Фрунзе

В тот же день Михаил Васильевич подготовил прощальный приказ войскам Туркестанского фронта и в последний раз подписал его двойной фамилией «Михаил Фрунзе-Михайлов».

«Согласно постановлению Революционного Военного Совета Республики я назначен на другой фронт. Отъезжая из Туркестана, я обращаюсь ныне с прощальными словами ко всем моим старым боевым товарищам, ко всем красноармейцам, командирам, начальникам и комиссарам.

Товарищи! Уже три года бьется рабоче-крестьянская Русь, отстаивая свои права от насильников всего мира. До сих пор всё чаяния наших врагов разбивались о великую стойкость рабочих и крестьян. До сих пор попытки удушения нашей Революции кончались крахом. Иначе и быть не могло, ибо безмерны запасы энергии, таящиеся в недрах народа, борющегося за свою свободу и лучшую жизнь. Но безмерно велики вместе с тем и лишения, которые ныне выпадают на долю трудовой России.

Наша задача — задача рабоче-крестьянских красных полков — сократить эти страдания путем напряжения нашей революционной воли, нашего военного долга. Я рад отметить, что армии Туркестанского фронта до сих пор честно выполняют этот долг. Начав с разгрома колчаковских, дутовских, толстовских банд, они довершают ныне свою работу, очищая Туркестан от контрреволюционных полчищ местных самодержавных властителей. Уверен, что и впредь красные полки Туркестанского фронта, куда бы их ни поставила рука Революции, сумеют поддержать свою боевую революционную славу.

Мой прощальный привет вам, товарищи!»

…В прекрасном настроении подъезжал Фрунзе к столице, везя в подарок друзьям богатые дары щедрой туркестанской осени: дыни, арбузы, виноград — диковинные для Москвы сладости.

И после победы в Туркестане оставался он человеком скромнейшим и в анкетах на вопрос об основной профессии указывал: «Столярное и военное дело». Когда же его спрашивали, какая область теоретических вопросов особенно близка ему, он отвечал: «Агрономия и военное искусство», — еще оставаясь в тайнике души человеком мирных гражданских профессий.

Но он уже был в действительности всероссийским военным героем. И англичане в своих журналах называли его крупнейшим полководцем эпохи. Только не понимали, в чем его сила, и пытались что-то отыскать в крови его предков. «В возрасте тридцати лет он разбил адмирала Колчака, образованнейшего военного специалиста. В чем секрет успехов Фрунзе? Может быть, в счастливом сочетании молдавской, древнеримской крови его отца и крови воронежских крестьян и донских казаков его матери?»

Троцкий же не считался ни с кровью предков, ни со всероссийской славой полководца. Интриганская его натура не могла смириться с тем, что Фрунзе стал героем гражданской войны вопреки его воле, и вдруг затмил весь сонм старых генералов, которых он держал в своей свите. И приказал произвести обыск в поезде Фрунзе на Казанском вокзале.

Что хотел найти Троцкий? Сокровища эмира бухарского, фамильное серебро баев, золото и древние манускрипты мусульманских мечетей? Или желал недоверием нанести оскорбление командующему и сотрудникам его штаба?

Это осталось тайной. Но на заседании Оргбюро ЦК РКП (б) Фрунзе заявил резкий протест против обыска, «после которого его сотрудники чувствуют себя морально оскорбленными». Феликсу Дзержинскому и Рудольфу Менжинскому поручили расследовать это дело. И кончилось оно пощечиной Троцкому: Оргбюро уполномочило Михаила Васильевича «выразить его сотрудникам доверие от имени ЦК».

Врангель бежит в Турцию

Еще до отъезда в Москву Михаил Васильевич день за днем анализировал печальные и радостные события боевой жизни красных полков на юге и на западе Центральной части России. Был момент, когда он ясно видел, что понадобится на Западном фронте, где действовал Тухачевский, и собирал материалы о пане Пилсудском и огневой мощи его армий.

Этого пана откровенно поддерживала Франция. Она передала ему 1500 орудий, 350 самолетов, 2800 пулеметов, грузовики, повозки, больше 300 тысяч винтовок, миллионы патронов и снарядов.

