Одиссея генерала Яхонтова

Видимо, Яхонтов попал действительно на другой край земли. То, чем он жил, было бесконечно далеко и мало кого интересовало. Попутчиком Яхонтова оказался профессор Гарвардского университета. Яхонтов знал, что это один из лучших университетов мира, и с должным почтением внимал своему спутнику. Тот очень подробно доказывал, что Нью-Йорк — «не Америка» (это потом Яхонтов слышал тысячи раз), а что «истинный вкус Америки» имеет только Бостон. Яхонтов узнал много интересного о Бостоне, но его не то что укололо — удивило, что профессор ни о чем не расспрашивал его самого. Когда же Виктор Александрович что-то сказал об архитектуре Петрограда, профессор невозмутимо заметил, что Россия не входит в круг его интересов. По доброте душевной Яхонтов сделал вывод, что он встретил ученого-чудака. Он еще не знал тогда, что это чисто американская черта, свойственная миллионам жителей этой страны.

Как и всех европейцев, впервые попадающих сюда, его ошарашил Нью-Йорк. Ошарашил и очаровал. Ему сразу понравился этот город — размахом, динамизмом, тем, что Виктор Александрович назвал для себя дерзостью. В Нью-Йорке его встретил русский генеральный консул Михаил Михайлович Устинов. Он помог Яхонтову устроиться в недорогой, но приличной гостинице, отвез в «Утюг» («Флатайрон») — так из-за его формы называлось здание, которое занимала русская военная закупочная комиссия. Яхонтова поразил огромный штат офицеров, который набился в этот далекий от фронтов «Утюг». Поразило и то, что офицеры учинили ему форменный допрос о его позиции, взглядах на те или иные стороны событий в России. Поразил тон, какой они взяли в разговоре с ним, боевым офицером, два года проведшим на фронте, пусть и с ушедшим в отставку, но генералом! Яхонтов был не из тех, кого можно «взять на испуг». Отвечал резко, сам в свою очередь ставил вопросы в лоб. Ему очень быстро стало ясно, что перед ним — сбитые с толку люди, политически не то что наивные — инфантильные. Ему показалось, что вся Россия для них персонифицировалась в личности царя, что без царя Россия, народ, страна для них нечто пугающее, непонятное и им гораздо легче думать, что такого вовсе и нет, «потому что не может быть никогда».

Консул Устинов только рассмеялся, когда при прощании Яхонтов поделился с ним своим мнением о нью-йоркском офицерском обществе.

— Ах, дорогой Виктор Александрович! Не судите да не судимы будете. Смотрели сегодняшнюю «Таймс», нет, не лондонскую, а здешнюю, «Нью-Йорк таймс»? Опять сенсация — падение большевиков. Ей-богу, это уже раз в двадцатый. Я — не верю, пытаюсь сопоставлением различных источников вылущивать истину, как ядро из орешка. Знаете, я сразу не поверил даже тогда, когда они написали о гибели генерала Корнилова…

— Лавр Георгиевич?!

— А вы не знали? Погиб. В бою под Екатеринодаром. Так вот, я пришел к убеждению, что наша несчастная родина вышла за пределы исторической логики. Что вы удивляетесь этим молодым людям из «Флатайрона»? А как реагировать мне? Вот фотокопия одного прелюбопытнейшего, во всяком случае для меня, документа.

Устинов достал из бумажника фотографию. Яхонтов прочел:

— Кто такой Чичерин и кто такой Джон Рид?

Устинов аккуратно уложил фотографию в бумажник, вздохнул:

— Простите, это моя вина. Как консул или, вернее (он усмехнулся), как бывший консул я должен был ввести вас в курс не только здешних, но и российских дел. Когда господин… вернее, э-э-э… товарищ Чичерин подписывал мою — как бы это выразиться? — отставку, он был заместителем Троцкого. Сейчас он сам министр, то есть народный комиссар иностранных дел.

— А Троцкий?

— Не падайте в обморок, господин генерал. Троцкий теперь командует Красной Армией…

— Они с ума сошли? — воскликнул Яхонтов.

— Кто — они?

