Генерал де Голль

Неужели в конфликте с Вашингтоном генерал руководствовался только своими симпатиями и антипатиями, эмоциями, болезненным сознанием национального унижения? Конечно, в политике де Голль всегда выражал свои личные стремления. Однако проявления «тяжелого характера» генерала совпадали с объективными тенденциями мирового развития, с изменениями положения США и Западной Европы, которые он с поразительным чутьем улавливал и сознательно формулировал в духе своих широких исторических взглядов.

Как раз к началу 1963 года, когда генерал, освободив Францию от бремени алжирской войны, с открытым забралом вступил в схватку с англосаксонскими державами, обнаружились признаки крушения, казалось бы, непоколебимого влияния Вашингтона в западном мире. Подавляющее экономическое преобладание Соединенных Штатов уходило в прошлое. Западноевропейские страны, обгоняя их в темпах промышленного производства, становились на ноги. Результатом, например, оказалось резкое (почти в два раза) сокращение некогда огромных золотых запасов США и рост этих запасов в подвалах западноевропейских банков. Монополии Западной Европы успешно конкурируют с заокеанскими партнерами. И в политике страны Западной Европы начали проявлять необычную пассивность и отсутствие энтузиазма в выполнении приказов Вашингтона, хотя, конечно, еще никто не смел говорить с ним, как де Голль.

Президент Кеннеди с присущей ему энергией и инициативой стремится удержать американскую гегемонию. Атлантическое экономическое сообщество путем снятия таможенных барьеров для американских товаров должно укрепить конкурентные позиции США в Западной Европе. Чтобы открыть путь к созданию этого сообщества, Англия заявляет о готовности вступить в «общий рынок». В Атлантическом блоке зависимость западноевропейских стран от США призван укрепить план «многосторонних ядерных сил» в составе флота из 25 кораблей разных стран со смешанным командованием, для которого американцы готовы дать ракеты «Поларис».

Это было наступление по всему фронту.

Однако оно быстро захлебнулось, ибо генерал де Голль нанес превентивные удары и отбросил новую атаку на независимость Западной Европы. Неужели одинокий «Коннетабль», которого не поддерживал активно никто из западноевропейских партнеров, сумел в одиночку это сделать? Случилось именно так, хотя генерал, олицетворяя Францию, опирался сознательно или инстинктивно на объективные изменения экономической, политической и стратегической роли всей Западной Европы. В одной из деклараций премьер-министра Жоржа Помпиду содержалась знаменательная формула о том, что «Франция в силу ее географии и истории предназначена играть роль Европы». По этому поводу известный французский специалист по внешней политике Альфред Гроссер писал: «Наиболее важный аспект европейской политики генерала де Голля состоит в том, что он проводит европейскую политику, ожидая, когда другие страны поймут, в чем она состоит». «Другие» не поддерживали его, и он, убежденно защищая их же интересы, действовал вопреки им. Вот как это происходило.

15-16 декабря 1962 года генерал де Голль принимал в Рамбуйе британского премьер-министра. Это был единственный момент, когда у генерала появилась надежда, что, возможно, удастся создать общий фронт Франции и Англии против американской гегемонии. В самом деле, США только что объявили о прекращении производства ракеты «Скайболт», с помощью которой англичане надеялись иметь свои ядерные силы; у них не хватало средств доставки атомных бомб. За полгода до этого Франция взорвала свою первую атомную бомбу, на что де Голль откликнулся страстным возгласом: «Ура, за Францию!» Еще в 1960 году он выдвинул план создания французской «ударной силы», призванной обеспечить военную независимость Франции. При ограниченных французских ресурсах осуществление этого плана было крайне трудной, почти непосильной задачей. Но если бы Англия и Франция объединили свои усилия, дело приобрело бы совсем другой оборот. И тогда Западная Европа не нуждалась бы в пресловутой американской «защите». Де Голль говорил: «Во время переговоров в Рамбуйе я предложил Макмиллану совместно производить ракету, которая могла бы стать базой франко-британской ядерной силы и зародышем европейской силы».

