Омар Хайям

Через несколько лет купец вновь оказался в этом же городе. И здесь он услышал поразившую его весть: бывший падишах недавно умер. Искренне горюя, купец направился на кладбище, где был похоронен его приятель. Найдя его могилу, он прочитал те молитвы, которые приличествовали мусульманину в таких случаях. Когда же он смахнул слезы, на большом черном камне увидел знакомые слова: «И это тоже пройдет». Еще сильнее зарыдал купец, повторяя про себя: «Но сейчас ты, мой друг, ошибся. Увы, это уже не проходит».

Через семь лет сильно постаревший купец приехал в знакомый ему город. Завершив свои торговые дела, он решил проведать могилу своего странного приятеля, но, сколько ни искал, так и не нашел кладбища. Когда же он попросил местных жителей помочь ему, те ему рассказали, что произошло. Года три назад необычайно быстро наступила весна. Река за ночь вышла из берегов, и город оказался во власти бурного наводнения, принесшего большие беды и несчастья жителям. Но и не только им: злой поток ночной воды унес и все кладбище. На его месте остался ровный и спокойный пустырь.

Ничего не сказал купец. И в тот же день покинул город.

Ибрагим замолчал. Недалеко раздавался мерный гул огромной стрекозы. Отец посмотрел на сына. Омар ничего не говорил и не спрашивал: он внимательно рассматривал небольшой ярко-голубой цветок. Ибрагим вдруг облегченно вздохнул: слава Аллаху, сын ничего не понял. Да и зачем ему-то надо было вспоминать это сказание неопрятного дервиша? Какая польза в этом? Он усмехнулся: странная штука — память человека. Но, доживи он до этого, Ибрагим, наверное, услышал бы отзвуки сказки в стихах сына:

Как велось преподавание наук? Медресе. Нишапур, бывший средоточием учености Востока, является родиной учебных заведений этого типа. Задолго до рождения Омара диктование (имла) считалось высшей ступенью преподавания. Говорят, что мутазилит аль-Джуббаи продиктовал 150 тысяч листов, никогда не заглянув в книги и записи. А Абу Али аль-Кали надиктовал пять томов.

Но уже в десятом веке появляется новый вид преподавания. Суть его заключалась в том, что один из слушателей читал текст и учитель временами перебивал его и объяснял или толковал (тадрис [2]) трудные места. Это неизбежно приводило к диспутам. Обучение богословским наукам обычно проводилось в мечети. И если в пору юности Ибрагима и даже позже в доме Аллаха можно было встретить спорящих мужчин и подростков, то потом это стало осуждаться. Мечети для диспутов были неподходящим местом. Видоизмененный метод преподавания благодаря преобладанию тадриса создал условия для возникновения медресе.

Уже через несколько лет Омар бегло читал по-арабски и мог повторить, не заглядывая в Коран, подряд несколько сур. Это особенно умиляло Ибрагима, с интересом слушавшего непонятную гортанную речь своего сына. Но не только священной книге отдавал все свое время Омар. Случалось, вопросы сына ставили в тупик отца, человека хотя и не очень грамотного, но опытного, немало лет прожившего на этом свете.

И в минуты отдыха, размышляя о сыне (не родительским умом, а глядя на него как бы со стороны), снова и снова убеждался он, что Омар в своем развитии перерос сверстников. Хорошо это или плохо, Ибрагим ее знал. У Омара не было друзей, лучшие его товарищи были книги. Но страшнее для Ибрагима было другое: растущее между ним и сыном взаимное непонимание.

Практический ум нишапурского палаточника никак не мог понять, почему Омар не относится с должным рвением к арифметике, географии. Конечно, хороши и астрономия, и геометрия, и музыка, и философия. Но эти науки больше для детей людей благородных: визирей, кади, раисов. А для ремесленников и купцов больше подходят науки практические. Ведь, как бы то ни было, в любую лихую годину торговля и ремесло не дадут умереть с голоду, в то время как кади и раисы меняются с каждой новой властью. Конечно, лестно иметь сына большим человеком (Ибрагим иногда вспоминал свои честолюбивые мечты при рождении Омара), но еще лучше видеть сына со скромным достатком, зато целого и невредимого. Между тем каждый знает — жизненный путь людей знатных нередко до срока прерывает рука палача!

…Было это в начале лета. Возвратившись из медресе, Омар умылся и с раскрытой книгой долго сидел у арыка, о чем-то думая. В последнее время такая картина была привычной для окружающих. Углубившись в работу, Ибрагим не заметил, что прошло довольно много времени, и, подняв голову, он увидел Омара, сидящего в той же позе.

