Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации, 1962-1980

Парадоксально, но факт: в содержании этого фильма на первый взгляд нет ничего особенного, однако вот уже более 25 лет эту картину с неослабевающим вниманием смотрит не одно поколение наших соотечественников. Космонавты традиционно смотрят его перед стартом, а в Перми даже существует некое общество, созданное студентами, участники которого изъясняются между собой только на языке этого фильма.

«Белое солнце пустыни» родилось, можно сказать, случайно. В 1968 году на «Мосфильме» забраковали два сценария запланированных приключенческих фильмов, однако снять что-то «боевое» руководству студии все-таки хотелось. В те годы огромной популярностью у зрителей пользовались вестерны, причем снимать их начали уже и в Европе (в Италии этим занимался Серджио Леоне, в 1964 году чехословацкие кинематографисты сняли замечательную пародию «Лимонадный Джо», а немцы запустили серию фильмов с Гойко Митичем). В Советском Союзе нечто подобное сняли Витаус Жалакявичюс («Никто не хотел умирать», 1965) и Эдмонд Кеосаян («Неуловимые мстители», 1967). И вот в 1968 году такая идея пришла в голову директору Экспериментальной творческой киностудии (ЭТК) при «Мосфильме» Владимиру Познеру. У этой студии тогда был особенный статус, что-то вроде автономии, и поэтому руководство студии имело чуть большую самостоятельность, чем их коллеги с других киностудий. В. Познер вызвал к себе сценариста Валентина Ежова (это он написал в конце 50-х сценарий фильма «Баллада о солдате») и буквально приказал ему в течение полутора месяцев сослать сценарий отечественного вестерна. В. Ежов не верил в vcnex этой затеи, однако начальству решил не перечить и приступил к работе.

В качестве основного места действия своего произведения Ежов выбрал среднеазиатскую пустыню. В те годы в советском кино начала, возрождаться начатая еще в 30-е годы с фильмов «Тринадцать» и «Джульбарс» идея постановки фильмов о борьбе красных с басмачами. Например, одновременно с Ежовым в конце 60-х запускались в производство сценарии таких фильмов, как «Встреча у старой мечети» и «Красные пески».

В. Ежов в пустыне никогда не был, поэтому в соавторы себе он взял своего товарища по высшим сценарным курсам Рустама Ибрагимбекова. Однако, даже несмотря на такое «подкрепление», сценарий будущего фильма не получался: не было, что называется, той «изюминки», вокруг которой развивался бы весь сюжет. И тогда Ежов встретился с одним из ветеранов гражданской войны, который в 20-е годы воевал с басмачами в Средней Азии. Этот человек и рассказал Ежову о том, что басмачи часто, спасаясь от настигавших их красных отрядов, бросали в пустыне свои гаремы. «Прискачешь, бывало, к какому-нибудь колодцу, — рассказывал ветеран, — а рядом с ним женщины сидят. Оставить их в пустыне нам нельзя — погибнут. Вот и приходилось вместо преследования банды сопровождать «неожиданный подарочек» к ближайшему кишлаку. Ох и намучаешься вместе с ними в дороге!»

Услышав об этом, Ежов понял, вокруг чего теперь будет крутиться его сюжет — вокруг гарема. Вместе с Ибрагимбековым они уехали на Волгу, под деревню Кстов, и там буквально за месяц «родили» сценарий, который носил название «Пустыня».

Как только сценарий был готов, стали искать режиссера, который взялся бы поставить по нему фильм. Поначалу предложили сделать это популярному тогда Андрону Кончаловскому. Однако тот, сняв до этого в Киргизии «Первого учителя», не решился больше снимать кино на «азиатскую» тему. Тогда возникла фигура Витауса Жалакявичюса, однако его забраковали сами сценаристы. Им хотелось, чтобы фильм получился чем-то вроде ироничного боевика, в то время как Жалакявичюс слыл мастером жесткого кино. И вот тогда в поле зрения авторов возник режиссер с «Ленфильма» Владимир Мотыль, снявший незадолго до этого прекрасный, наполненный доброй иронией и юмором фильм «Женя, Женечка и «катюша». Был у этого режиссера и опыт работы с национальными актерами в фильме «Дети Памира».

Между тем сам Мотыль, прочтя сценарий «Пустыни», от постановки фильма неожиданно отказался. Как он сам потом объяснял это, в сценарии он не нашел необходимого лирического начала, хотя сам сценарий ему и понравился. В те дни он буквально бредил идеей постановки фильма о декабристах, и «размениваться» на басмачей просто не хотелось. Однако высокие киноначальники, обидевшись на его фильм «Женя, Женечка и «катюша» (по их мнению, это был несерьезный фильм о Великой Отечественной войне), решили и близко не подпускать его к такой теме, как декабристы. И вот тогда, мучимый творческим простоем, Мотыль согласился на постановку фильма по сценарию «Пустыня». Взяв в руки сценарий, он заявил его авторам, ч го сам придумает «лирическое начало», и создал образ незабываемой Катерины Матвеевны. А письма, которые Сухов пишет ей на родину, он позаимствовал у своего друга — режиссера Марка Захарова, который написал их специально для своего нового спектакля.

