Истоки (Книга 1)

- Хватит тебе поносить родню, - вступился Варсонофий Соколов.

- Не зажимай критику. Родственные отношения не имеют для меня резона. А жена моя поперешная. Когда я за ней ухаживал, она замечать меня не хотела. Но я глянул на нее сентябрем, начал за другой ухаживать, Марфа ночью сама ко мне прибежала. Прошу ее выйти за меня замуж - идиотом обзывает. Ты, говорит, один это придумал или с помощниками? А теперь что делает?

- Не беспокойся, Веня, дано указание задерживать женщин. Так что твоей Марфуте завернут назад оглобли, - сказал Абзал Галимов.

- Не знаешь ты ее! Ты ее посади в железную клетку, опусти на дно океана, а она все равно найдет мужа. Это же стопроцентная женщина!

Соколов достал зеленой бадейкой воду, поставил в крут бойцов. Держа манерку, с которой падали на траву светлые холодные капли, он запел вполголоса:

Эх, да ты напейся воды холодной,

Про свою милку забудешь.

Гамилов дремал, прикрыв лицо пилоткой. Ясаков на ветерке и солнце сложил щепки в аккуратную кучку, прилег и скоро задремал под тихий напев Соколова.

- Вставай, - растолкал его Соколов, - сержант идет.

Все встали, всматриваясь в лицо Александра Крупнова. Последнее время солдаты всякий раз, встречая командиров, вопросительно смотрели в их лица, стараясь угадать, с какой вестью идет начальник. Легким шагом подошел Александр, заглянув в криницу.

- Ну, рассказывайте, кто какой сон видел? - спросил он, садясь на скамеечку под ветлой.

- Видел большой котел каши, товарищ сержант, - сказал Соколов.

- А я на руках ребенка качал, - сказал Ясаков.

- Самый правильный сон у Ясакова. Собирайся: жена приехала.

...Марфа проскочила через все кордоны, добралась до самого генерал-лейтенанта Чоборцова и подала ему письмо своего отца, Агафона Холодова. Сделала она это так стремительно, что даже Валентин, отлучившийся на минутку из приемной, диву давался, когда вдруг увидел в кабинете генерала свою сестру.

Как ни в чем не бывало она сидела в кресле, в дорожном пыльнике, сияла кошачьими главами.

- Познакомьтесь, майор, с этой боевой женщиной, - сказал генерал.

Он любезно поговорил с нею и вопреки своему запрету разрешил ей проехать вместе с полковником Богдановым к мужу. Потом он вызвал оперативника и накричал на него:

- Чтобы завтра же я не видел тут ни одной бабьей юбки! Не позже как через двадцать четыре часа выпроводить эту свиристелку! Ну и баба!..

Ясаков знал темперамент своей жены, но то, что проделала она сейчас, опьянило его окончательно. Разрешили им поселиться временно в недостроенной бане. Через час эта баня превратилась в горницу. Тут и одеколон и цветы на окне. Можно уже приглашать гостей на чашку чаю. Ясаков чувствовал себя незаслуженно счастливым и даже виноватым перед товарищами. Поэтому он отказался от льготы не идти в эту ночь, с 21 на 22 июня, на пост.

Провожая своих бойцов в охранение, Крупнов наказывал строго:

- У меня чтобы порядок был!

- Знаем, кого охраняем! - пошутил Соколов.

В эту ночь Вениамин Ясаков стоял на своем обычном посту у перелеска, привалившись к дубу широкой спиной, лицом на запад. Долго не темнело, почти до десяти часов, потом запад померк, и едва-едва различимо виднелись фольварк, купы граба. Светлы и легки были мысли и чувства Ясакова. Перед зарей потянуло ко сну. Но он снял шинель, повесил ее на гвоздь рядом с полевым телефоном (все это его приспособление). И хотя последние дни все тревожнее становилось на границе, Вениамин думал, что вот он скоро отстоит свои часы, вернется к Марфе. Он улыбнулся при мысли, как застанет ее спящей на топчане в недостроенной бане, возьмет на руки и понесет к колодцу умываться. "Да что ты чудишь, отец?" - скажет Марфа. Теперь она называла его отцом. Как-никак у них есть сын Ванька. Совсем отслужится, поедет домой на Волгу...

Над болотцем заныли комары. Светлел северо-восток в эту самую короткую в году ночь...

Вдруг над головой загудели моторы. Группы бомбардировщиков с черно-желтыми крестами на крыльях волнами шли на различной высоте с запада, с пограничной полосы послышалась артиллерийская канонада. Несколько транспортных самолетов развернулись над лесом, стали выбрасывать воздушный десант. Ядрено зазвучали трескучие автоматные очереди парашютистов. Ясаков стал стрелять по немецким десантникам.

В окопчик свалился Крупнов, дыхание его было глубокое, но ровное: у этого парня сердце работало безотказно.

- Сашка, война или инцидент?

- Для нас с тобой уже война.

Из камышей у озерка вышли во весь рост человек двадцать немецких солдат.

- Черт принес Марфу! - выругался Ясаков.

- О ней не беспокойся. Уедет. Будет бабам трепать дома: воевала на границе. - Крупнов отложил бинокль, позвонил по телефону: - Неделька, видишь на левом фланге? Ну вот, полосни пулеметами.

Весело и бодро застрочили пулеметы, и, будто кланяясь им, падали немецкие солдаты.

Крупнов приказал Ясакову отходить к окопу отделения. Там перед бруствером, обменявшись пулями, лежали немец - головой на восток, русский - головой на запад... Из-за леса, рыча моторами, напролом перли угловатые, крестатые танки. Тяжкие обвалы артиллерийских залпов потрясали воздух.

В пять часов утра 22 июня 1941 года статс-секретарь Вейцзекер позвонил в советское посольство и пригласил посла явиться сейчас же в министерство иностранных дел, Матвей Крупнов сопровождал посла.

Их принял сам Риббентроп. Мигая воспаленными глазами, он сказал с излишним спокойствием:

- На мою долю выпала обязанность сообщить вам, что наши страны находятся в состоянии войны. Я сожалею об этом. - Он подал послу ноту об объявлении войны.

В ноте говорилось, что Германия не может мириться с тем, что Советский Союз сосредоточил у ее границ огромные армии, ведет себя недружелюбно...

- Германия сделала трагическую ошибку, - заявил посол.

- Она еще пожнет горькие плоды своего вероломства, - сказал, не одержав себя, Крупнов.

Риббентроп криво усмехнулся.

- Ваши интересы будет представлять, вероятно, Швеция или Турция. Обмен посольствами будет проведен через Турцию. Вы, как и прежде, в полной безопасности. Прошу вас заметить: в пять часов пятнадцать минут я поставил вас в известность о состоянии войны. Шуленбург в Москве сделал то же самое. - Риббентроп наклонил голову.