Юрий Гагарин

Обнаружен бумажник Гагарина, в нем удостоверение личности, права шофера, 74 рубля и фотография С. П. Королева. Найдены самолетные часы, наручные часы Гагарина и Серегина (9).

Сергеи Белоцерковский:

На руке Ю. А. Гагарина были часы КИ «Super Automatic» редкой модификации. Чтобы восстановить показания по заклиненному положению деталей, нужны были аналогичные исправные часы. Но найти их ни в московских магазинах, ни в мастерских по ремонту не удалось. Не помогло и обращение в Шведское посольство. Однако вскоре такие часы мне были даны для временного использования Г. С. Титовым. Он их получил в подарок одновременно с Ю. А. Гагариным и не без труда отыскал их среди других часов — подарков (4).

Журналист Игорь Морозов:

Не так давно мне довелось взглянуть на то, что осталось от самолета Юрия Гагарина и Владимира Серегина. Все, что сумели собрать тридцать лет назад в мартовском лесу под метровым снегом, хранится сегодня в десятке намертво запаянных и опломбированных черных бочек в специальном подземном бункере одного из закрытых военно-исследовательских институтов Министерства обороны России. Чтобы увидеть их, журналисту требуется разрешение ни много ни мало самого начальника Генерального штаба. Бочки, впрочем, как бочки. Ничего особенного. На каждой — надписи масляной краской. Левое крыло, правое, части фюзеляжа… И все-таки впечатление от увиденного оставалось жутковатое (21).

Валентина Пономарева:

Вечером (или ночью) состоялась кремация. Помню мрачную черную дорогу. Наш автобус замыкал колонну, и на поворотах мне видна была бесконечная вереница красных огней на черном фоне асфальта. Как символ трагедии. В крематории нас повели вниз, к печам. Оба гроба стояли на подставках напротив топки. Служитель открыл заслонку, сказал: «Юрий Алексеевич первый». И вкатил гроб прямо в пламя. Эти слова пронзили меня острой болью. И здесь он был первый…

Не знаю, спал ли кто-нибудь из нас в эту ночь. Все кучками и поодиночке слонялись из квартиры в квартиру. В каждой квартире плакали и пили. Плакать не стыдились (31).

Москва оцепенела от ужаса, плакали на улицах (32).

Урны с прахом Гагарина и Серегина были установлены в Краснознаменном зале ЦДСА. Доступ к урнам был открыт 29 марта с 9:00. В этот день с прахом погибших попрощались около 40 тысяч человек. В почетном карауле стояли руководители партии и правительства, летчики, космонавты, рабочие и колхозники, ученые и артисты, маршалы и солдаты. Москва, Родина, вся планета прощалась с тем, кто первым из людей проложил для человечества дорогу в космос (9).

— Таких похорон, говорят, не было со времен похорон Сталина (29).

Николай Каманин:

В восемь утра 30 марта Валентина Ивановна, родственники погибших и все космонавты уже снова были в ЦДСА. Доступ к урнам намечался с 9:00, но открыли его в 8:30, так как очередь прощающихся образовалась еще в 6 часов утра (9).

Юрий вместе со своим напарником Владимиром Серегиным погиб 27 марта, в день рождения отца. Праздник планировали отметить 30 марта — на именины Алексея Ивановича, и Юрий тоже должен был приехать… <…> На похоронах, которые состоялись на Красной площади, была лишь мать Юры. По официальной версии, Алексей Иванович заболел, поэтому не смог прибыть в Москву. Однако очень немногие знают, что в действительности дело обстояло несколько иначе. Отец принципиально не захотел присутствовать на похоронах. «Никуда я не поеду, — говорил он, — потому что не знаю, чьи кости будут хоронить — Юры или Серегина…» (33).

В 13:10 космонавты, маршалы и члены Правительственной комиссии подняли урны и вынесли их на площадь Коммуны. Минут через десять длиннейшая траурная процессия тронулась по бульвару и Неглинной улице к Дому Союзов. На протяжении всего пути стояли сотни тысяч москвичей, удрученных тяжелой утратой. Около Дома Союзов урны были установлены на артиллерийские лафеты, все провожающие вышли из машин, и траурная процессия направилась на Красную площадь. <…> (9).

Ярослав Голованов:

Похороны Юры на Красной площади. Кто писал речи всем этим людям?! Никто, даже Андриян Николаев не сказал, что Гагарин был веселым, жизнелюбивым, радостным человеком (34).

