был доведен почти до штатной численности, но вот с вооружением не все обстояло благополучно. Особенно удручала нехватка минометов и пулеметов, неважно было и с транспортом, в том числе гужевым. И вот в это время из дружественной Монголии стали прибывать местные лошади. Мы сначала с некоторым недоверием отнеслись к малорослым косматым лошадкам, впряженным в наши армейские фуры, но не по росту сильные, исключительно выносливые и неприхотливые к корму монголки оказались подлинным кладом в тех степных, жарких и бездорожных местах, В армии, как видел читатель, осталось три танковых корпуса. Все они участвовали в боях, понесли потери и спешно доукомплектовывались. Из техники поступали в основном отремонтированные, нередко в полевых условиях, танки. Этим поистине виртуозно занимался гвардии генерал-майор инженерно-технической службы В. И. Борейко. Можно было только поражаться предприимчивости, находчивости и мастерству Виктора Игнатьевича и его подчиненных. Они отбуксировывали с поля боя подбитые машины прямо из-под носа врага и с искусством лесковского Левши ремонтировали их, имея для этого самые ограниченные возможности. В первую очередь, конечно, восстанавливали танки Т-34, которых в соединениях были буквально единицы. Так или иначе, но количество боевых машин в корпусах было доведено в среднем до 80-90 единиц, сначала в 7-м, 4-м, а затем и в 16-м.

Когда я только осваивался на новом командном пункте - в еще недостроенном штабном блиндаже,- в него неожиданно вошел генерал-майор А. Г. Маслов. Я, конечно, обрадовался встрече со своим бывшим командармом, но тут же это чувство, откровенно говоря, несколько омрачилось мелькнувшим предположением: а не прибыл ли Алексей Гаврилович, чтобы сменить меня, ведь в последнее время, как мне было известно, он занимал должность начальника штаба 28-й армии. Но эта "догадка" тут же рассеялась. Маслов, крепко пожав мне руку, сказал:

- Прошу любить и жаловать в моем лице нового командира 16-го танкового корпуса.

- А что же Михаил Иванович? - невольно вырвалось у меня.

- Насколько мне известно,- отвечал мой собеседник,- генерала Павелкина, как отличного методиста, к тому же получившего немалый боевой опыт, назначают в Горький начальником учебного бронетанкового центра.