«Пустыня» без пустыни

Съемки любого фильма начинаются с выбора натуры. «Морские» эпизоды решено было снимать в Дагестане, южнее Махачкалы. А вот поиски пустыни зашли в тупик. В зиму 68-го в Каракумах выпало так много дождей, что вся растительность вылезла наружу и пески буквально скрылись под высокими травами. Мотыль со своими ассистентами облетели на вертолете сотни километров, однако нужной натуры так и не нашли. Кое-кто тогда советовал режиссеру оставить в покое Каракумы и снимать фильм в днепровских дюнах, где и натура не хуже, и жара не гакая изнуряющая. Но Мотыль настоял на своем и привлек на помощь армию: солдаты среднеазиатского военного округа за считанные недели пропололи десятки квадратных километров пустыни возле туркменского города Байрам-Али. И в июле 1968 года начались долгожданные съемки.

Сухов

На роль красноармейца Федора Сухова претендовали два актepa: Георгий Юматов и Анатолий Кузнецов. В ходе кинопроб решено было остановиться на первой кандидатуре. Фильм должен был стать типичным боевиком, и Юматов, который и силой, и статью был не обижен, как никто лучше подходил на роль в таком фильме. Без сомнения, если бы фильм вышел с ним, то это было бы другое кино. Однако судьбе суждено было повернуться так, что Юматов накануне съемок попал в неприятную историю с дракой, и его внешний вид был испорчен. Далее рассказывает В. Мотыль: «На Экспериментальной студии каждый съемочный день стоил огромных денег, останавливать или переносить работу над фильмом было невозможно. Я набрался храбрости и позвонил Кузнецову. Надо отдать должное его благородству: он отбросил прочь ложное самолюбие, не устроил истерики — встал и приехал».

Стоит отметить, что Кузнецов до этого успел сняться в 21 картине, где в основном играл только положительные роли. Незадолго до съемок картины, в 1965 году, он отказался от роли следователя Подберезовикова в фильме «Берегись автомобиля» именно из-за того, что это была положительная роль. Но от предложения В. Мотыля он почему-то не отказался и, как показало время, оказался прав.

Абдулла

На эту роль также пробовалось несколько актеров, однако в споре победил мало кому известный 33-летний актер Тбилисского театра имени Шота Руставели Кахи Кавсадзе. Любопытно отметить, что за эту роль он в конечном итоге получил 777 рублей 00 копеек. Как вспоминает сам актер: «Эти три семерки никогда не забуду. Приехали ко мне на съемки в Каспийск друзья. Пригласил их в ресторан, накрыл один маленький стол на пятерых и потратил половину гонорара…»

Верещагин

Достойного актера на эту роль искали дольше всего. Здесь требовался актер-богатырь, вроде Ивана Переверзева или Бориса Андреева. Однако ни один из подобного рода актеров Мотылю так и не приглянулся. Уже заканчивался июль 68-го, а нужного актера так и не находили. В группе царила паника, и тогда Мотыль вспомнил про замечательного актера — 40-летнего Павла Луспекаева. Однако, как только Мотыль произнес вслух эту фамилию, многие в группе подумали, что режиссер шутит. Все были прекрасно осведомлены, что этот актер — инвалид. Еще в 1962 году П. Луспекаеву ампутировали сначала пальцы на одной стопе, а через пять лет — на второй (сказались голодное военное детство и губительное курение еще со школьных лет). А ведь в фильме его герой должен был драться сразу с несколькими бандитами и одолеть их. Но Мотыль и не думал отступать от своего решения. Он очень любил этого актера и искренне хотел ему помочь в те непростые для него дни (Луспекаева тогда выгнали из ЬДТ, не утвердили на роли в картинах «Гойя», «Бег» и др.). Поэтому в один из тех июльских дней Мотыль лично отправился в Ленинград и позвонил в дверь луспекаевской квартиры. Далее приведу его собственные слова: «Первое, что меня удивило — Луспекаев был на ногах! Если мне не изменяет память, двери он открыл сам. Никаких костылей. Только в руке палка. И с ходу разговоры — о роли, о сценарии, который он уже прочитал… Я тогда пообещал, что часть сцен на баркасе мы перенесем в павильон, чтобы ему не мучиться в штормовую качку. Однако Луспекаев с этим не согласился, так как, по его мнению, Верещагин должен был выглядеть по-настоящему сильным и здоровым. И от сцены в море он не отказался…»