Вслед за урнами шли родственники, члены Президиума ЦК КПСС (Брежнев, Косыгин, Подгорный и другие), космонавты, маршалы, министры, генералы и офицеры. В 14:30 урны с прахом Гагарина и Серегина были установлены в нишах Кремлевской стены (9).

Антон Уткин «Крепость сомнения»:

— Ну хорошо, — согласился Аганов. — От греков хоть театр остался, от римлян право, от германцев печатный станок. А от нас что останется?

— От нас останется воспоминание, что мы вывели человечество в космос. Честное слово, это стоит печатного станка. А уж театра тем более (35).

Эпилог

«Идем ко дну. Настроение бодрое». Юрий Алексеевич имел репутацию человека неунывающего и на вопросы из серии «как дела» рапортовал обыкновенно именно таким образом (1); несмотря на угнетающие мысли о содержимом металлических бочек [71], мы также не собираемся заканчивать нашу книгу в минорном тоне.

«Не обошлось в Павлодаре и без курьезов, связанных с Гагариным. После его полета в городском парке отдыха установили макет ракеты, на которой желающие имели возможность некоторое время кружить по заданному радиусу. Однажды ранним утром в эту ракету залез сторож, длинной жердью нажал на кнопку „пуск“ и… поехал. Набравший скорость агрегат не позволил сторожу ни отключить его от энергосети, ни сойти на землю. Да и крик человека, попавшего в беду, ни до кого не дошел. Так он и кружил, пока не пришли уборщицы. Жалкое зрелище они увидели. На вопрос, зачем взрослый мужчина так поступил, сторож ответил, что хотел понять, как себя чувствовал в полете Гагарин. С тех пор сторожа стали звать парковым космонавтом, а аттракцион не знал ни минуты простоя до глубокой осени» (2).

В октябре 1965 года все газеты мира написали о советском 66-летнем жителе Иркутска, пенсионере Алексее Поликарпове, который вышел из дому 12 апреля 1961 года и за пять с половиной лет пешком прошел по территории СССР расстояние в 24 800 миль — такое же, как Гагарин за полтора часа своего орбитального полета. Он побывал во всех союзных республиках, а в его путевых документах проставлено 3175 печатей местных органов власти (3). И это только первые строчки длинного списка курьезных попыток имитации; факт тот, что, странным образом, подвиг Гагарина — в отличие от подвигов Матросова, Маресьева или Стаханова — вызывает неосознанное желание повторить его — даже и самым нелепым способом. (Даже автор этой книги начал свои окологагаринские исследования с того, что зачем-то поехал на Киржачский аэродром и прыгнул с парашютом. Та же мотивация — и тоже, надо полагать, «жалкое зрелище».)

Зачем все эти люди делали это? Почему им захотелось самим почувствовать себя Гагариным? Почему им нравится Гагарин? Зачем вообще всем нам Гагарин, гагаринская биография?

Стандартные тексты о Гагарине-человеке (мы ведь понимаем, что когда речь заходит о таких фигурах, как Гагарин, слово «биография» подразумевает сразу две вещи: биография человека и биография идеи) обычно исчерпываются попыткой ответить на вопрос «знаете, каким он парнем был», и так как парнем он был ого-го, то никаких других вопросов вроде бы и не возникает; однако ж кое-что важное теряется — а именно: знаете, каким парнем он мог быть?

12 апреля 1968 года Гагарин — давайте попробуем поэкспериментировать в жанре альтернативной истории; как и все шарлатаны, мы оправдываем себя тем, что всего лишь разворачиваем «наиболее вероятный сценарий», — становится генерал-майором и в том же году, вместо Кузнецова, начальником Центра подготовки космонавтов. Советский Союз привыкает к 34-летнему «генералу Гагарину», космонавту, чиновнику [72]и летчику. 20 июля 1969 года он выжимает из себя самую «гагаринскую» из своих улыбок и стоически поздравляет американцев с высадкой на Луну [73], одновременно объясняя соотечественникам, как будет выглядеть программа реванша — ведь раз лунная гонка проиграна, должна быть выиграна другая. Варианта два: облет пилотируемого космического корабля вокруг Солнца и/или — полет на Марс. Кремль недоволен его «чириканьем», у них нет лишних денег на космос, однако неугомонный генерал Гагарин все время тюкает свое начальство — когда, когда, когда; и кому же тюкать, как не ему, — ведь это ему на Западе приходится уворачиваться от каверзных вопросов журналистов.