За спиной Франции действовал «дядя Сэм» — главный вдохновитель войны панской Польши против РСФСР. Он отвалил Пилсудскому 20 тысяч пулеметов, 200 бронеавтомобилей, 300 самолетов и 3 миллиона комплектов обмундирования. 750 тысяч солдат и офицеров Польши были одеты с иголочки, накормлены досыта, вооружены до зубов и начисто оболванены антирусской агитацией.

Откровенный шовинизм белопанской Польши подкреплял ее боевую мощь и в руках Пилсудского был Знаменем оголтелой реакции.

Фрунзе никогда не отделял человека от его дела и пытался понять, кто же этот пан Юзеф, с лозунгом: «От моря — до моря!», то есть от Данцига до Одессы, где должна раскинуться новая Польша?

Выходило, что темная эта личность — пан Юзеф Пилсудский.

В пору, когда Пилсудский захватил Киев, Уинстон Черчилль призывал быстрее прихлопнуть большевиков, чтобы «закрыть от взоров человечества перспективы сияющего нового мира». Это была злая ирония британского колонизатора, который только свой, мир лендлордов и фабрикантов хотел видеть сияющим!

Но с Черчилля и его друзей сбили спесь. Ленинский наказ — создать армию из 3 миллионов революционных бойцов — был выполнен. Да и под ружьем находилась половина состава партии. А цену коммунистам узнали интервенты на своей шкуре в боях Красной Армии против Деникина, Колчака и Юденича.

И теперь они оказались на высоте: пан Юзеф едва унес ноги с Украины. И Фрунзе опоздал на Западный фронт: там дело шло к мирному договору.

Но остался Врангель, Петр Николаевич, барон шведской крови, генерал царской армии, сорока двух лет; судя по страницам заграничной прессы, человек с апломбом. И заласканный в высшем свете у французов и англичан, как последний любимец из стана русской контрреволюции. В Париже недавно выдали ему авансом золотую саблю с красивой вязью: «Дар благодарной Франции». В Лондоне поднесли платиновый орден, осыпанный бриллиантами. И поперек всей газетной полосы напечатали: «Барону Врангелю — освободителю России от ига большевиков».

Адмирал Колчак шел под флагом «верховного правителя». Генерал Врангель сменил вывеску. Он стал «спасителем России», когда перенял от Деникина остатки его разгромленных армий в Новороссийске 4 апреля 1920 года.

Британцы помогли ему перебросить деникинцев с кавказского побережья в Крым, открыли в Феодосии пулеметные курсы. Отгородили на перешейках от Красной Армии, снарядили и экипировали для большой войны, делая упор на технику: самолеты, броневики, дальнобойную артиллерию, танки.

Фрунзе еще не видел танков. Их не было у русских на Западном фронте в 1916 году; первый советский танк сделали сормовичи в июне 1920 года, написав на его броне: «Борец за свободу товарищ Ленин». И литературы о танках под рукой не было. Но ему нравилось, что еще в прошлом году Демьян Бедный сумел подметить, что бойцы называют грозное незнакомое оружие на свой лад — «танька».

Сиротинскому он поручил найти в Москве все, что известно об этом новом виде оружия, и все, что создают в противовес ему наши ученые.

— Направление поиска, Сергеи Аркадьевич, — обычные или специальные гранаты, бронебойные снаряды, А может быть, и огонь. Это очень важно — огнеметы!

Разумеется, судить издалека, хорошо ли действовал главком, Юго-Западный фронт иди, конкретно, 13-я армия Эйдемана, расположенная севернее Крыма, он не мог. Но стратегический просчет видел ясно: Крым проворонили. Полгода назад, когда Деникина гнали по Кубани, на Крымском полуострове укрывался один генерал Слащев с потрепанными бригадами. Белая армия была в смятении, два корпуса скинули бы Слащева в море с ходу. Но почему-то обратили против него лишь две бригады: стрелковую и кавалерийскую. И их атака захлебнулась у Перекопа и Чонгара.