— Большевики. Против таких генералов, как Деникин, Краснов, Юденич, поставить… э-э-э… я ведь видел его своими глазами, Михаил Михайлович.

И Яхонтов рассказал о выступлении Троцкого в Предпарламенте.

— Забавно, забавно. А я здесь встретился с людьми, которые знавали господина Бронштейна по Нью-Йорку. Да-с, он здесь был в эмиграции, как многие из большевиков. Но Троцкий вовсе не был большевиком. И якшался он, по данным моих информаторов, с публикой совсем не социал-демократического толка… Но мы отвлеклись, генерал.

— Да-да, господин Чичерин…

— Товарищ, Виктор Александрович, товарищ… Фигура какая-то странная. Я располагаю достоверной информацией, что он из хорошей семьи, образован, начитан и… прекрасно играет на фортепьянах. Представьте: большевик — знаток Моцарта. Звучит невероятно, но это так.

Вот я и говорю: наша несчастная Россия выпала из исторической логики.

— Ну, а господин Джон Рид?

— Тоже какой-то нонсенс. Это американский журналист, говорят, очень талантливый, но экстравагантный. То ли по чудачеству, то ли в погоне за сенсацией проявляет большой интерес к радикалам, экстремистам. Был, так сказать, хроникером мексиканской революции, брал интервью у Панчо Вильи (это мексиканский вариант Стеньки Разина), ну и все в таком духе. В прошлом году отправился в Россию, был свидетелем большевистского переворота, говорят, без ума от Ленина, да, так говорят…

Яхонтов учтиво поблагодарил консула за помощь в незнакомом городе.

— Рад был познакомиться, — поклонился Устинов. — Всегда к вашим услугам, если, конечно, сюда не приплывет отряд революционных матросов и не выгонит меня штыком из моего офиса…

Шпага Лафайета

В один из прекрасных дней вашингтонской весны 1918 года военный министр Бейкер пригласил к себе начальника штаба генерала Пертона Марча и генерала Уильяма Грейвса, которому вскоре предстояло отправиться в Россию во главе американского экспедиционного корпуса.

— Русский военный атташе полковник Николаев, — сказал министр, — обратился ко мне с личной просьбой. Подчеркиваю, джентльмены, не с официальной, а с личной. Он просит принять русского генерала по фамилии, ах эти русские фамилии, — генерал заглянул в блокнот, — генерала Яхонтова. Он только что приехал в Штаты и, кажется, ожидает, что мы пошлем его командовать американскими парнями во Францию.

Генералы рассмеялись. Министр продолжал:

— Я бы не побеспокоил вас, джентльмены, но, судя по всему, чем дальше, тем больше нам придется заниматься русскими делами. Поэтому я счел целесообразным откликнуться на просьбу русского атташе. Я запросил разведывательное управление. Сейчас я приглашу полковника Ричарда Смайли, и он доложит нам об этом русском. Кто знает, может быть, он в какой-то степени окажется перспективным.

Министр пригласил Смайли, и разведчик начал доклад.

— Виктору А. Яхонтову 36 лет. Родился в 1881 году в Варшаве. Отец — генерал, военный юрист, сэлф-мэнд-мэн (дословно — человек, сделавший себя сам, то есть добившийся успеха благодаря лишь собственным усилиям). Мать, урожденная Дегай, из знатной семьи, в числе ее предков известные в России военные и государственные деятели. Ее брак с генералом Яхонтовым-старшим считался мезальянсом. И отец и мать умерли, когда Виктор Яхонтов был ребенком. Его воспитывали родственники и в десятилетнем возрасте отдали в Первый кадетский корпус в Петербурге. Это привилегированное военное учебное заведение. В 1899 году Яхонтов поступил в Павловское пехотное военное училище, окончил его в 1901 году и был назначен в Куринский полк в Кутане. (Это на Кавказе, пояснил Смайли, и правильно сделал, потому что его начальники плохо разбирались в географии далекой экзотической страны.) В 1904 году поступил и в 1907 году окончил Академию Генерального штаба. Затем служил в другой части — в полку святого Александра Невского…