Маргарет Тэтчер. Женщина у власти

Больше британцев, чем когда-либо, причисляют себя сейчас к среднему классу: их доля поднялась с 33 до 40 процентов. Роберт Уорчестер, директор МОРИ — одного из авторитетных центров опросов общественного мнения, — назвал этот процесс «самым значительным за всю историю страны изменением социальной структуры на протяжении одного лишь десятилетия». Но и число людей, живущих ниже черты бедности, возросло до 9 миллионов, из чего бывший лидер либеральной партии Дэвид Стил сделал вывод, что «наша страна становится социально все более разделенной» {10}. Гарольд Макмиллан, ставший лордом Стоктоном, ответил ему так: «Мое сердце разрывается при виде того, что происходит сейчас в стране. Нельзя допускать долее растущего разрыва между югом и севером». Слова эти были произнесены примерно в самой середине шахтерской забастовки 1984—1985 годов.

Бенджамин Дизраэли, любимый премьер-министр королевы Виктории, полтора столетия назад так определил, что такое разрыв: «Две страны, между которыми нет никакой взаимной симпатии и взаимодействия; которые настолько не знают привычек, мыслей и чувств друг друга, как если бы они были…обитателями разных планет; формируемые разными системами воспитания, питающиеся разной пищей, управляемые в разном стиле и по разным законам» {11}. Общие страдания и частичные победы, вызванные двумя мировыми войнами, породили несколько большее национальное согласие, но полностью разрыв не исчез. Те, кто ставит это в вину Тэтчер, ошибаются: ее целью не было ремонтировать разрыв.

Некоторых беспокоит склонность Тэтчер посягать на определенные основополагающие права — в особенности на право выражать свое несогласие — для того, чтобы избежать ситуаций, способных поставить правительство в неудобное положение. Такая озабоченность откровенно выражалась в 1989 году, когда правительство проталкивало новый закон о секретности, который должен был осовременить положения закона 1911 года, касающегося предоставления информации, — гораздо более жесткого, чем правила на этот счет, действующие в Соединенных Штатах. Тэтчер нетерпима в вопросах того, что должно быть отнесено к разряду национальной безопасности. Ее нетерпимость лучше всего проиллюстрирована ее же гневными нападками на Би-би-си за интервью, взятые у вдов аргентинских солдат во время фолклендской войны и ее отношением к тому, чтобы позволить Соединенным Штатам бомбить Ливию с баз на британской территории. В ответ на эти политические проколы премьер-министр перетрясла все руководство Би-би-си. Когда через два года после окончания фолклендской войны один из старших чиновников министерства обороны допустил утечку в печать сведений, которые породили сомнения в официальной версии потопления «Белграно», он был отдан под суд — правда, оправдавший его, — в соответствии с Законом о государственных секретах.

Наиболее ярким примером решимости Тэтчер не допустить опубликования информации, потенциально нежелательной для правительства, была знаменитая история с книгой «Охотник за шпионами». На протяжении более чем двух лет правительство пыталось в 1985–1987 годах не допустить публикации мемуаров бывшего работника контрразведки Питера Райта. Тэтчер настаивала на своем, несмотря на то что все, о чем писал в своей книге Райт — включая обвинение, что Роджер Холлис, бывший руководитель британской контрразведки, был советским агентом, — было опубликовано ранее с разрешения правительства. Благодаря начатой Тэтчер кампании против книги она быстро стала бестселлером во всем мире. Но в Англии она оставалась под запретом до тех пор, пока наконец Закон Лордов — британский верховный суд — не отменил запрет, постановив, что правительство не имеет права запереть конюшню после того, как из нее ушла лошадь. Тэтчер была взбешена всей этой историей и утверждала, что ее противодействие никак не связано со свободой слова: ее цель в том, чтобы секреты государственного ведомства оставались бы секретами. Наученная исходом этого дела и стремясь не допустить повторения чего-либо подобного, она провела через парламент новое законодательство, которое расширяет определенные права правительства в отношении некоторых конкретных видов информации. Полную меру значения этого законодательства еще предстоит выявить.

