Из моего прошлого 1903-1919 г.г.

Против такого направления дела я стал решительно протестовать, сказавши Столыпину, что нельзя ставить Государя суперарбитром такою дела, и в особенности недопустимо производить эксперименты именно над делом государственного Кредита, который только что начинает крепнуть, и его нужно не расшатывать, а оберегать в интересах того же земледелия и землеустройства, как и всякой другой отрасли государственного управления. Ошибки в этом вопросе залечиваются десятилетиями, а совершаются в одно мгновение необдуманно принятого решения.

Я предложил принять другой способ разрешить выяснившееся уже между нами коренное разногласие, которое, как я вижу, уже доведено до сведения Государя. А именно предоставить мне передать Государю точно все, что я только что сказал и притом в еще более популярной форме и, в том случае, если у Государя уже сложилось окончательное мнение, представить Ему полною свободу действий, согласно принятого Им решения, но не смотреть на состоявшееся разногласие как на вопрос моего недопустимого упрямства и не налагать на меня ответственности за дальнейшую судьбу дела в том направлении, которое грозит одними отрицательными последствиями.

Государь не может не понять, что мною руководят только самые понятные побуждения, и Он, несомненно, не захочет налагать на меня обязанности, которую я не могу выполнить. В таком случае весь ход дела мог бы быть значительно упрощен. Столыпин получил бы от Государя полномочие поручить Кривошеину разработку проекта о передаче Крестьянского Банка в ведомство Землеустройства, на указанных ему основаниях.

При рассмотрении дела в Совете Министров я ограничусь только заявлением о моем принципиальном несогласии, не стану приводить моих доводов и ограничусь лишь тем, что полученные Высочайшие указания ясно указывают на бесцельность возражений против одобренного Государем взгляда Председателя Совета и Министра Земледелия и устраняют самую возможность отстаивать мою точку зрения. Защита всего проекта в Думе и Государственном Совете будет принята на себя Столыпиным или Кривошеиным, а когда проект будет окончательно принят палатами и удостоится Высочайшего утверждения, Государь примет мою отставку и заменит меня лицом, не разделяющим моих взглядов.

Столыпин пытался было уговорить меня еще и еще подумать прежде, чем ставить Государя в такое тяжелое положение, но делал это как-то, что называется, для очистки совести, потому что не раз и сам говорил, что он не имеет никакого права насиловать моей совести, коль скоро я вижу вред от перемены вещей, потому что и сам не хочет насиловать своей совести, разделяя противоположные моим взгляды и не отказываясь от них. Он кончил тем, что согласился со мною и просил меня только, тотчас после беседы с Государем, передать ему вынесенное мною впечатление.

Уходя от него, я спросил его как поступит он, если Государь не примет моего предложения и предпочтет оставить все по старому, в виду доводов о вреде перемены для государственного кредита?

Подумавши довольно долго, Столыпин ответил мне: мое положение иное, чем Ваше, я настаиваю на перемене, не зная так как Вы дело кредита и не неся за его судьбу прямой ответственности. Если Государь возьмет назад свое категорическое обещание по изложенным Вами основаниям, я не имею морального права ставить личный вопрос на карту, и тогда мне придется, по необходимости, согласиться на меньшее – постараться устранить внутренние трения между Крестьянским Банком и Землеустройством, на что Вы, вероятно, охотно пойдете, тем более, что по существу, я не знаю даже велики ли теперь эти нелады, как мне о том говорят, часто не подкрепляя такого заключения действительными доказательствами.

На этом мы расстались, внешне совершенно дружелюбно.

Доклад мой Государю произошел раньше, нежели я предполагал; видимо либо Столыпин, либо Кривошеин предварили Его о моем свидании со Столыпиным.