— Не заболел ли, сын? — спросил встревоженный палаточник.

— Заболел? — Омар встряхнул голову, будто просыпаясь от глубокого сна. — Нет, нет. Видишь ли, может, это прозвучит для тебя неожиданно… Не бойся, я в здравом рассудке. Но в голове моей хаос. А все от размышлений над нашим мирозданием. Аристотель утверждает, что Земля — это шар, и она центр Вселенной. Архимед же говорит, что шарообразная Земля — это всего лишь небольшая планета, которая крутится вокруг огненного облака — Солнца. Идем дальше. Вот в руках у меня «Алмагеста» Птолемея, которую мы изучаем в медресе. Что же утверждает этот мудрец? У него Земля тоже шар, но неподвижный. Вокруг Земли вращаются прозрачные оболочки — сферы, к которым прикреплены различные светила. Самая близкая к Земле — сфера с Луной. Потом идет сфера с Меркурием, потом с Венерой, потом с Солнцем, потом с Марсом, потом с Юпитером, седьмая сфера с Сатурном. На восьмую прикреплены все неподвижные звезды. А на девятой сфере — тот самый Перводвигатель, который заставляет двигаться планеты и весь окружающий мир. Но и это еще не все. Вот в этой стопке книг есть две работы великого Бируни. В книге потолще я нашел интересные мысли. «Разъяснение принадлежащих индийцам учений, приемлемых рассудком или отвергаемых» — так она называется. Так… Вот! «Последователи Ариабхаты полагают, что Земля движется, небеса же находятся в покое. Люди пытались это опровергнуть, говоря, что если бы это имело место, то камни и деревья падали бы с Земли… Учение, согласно которому Земля находится в покое, есть одна из главных основ, догма индусских астрономов, но она представляет многие и большие затруднения». А теперь я возьму в руки этот труд, который Бируни назвал: «О различных способах изготовления всевозможных видов астролябий». Читаем: «Я видел у Абусаида астролябию другого вида, чем все остальные… Я нашел, что она является прекрасным изобретением, принцип которого основан на твердом убеждении в движении Земли, а не видимом движении небосвода». Над всем этим я долго размышлял. Смотрел на небо. Думал. Но, может быть, нам никогда не постигнуть тайны мироздания (позже эти сомнения Хайям-поэт отчеканит в четыре строчки своего рубаи)?

Ибрагим внимательно и настороженно слушал Омара.

— Я увлекся Птолемеем, — продолжал юноша. — Мне казалось, его учение наиболее приемлемо разумом. Зачем блуждать в бесплодной пустыне сомнений? Что может быть стройнее его системы!

Но состояние удовлетворенности скоро вновь меня покинуло. Неужели мы и наша Земля есть центр мироздания? Посмотри на звезды в ясную ночь. Их тысячи и тысячи. Поднимись на самый высокий минарет, на верхушку горы. Они не стали ни ближе, ни дальше. Впрочем, мне кажется, они настолько далеки, что наш ограниченный разум не может представить это расстояние. Но это не суть важно. Важно другое. Не кажется ли и наша Земля для этих звезд ничтожной песчинкой, сверкающей в безбрежном небесном океане? Если принять эту точку зрения, то получается, что и на звездах возможны существа, подобные нам. Подумай, отец: почему именно Земля, а не Венера, Меркурий, Сатурн или другие планеты являются осью в той колеснице, которую запустил творец. Я думаю, Архимед и Бируни находятся ближе к истине, нежели Птолемей. И вот я вплотную подошел к своему собственному открытию. Как-то я обратил внимание на свою руку и увидел на ней много коричневых пятен. Их, наверное, больше десятка, а то и двух. Мать говорит, что они называются родимыми пятнами. И они ведь есть у многих людей. Сначала-то я был твердо убежден, что каждое пятнышко — это звезда. (Роднички на теле очень похожи на небесные серебряные россыпи — есть помельче, есть покрупнее.) И запечатленные на теле человека, они фиксировали положение небесных светил в день его появления на свет. Теперь я смотрю на это несколько иначе. Впрочем, спрошу сначала тебя: ты не задумывался: зачем у человека родимые пятна, если они ни для чего не нужны? Носом мы дышим, языком говорим, зубами разжевываем пищу, кожа предохраняет наши внутренние органы, а для чего родимые пятна?