Де Голль ожидал, что Макмиллан именно сейчас должен был бы пойти на это в интересах независимости своей страны и Западной Европы. Британский премьер как будто с пониманием отнесся к идее де Голля, но не давал окончательного ответа, ссылаясь на то, что 18 декабря ему предстоит встретиться на Багамских островах с президентом Кеннеди. Он просил де Голля лишь об одном: допустить Англию в «общий рынок». Генерал ответил, что это возможно только при условии согласия Англии с идеей «независимой европейской Европы». Подобно Франции, Англии следовало бы перейти к независимой внешней политике. «Однако, — говорил де Голль Макмиллану, — учитывая особые отношения, привязывающие вас к Америке, позволительно спросить, вступите ли вы в такую Европу и если вступите, то не для того ли, чтобы эта Европа интегрировалась и растворилась в некоем атлантизме».

Макмиллан в ответ говорил нечто туманное и уклончивое, настаивая лишь на допуске Англии в состав европейской «шестерки» без всяких гарантий с ее стороны. Существует несколько версий хода этих переговоров. По некоторым источникам, дело дошло до того, что Макмиллан, отчаявшись получить согласие генерала, заплакал… Де Голль с убийственным сарказмом по этому поводу цитировал слова из известной песни Эдит Пиаф: «Не плачьте, милорд!»

Из Франции Макмиллан полетел на Багамские острова, где Кеннеди предложил ему ракету «Поларис» при условии участия в «многосторонних ядерных силах», вызывавших у де Голля такое же отвращение, как некогда план «европейской армии». Макмиллан принял все предложения американского президента и вместе с ним направил де Голлю приглашение присоединиться к англо-американскому соглашению. Узнав о капитуляции Англии, де Голль возмутился: «Макмиллан пересек Атлантический океан, чтобы броситься в объятия Кеннеди, которому он продал европейское первородство за чечевичную похлебку Поларисов!»

«Предательство» Макмиллана — повод для перехода к новому этапу внешней политики. Конец алжирской войны, успех референдума укрепили почву под ногами генерала. В своем окружении он говорил, что теперь будет действовать совершенно свободно и проводить «настоящую» политику. 14 января 1963 года — день рождения этой политики. На очередной, восьмой по счету, пресс-конференции де Голль хладнокровно бросает сразу две «бомбы», оглушившие его западных союзников.

Шестнадцать месяцев идут переговоры о вступлении Англии в «общий рынок». Пять из шести его участников в принципе уже согласны на это. Но де Голль объявляет, что Англия не будет членом «общего рынка», ибо это привело бы «к появлению колоссального атлантического сообщества, находящегося в зависимости и подчинении американцев». Вторая «бомба» касается «многосторонних ядерных сил». США приступили уже к их практической организации. Де Голль решительно отвергает этот план и заявляет, что Франция будет самостоятельно создавать независимые атомные ударные силы.

Буря негодования со всех сторон. Все партии внутри страны критикуют «заносчивость» де Голля. Все союзники по НАТО официально против, хотя некоторые в душе испытывают злорадное удовлетворение. Американская пресса обрушивается на де Голля с яростной критикой, обвиняя его во всем, вплоть до «старческого слабоумия».

Повсюду звучит зловещее слово «изоляция». Нашли чем смутить человека, давно убежденного в том, что одиночество — синоним величия! Да и когда в жизни он был не в изоляции? Такое положение для него совершенно естественно и отвечает сущности его характера. К тому же «изоляция» — это в основном плод перепуганного воображения «атлантических» политиков и журналистов. Разве «ударная сила» не сулит несметных барышей крупнейшим французским трестам? Например, Марсель Дассо, владелец авиационных заводов и нескольких газет, не случайно является пламенным голлистом. Многие из тех, кто связан с сельским хозяйством, с удовлетворением наблюдают, как генерал навязывает партнерам по «общему рынку» благоприятные для сбыта французских продуктов условия. Они сопротивляются, особенно Западная Германия. Но де Голль предъявляет ультиматум: либо условия будут приняты, либо «общий рынок» перестанет существовать. Несколько лет идет эта борьба, в которой генерал проявляет исключительное упорство. Французам явно импонирует независимое поведение де Голля, хотя создание «ударной силы» и опустошает их карманы. Антиамериканизм соответствует традиционной для французов американофобии, их презрению к примитивной, хотя и богатой, цивилизации «амерлоков». Кстати, сам генерал в частных разговорах постоянно использует это жаргонное словечко, выражающее презрение к американцам. Независимый тон де Голля льстит чувству неистребимого франкоцентризма, таящемуся в сердцах многих французов.