Любовь Тэтчер поиграть мускулами вызвала в Великобритании тяжелое чувство. Некоторые из ее оппонентов опасаются, что подобная техника ведения общественных отношений в сочетании с возросшим динамизмом жизни способствует формированию более склонного к нечистоплотности и стяжательству общества. Многие британцы высказывают обеспокоенность эрозией чувства общности, которое традиционно помогало поддерживать необходимый уровень сплоченности в обществе. Основания для такой озабоченности есть.

Возрастает число тех, кто не нашел своего места в обществе. В старых городских центрах и в кварталах серых, мрачных муниципальных домов в городах и пригородах появился растущий класс обездоленных. Это не просто инвалиды, слабые, престарелые или бедные люди. Это аутсайдеры, которым нет места в тэтчеровской Великобритании.

Как и во всем мире, возросло употребление наркотиков, а с ним — преступность и насилие. Когда-то страна гордилась тем, что большая часть ее полиции не вооружена. Теперь дело обстоит иначе. Возросло количество насильственных преступлений, а также случаев массовых беспорядков. Городские бунты 1981 и 1985 годов потрясли до основания то, что на протяжении многих поколений казалось благообразным образом жизни британцев. Одним из самых ясных указаний на социальное неблагополучие стал ужасающий рост насилия во время футбольных матчей. Везде в мире сочетание футбола и насилия порождает взрывоопасную смесь, но в последние годы в Англии проблема эта приобрела особые масштабы. В 1985 году на стадионе «Хейсел» в Брюсселе болельщики из Ливерпуля, размахивая металлическими трубами, бросились на места, где сидели болельщики команды из Турина, убив 39 и ранив 425 человек. Почти пять лет спустя английским клубным командам — не шотландским, уэльским или североирландским — было все еще запрещено выступать на стадионах континентальной Европы. В 1988 году британские болельщики подрались с немецкими и голландскими в Дюссельдорфе после окончания европейского чемпионата. На следующий год были задавлены до смерти 95 человек, когда болельщики попытались прорваться на переполненный стадион в Шеффилде. Анализ причин насилия во время футбольных матчей стал в Великобритании процветающим родом занятий. Те, кто ищет простых объяснений, сваливали все на безработицу или на то напряжение, которое внесла Тэтчер в британское общество. Но большинство из тех, кто был арестован во время вспышек такого насилия, не были безработными. Причины не ясны, а значит, не предлагается и решений.

Футбольное насилие — лишь один из симптомов остающихся в Великобритании проблем, умножаемых существующими на острове идиосинкратическими общественными силами, колебаниями мировой экономики, сложным историческим наследием, которое формировало в прошлом и всегда будет формировать в будущем те ожидания, которые предъявляет Британия к себе самой.

Тэтчер заявляет, что она почувствует, когда ей настанет время уходить со своего поста. Многие сомневаются, так ли это. Многие сомневаются и в том, сможет ли она вообще уйти когда-нибудь по собственной воле. В ноябре 1989 года она заявила, что, вероятно, уйдет в отставку после того, как выиграет на выборах в четвертый раз. Но уже несколько недель спустя она взяла это заявление назад. Подумав, она заявила, что готова возглавлять консерваторов на двух следующих общенациональных выборах. «Я получила столько протестов после того, как сказала публично, что готова работать дальше», — удивлялась она потом {12}. Трудно сказать, насколько серьезными были эти ее заявления. Некоторые консерваторы высказывали предположение, что Тэтчер просто пыталась таким образом избежать отношения к себе как к премьер-министру, который неизбежно уйдет со своего поста.

Ясно одно: она живет ради того, чтобы продолжать переделывать и совершенствовать Британию в соответствии со своими представлениями. Любая другая цель бледнеет рядом с этой. Когда она покинет дом на Даунинг-стрит, 10, то не для того, чтобы, как она выражается, «бренчать на арфе». Ей, несомненно, будет предложено традиционное пэрство. Но трудно представить ее на сонных красных скамьях палаты лордов, а не в палате общин, непременной частью которой она является с 1959 года и где ее сильный голос не раз осуждал и осаживал оппонентов. Трудно представить Маргарет Тэтчер не в роли хозяйки дома на Даунинг-стрит. Норман Тоббит как-то спросил: «Что бы она стала делать, если бы не была премьер-министром? Ее невозможно представить пенсионеркой, копающейся в саду или занимающейся варкой варенья». Действительно, невозможно.