Карл Маркс

О полувековом юбилее Марксу напомнили родные. Отложив формулы и наброски сложившихся в бездонном мозгу решений, Карл потянулся к сигаре и задумался о прожитых годах. Пятьдесят лет! Порог старости! В окно кабинета врывался запах майских цветов. Гудели жуки, пели птицы. Карл закурил и оперся головой на руку. Промелькнули разрозненные картины детства, юности, зрелых лет, припомнились давно исчезнувшие люди.

«Ах, Карлуша, Карлуша, ты все еще нищий и таким умрешь. Если б ты послушался меня и вместо того, чтобы пытаться осчастливить все человечество, сколотил капитал, то жил бы, как дядя Филипс и даже богаче, ведь у тебя такая голова», — донесся до него шепот покойной матери.

Карл насмешливо сощурил глаза. Полвека тянул он лямку, был изгнан с родины, беден, болен, вступал в необеспеченную старость. В течение многих лет рядом с ним терпели тяжкие лишения жена и дети. И, однако, подводя итоги прожитого, Маркс знал, что, начни он жизнь сначала, все равно пошел бы по тому же пути, не отказался бы ни от чего.

И когда Женни, поздравив Карла, прижала к груди его седую голову, Карл сказал ей с глубоким чувством:

— Я нашел все-таки в жизни самое редкое и ценное: настоящую любовь — тебя, и дружбу — Фридриха.

«Дорогой Мавр! — писал Марксу Энгельс в те же дни, — поздравляю anyhow [30] с полувековым юбилеем, от которого, впрочем, и меня отделяет лишь небольшой промежуток времени. Какими же юными энтузиастами были мы, однако, 25 лет тому назад, когда нам казалось, что к этому времени мы уже давно будем гильотинированы».

Подобно тому как огромная масса Луны притягивает к себе морские пучины, вызывая приливы и отливы океанов, так гений обладает магнетической силой притяжения. Женни фон Вестфален пожертвовала ради Маркса всеми привилегиями своего аристократического происхождения и любила его безмерно до самой своей смерти; великий Энгельс делил с Марксом все и не пожалел своих лучших лет, чтобы предоставить другу возможность творить. Вильгельм Вольф завещал Марксу свое небольшое, трудом скопленное состояние, так же как Елена Демут бескорыстно посвятила семье Маркса всю свою жизнь.

Дружеское чувство прочно привязало к нищему и преследуемому Марксу Вейдемейера и Лопатина, Лесснера и Лафарга, Либкнехта и Дмитриеву и многих, многих других. Он вдохновлял поэтов, вселял уверенность в революционеров, восхищал ученых.

Люди разных национальностей и профессий тянулись к Карлу Марксу и, узнав его ближе, никогда уже не оставались равнодушными к нему. И в то же время Маркс был одним из самых скромных людей. Он решительно пресекал всякую лесть, прислужничество и питал жестокую неприязнь к проявлению какого бы то ни было культа личности. Так было всю его жизнь. Маркс любил вспоминать, как, вступая в Союз коммунистов, он и Энгельс поставили условие, чтобы из устава было выброшено все, содействующее суеверному преклонению перед отдельными личностями.

Осенью 1868 года Маркс получил письмо от незнакомого ему русского из Петербурга. Николай Франциевич Даниельсон, псевдоним которого был Николай — он, 24-летний литератор, служивший в Петербургском обществе взаимного кредита, сообщал, что «Капитал» переводится на русский язык и принят к изданию Поляковым. По просьбе Даниельсона Маркс послал ему фотографию и краткие автобиографические сведения.

Мысль о переводе «Капитала» возникла у участников полулегального кружка, прозванного «Рублевым» по размеру установленных в нем членских взносов. Несколько десятков молодых честных и пылких сердец объединились, чтобы нести знания в народ. Они надеялись пробудить в бесправных и обездоленных соотечественниках стремление к борьбе за общечеловеческие идеалы добра и равенства. С этой целью образованная молодежь старалась ознакомиться со всем новым и значительным, что издавалось в других странах, и по возможности переводить и издавать книги на родине.

