Предсмертные слова

«Я хочу умереть как солдат», — сказал своему слуге пришедший в сознание вице-адмирал сэр ФРЭНСИС ДРЕЙК. Он с трудом приподнялся с корабельной койки и попросил юнгу Уильяма Уайтлока облачить его в боевые доспехи. Великий мореплаватель и флотоводец, самый любимый пират королевы Елизаветы Первой, национальный герой Англии, фактически разгромивший «Непобедимую армаду» Испании и переживший не один десяток морских сражений, умирал от позорной и оскорбительной болезни — дизентерии. Командующий королевской флотилией из 27 судов, трюмы которых были забиты умирающими матросами, он уже не поднимался на палубу 550-тонного флагманского фрегата «Вызов» и пребывал в каюте, принимая у себя только старших офицеров и друзей. Один из них, Томас Мэйнард, оставил воспоминания о последних часах Дрейка: «Несмотря на присущий ему оптимизм, он впал в глубокую депрессию. На его лице уже не было ни следа веселья или радости… Всё вокруг было зловоние болезни и присутствие смерти… И всё же он бодрился: „Ничего, ничего, старина. У Бога всегда есть кое-что в запасе про нас, да и я знаю множество способов ещё послужить Её Величеству королеве, да и себя обогатить. Мы должны добыть золото, прежде чем вернёмся в Англию“». Адмирал несколько успокоился, и его уговорили вернуться в постель. Он вновь впал в беспамятство и через час умер, не приходя в сознание. В судовом журнале было записано: «В среду, которая пришлась на 28 января 1596 года, в 4 часа утра, от кровавого поноса умер сэр Фрэнсис Дрейк, в виду острова Буэна Вентура, в 6 лье от берега, где он и покоится с миром». Да, по морскому обычаю, свинцовый гроб с телом королевского адмирала был опущен в воды Карибского моря «под скорбные звуки труб и грохот пушек». А ведь мог уйти из жизни раньше и по-другому. Королева Елизавета призвала его однажды к себе: «Дрейк, король Испании требует твоей головы. Я должна отрубить её!» А потом воскликнула: «Поднимитесь с колен, сэр Фрэнсис. Отныне вы — в рыцарском звании!»

Английская писательница ВИРДЖИНИЯ ВУЛФ, перед тем как броситься в реку Оуз с полными камней карманами платья, подошла к мужу, Леонарду, и вдруг впервые за всю их долгую совместную жизнь стала гладить его вечно трясущиеся руки. «Мне кажется, дорогой, что тебе пора отдохнуть», — сказала она ему и, размахивая тростью, ушла умирать. А ещё она оставила мужу довольно пространное послание: «У меня такое чувство, что я схожу с ума. В эти ужасные времена долго я не протяну. Мне слышатся голоса, и я не могу сосредоточиться на своей работе. Я больше не в силах с этим бороться. Своим счастьем я обязана тебе, однако меня уже не хватает, и я не хочу портить тебе жизнь». Шла Вторая мировая война, в дом Вулфов в Лондоне попала бомба, сгорела библиотека, погибли книги, символ разума и цивилизации. Вирджиния заканчивала роман «Между актами», силы её были на пределе, и, как всегда, ей казалось, что всё не так, читатели не поймут её замысла. Она ещё не оправилась от потрясения: в Испании погиб её любимый племянник. И вообще мир, в котором не было места для неё и её близких, уже страшил писательницу, столь ненасытно любившую жизнь. А последнее своё письмо в этот же день она отправила ближайшей подруге Вите, которую любила плотски: «…Ты спрашиваешь, кого я любила. Никого. Бог отнял у меня способность любить живых людей. Я любила создания своего воображения, например, Клариссу, мистера и миссис Рамсей… Я наказана за это».

И её соотечественник, поэт и журналист ЕВСТАХ БАДЖЕЛЛ, тоже набил камнями карманы своего камзола и бросился с лодки в реку, оставив двустишие: «Что совершил Катон, а затем повторил Аддисон, не может быть неправым». (Римский философ-стоик Катон младший бросился грудью на меч, английский писатель Джозеф Аддисон покончил с собой, приняв яд).

Аргентинская поэтесса АЛЬФОНСИНА СТОРНИ бросилась в море, оставив короткую простенькую записку, в которой красными чернилами на голубой бумаге так прямо и сказала: «Я бросилась в море». Как будто без записки никто этого и не узнал бы.