К ближайшему докладу Государю у меня накопилось много дел, в связи с развитием чумы на линии Китайской железной дороги. Этот вопрос сильно озабочивал Государя, и Он интересовался всеми его подробностями, и мне приходилось как раз на этом моем докладе, тотчас после разговора со Столыпиным, представить Ему целый ряд принятых мер и нимало весьма успокоительных сведений. Я совсем не предполагал затрагивать на этот раз вопроса о Крестьянском Банке и думал отложить его до более подходящей минуты, тем более, что соглашение мое с П. А. отнимало всякую спешность от его разрешения.

Государь отдал много внимания всем доложенным мною вопросам, времени ушло не мало и оставалось еще в приемной несколько человек, ожидавших приема. В 12 часов я собирался уже встать, как Государь удержал меня сказавши, что у Него есть один вопрос, о котором Он давно хотел говорить со мною, но все мешали Ему разные другие, более срочные, дела.

Без всяких оговорок, в самой простой и даже узко-деловой форме Он сказал мне, что уже довольно давно, как Столыпин, так и Кривошеин неоднократно докладывали Ему о созревшем у них мнении о необходимости передать Крестьянский Поземельный Банк в ведомство Землеустройства, которое не может развить своей деятельности без этого условия.

Настояния обоих Министров особенно усилились со времени возвращения П. А. из его поездки в Западную Сибирь, во время которой он получил, по его словам, глубокое убеждение о необходимости этой меры, так как все местные деятели единогласно свидетельствовали ему о целом ряде затруднений, которые тормозят всю работу и не потому, что Банк не идет навстречу нуждам землеустройства, а потому, что это учреждение чужого ведомства, для которого землеустроительное дело не свое дело, и оно просто не в состоянии отрешиться от узко-финансовой стороны и слишком ревниво охраняет ее. Все предоставленные ими доводы настолько убедили Государя, что Он дал положительное обещание, что Он готов встать на их точку зрения, но очень дорожить тем, чтобы я услышал это непосредственно от Него, будучи уверен в том, что я, как всегда, отнесусь к такому решению с точки зрения государственной пользы и помогу довести это дело до благополучного конца.

Государь кончил свое обращение ко мне словами:

«Если Вы не можете ответить Мне сейчас, то Я прошу Вас не стесняться, отложимте его до следующего Вашего доклада, да к тому же сегодня у нас мало времени». Он прибавил, что Ему очень неприятно, что я узнал о Его решении от Столыпина, который «напрасно поторопился» сказать мне. Я сказал Государю, что я мог бы дать мой ответ сейчас, тем более, что имел разговор по этому поводу с Председателем Coветa Министров всего три дня тому назад и обдумал это дело со всех сторон, но опасаюсь, что у самого Государя нет достаточного времени, чтобы дать мне возможность сказать все, что Ему необходимо знать, и потому я прощу разрешить мне взять на мой следующий доклад лишь самое необходимое и посвятить все время разъяснению возбужденного Самим Государем вопроса.

Он охотно согласился на это и прибавил, что знает уже от П. А. о моей с ним беседе и чрезвычайно встревожен тем, что слышал от него, хотя и отдает мне вперед справедливость в том, что я смотрю на дело как честный человек и если я считаю, что эта мера вредная, то я не только имею право, но даже обязан сказать это своему Государю, и Он со своей стороны никогда не осудить меня за это, как не сочтет Себя в праве требовать от меня, чтобы я сделал то, что считаю вредным и за что не должен нести и ответственности.

Затем, подумавши несколько минут, Государь сказал как бы нехотя: «Я ответил П. А. на переданный им разговор его с Вами, что при таком положении, которое Вы намереваетесь просить моего разрешения занять, и в чем Я Вам препятствовать не могу и не буду, едва ли этот вопрос пройдет гладко, в особенности в Государственном совете, где есть много людей, которые поймут, что без Министра Финансов едва ли можно обойтись в таком дел».

Прямо с моего всеподданнейшего доклада я проехал к Столыпину, не заезжая домой, и передал ему дословно мою беседу с Государем.