Одним из учредителей и вдохновителей «Рублева общества» был Герман Лопатин, ученик Чернышевского, рано испытавший на себе когти царских жандармов, редкостных способностей самоотверженный юноша, отлично окончивший университет, владевший свободно тремя иностранными языками. Неистовый революционер, жаждущий действия, Лопатин нелегально пробрался за границу, чтобы бороться за свободу в отрядах Гарибальди, затем вернулся в Россию, где было много дела для беспокойных душ, жаждущих не эгоистического личного процветания, а счастья для всего народа. Герман Лопатин был из числа таких избранных натур. В его груди билось большое сердце, вмещавшее любовь ко всему человечеству.

В России Лопатин был связан с революционно настроенной молодежью и вел переписку с ссыльными. Он следил за социалистической литературой. Едва «Капитал» появился в Германии, как был приобретен членами «Рублева общества». Тогда-то и возникло у них желание перевести книгу Маркса на русский язык, чтобы сделать ее достоянием наибольшего числа людей. Но в переписку с Марксом Лопатин уже вступить не мог, так как был вскоре арестован и заключен в Петропавловскую крепость, а затем отправлен в ссылку. Письмо в Лондон послал товарищ Лопатина по университету и друг всей его жизни Даниельсон после того, как договорился об издании с Поляковым. Пересылку этого письма взял на себя также близкий в то время Лопатину человек, член «Рублева общества» Любавин. Все эти три человека хорошо знали немецкий язык.

Только через два года Герману Лопатину удалось бежать из ссылки за границу. Прежде чем согласно решению петербургского кружка и просьбе издателя Полякова отправиться к Марксу, он поехал в Женеву. Лопатин был тягостно поражен распыленностью, сплетнями и личной враждой, которые раздирали отдельные группы эмигрантов. Ни дружбы, ни спаянности, ни единой цели, каких искал Лопатин, в среде изгнанников не было.

Швейцария, как Англия, стала страной, куда со всех сторон мира стекались эмигранты. Много осело на берегах Лемана и русских, начиная от сподвижников Чернышевского и до членов разгромленной бунтарской группы «Народная расправа». Значительное влияние в эту пору приобрел Бакунин и близкий к нему Сергей Нечаев, который в Женеве начал издавать журнал, развивающий идеи, охарактеризованные Марксом и Энгельсом как «казарменный коммунизм». В свои 23 года Нечаев представлял из себя совершенно законченный тип демагога. Провокации, подметные письма, шантаж и даже убийство представлялись Нечаеву дозволенными в партийной и общественных войнах. Для себя он требовал единовластия и не терпел в своем кружке никакой критики и возражений.

Лопатин прибыл в Швейцарию в тот период, когда царское правительство потребовало выдачи Нечаева как уголовного преступника. Русские эмигранты попытались противодействовать этому.

Лопатин, бывая на собраниях, где русские изгнанники жестоко словесно дрались между собой, окончательно убедился в их беспомощности. Не обнаружил Лопатин ясных и четких позиций у большинства своих соотечественников и почувствовал себя одиноким и чужим. Тогда-то у него родилась, ставшая затем неотвязной, мысль спасти во что бы то ни стало Чернышевского для сплочения всех разрозненных и ослабленных распрями русских революционеров, не имеющих достойного, авторитетного руководителя в своей среде.

Был еще один человек, который мог указать выход из создавшегося в значительной степени из-за происков, интриг и диктаторских замашек Бакунина положения, самый образованный и творческий мозг в мире — Карл Маркс. И Лопатин решил направиться в Лондон, надеясь с помощью Маркса рассеять свои сомнения в теории. Но главной целью оставался разговор о переводе «Капитала». Лопатин и так несколько затянул осуществление того, чего хотели от него члены петербургского кружка.

Подплывая на белом пароходике к Дувру, 25-летний русский, обращавший на себя внимание могучим ладным телосложением и красивым, одухотворенным лицом, заметно волновался. Он то и дело без нужды снимал и протирал очки, которыми из-за близорукости постоянно пользовался, что, впрочем, нисколько не портило его красивые, серые, простодушные и вместе очень умные глаза.