Французский архитектор и теоретик архитектуры ШАРЛЬ ЭДУАР ЖАННЕРЕ, более известный как ЛЕ КОРБЮЗЬЕ, проснулся в тот день — 27 августа 1965 года — очень рано и быстро набросал своему приятелю почтовую открытку: «Дорогой мой! Я застрял на Лазурном Берегу — ничего не могу делать. Леплю скульптуры из песка, смотрю на море… Врач запрещает мне купаться и даже пить, но я его не слушаю. Думаю, надо изобрести всё заново! Переосмыслить человека, биологию, природу, космос… Мы мечемся, а всё должно быть ясно. Как вот эта линия горизонта, на которую я смотрю каждое утро. Иногда мне кажется: как было бы здорово умереть, плывя навстречу солнцу. Как это было бы здорово!..» Ле Корбюзье покинул свою виллу, опустил открытку в почтовый ящик, вошёл в тёплые воды залива Мартина и поплыл навстречу солнцу. Плыл долго… Купальщики нашли его тело, выброшенное волнами на берег, несколькими часами позже.

«Очень не советую топиться тем, кто умеет плавать», — предостерегал в предсмертной записке греческий поэт КОСТАС КАРИОТАКИС, который, до того как застрелиться, безуспешно пытался утопиться в море. Застрелился он мастерски, с первого же выстрела.

«Я отлучусь ненадолго — надо убрать с пляжа эти чёртовы водоросли, — крикнул жене Саре самый оригинальный американский художник-авангардист ДЖЕРАЛЬД МЁРФИ. — Приготовь, пожалуйста, шерри». Но до шерри дело не дошло. Потерявшего сознание Джеральда нашли на берегу Гудзонова залива и перенесли в «Лачугу», как он называл свой скромный, выкрашенный им самим в розовое домик. Ученик нашей Натальи Гончаровой, которой он помогал создавать декорации к балетам в труппе Сергея Дягилева, Мёрфи умирал в своей обставленной по-спартански спальне, больше похожей на монастырскую келью. Когда-то он прослышал, что в церкви святой Филомены, в соседнем городке Ист-Хамптон, служит священник, который во время Второй мировой войны был армейским капелланом. «А ну-ка, позовите ко мне этого служаку!» — потребовал он. Священник явился и охотно отпустил ему грехи. Джеральд посмотрел на убитые горем лица присутствовавших при этой сцене Сары и дочери Онории, кротко улыбнулся и сказал: «Да дайте же им нюхательной соли». До сих пор точно неизвестно, сколько полотен создал Мёрфи — то ли одиннадцать, то ли двенадцать, то ли целых четырнадцать, но в музеях их только четыре: «Часы», «Оса и груша», «Бритва и спички», «Палуба».

МЭРИЛИН МОНРО, в девичестве НОРМА ДЖИН БЕЙКЕР, сказала своей горничной Майер, которой врач-психиатр Марианна Крис велела ночью присматривать за ней и не спускать с неё глаз: «Не беспокойся, Юнис, я не выйду из дому». Она и не вышла — рано утром 5 августа 1962 года её нашли мёртвой на гасиенде в Брентвуде, пригороде Лос-Анджелеса, куда она перебралась незадолго до этого. «Ангел секса» и «рог изобилия», как её называли американцы, лежала поперёк кровати абсолютно нагая, даже без бюстгальтера, который неизменно надевала на ночь, и «в довольно причудливой позе». Накрыв тело дешёвым бумажным одеялом, санитары вывезли её в морг. Врач, делавший первичный осмотр, записал в свидетельстве: «Женщина, 36 лет, рост 162 см, объём бёдер 96 см, объём талии 57 см, объём груди 96 см, шатенка, крашенная под блондинку, скончалась от смертельной дозы снотворного». Красивая женщина, популярная киноактриса Америки и «неудачница, сражавшаяся с судьбой», Монро злоупотребляла снотворным с молодых лет: все пузырьки из-под лекарства в доме были пусты. По другой версии, поздним вечером, накануне смерти, актрису посетил брат президента Джона Кеннеди, Роберт, тогдашний Генеральный прокурор, и потребовал «отдать ему важную вещь» (Речь, очевидно, шла о дневнике Мэрилин). Разговор вёлся «на повышенных тонах», и, когда Монро впала в истерику, вызванный доктор Григсон сделал ей инъекцию адреналина прямо в сердце, после чего она впала в коматозное состояние. Говорят, перед смертью Мэрилин частенько повторяла кому ни попадя: «Пусть мой пепел будет развеян над водой кем-нибудь из моих детей, если они у меня будут…». Детей у неё не было. Хотя мужей и любовников — хоть отбавляй. Однако секс-символ XX века, женщина, о которой мечтал каждый второй американский мужчина, была на поверку сексуально пассивным партнёром и получала наслаждение не от плотских утех, а от восхищения мужчин её телом. Монро никогда не носила нижнего белья, часами любовалась перед зеркалом своим обнажённым телом, даже танцевала голой и любила позировать фотографам. В постели предпочитала получать, а не изобретать что-то новое. Она редко принимала ванну, ела в постели и вытирала руки о простыни. Всегда хотела быть сама собой и ничего не бояться. После Мэрилин осталось знаменитое белое пианино, символ детства, которого у неё не было. На её похоронах был произнесён лишь один псалом, который начинался словами: «Как страшно и чудно создал её Творец!».