Советский ас Александр Клубов

Кстати говоря, следующий за клубовским выпуск Чугуевского училища 1941 года, как отмечает Н. Бодри-хин, «дал 54 Героя Советского Союза, четырех дважды и одного трижды Героя. Этот выпуск не имел себе равных в истории советских ВВС». Так что можно полагать, Чугуевское училище в те годы обладало квалифицированными кадрами преподавателей и инструкторов.

Выпускник 1941-го, трижды Герой Советского Союза И.Н. Кожедуб в своей книге «Верность Отчизне» вспоминал: «Мы, бывшие учлеты Шосткинского аэроклуба, едем на грузовике по прямым улицам Чу-гуева. С нами старшина, встретивший нас на станции.

Чугуев расположен на возвышенном берегу Северского Донца... С особым интересом смотрел я по сторонам, зная, что здесь, в Чугуеве, родился и провел детство Репин.

Нам понравился уютный мирный городок. Кто бы мог подумать, что два года спустя наши войска будут вести здесь долгие кровопролитные бои с немецкофашистскими захватчиками!

Выехали на окраину. И тут показался авиагородок: за оградой виднелись новые каменные дома, а за ними аэродром. Слышался гул самолетов: несколько истребителей взмыли высоко в небо».

В кабине одного их этих истребителей вполне мог находиться Александр Клубов.

Сразу по прибытии курсанты проходили еще одну тщательную медицинскую комиссию, продолжавшуюся несколько дней. Кого-то после этого испытания могли и вернуть домой. Затем — баня и переодевание в военную форму. Буденовка со звездой и голубые петлицы с пропеллером.

И.Н. Кожедуб описывает жесткий красноармейский внутренний распорядок училища. Физзарядка на улице в любую погоду. В столовую курсанты шли строем. Занятия и отдых расписаны по минутам.

В Ленинской комнате принимается военная присяга, слова которой торжественны и строги:

«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжествённо клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров, комиссаров и начальников.

Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Рабоче-Крестьянскому Правительству.

Я всегда готов по приказу Рабоче-Крестьянского Правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик — и, как воин Рабоче-Крестьянской Красной Армии, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.

Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся».

Но, конечно, героем, да и просто хорошим пилотом, мог стать далеко не любой. Летчики, тем более истребители и испытатели, всегда составляли особое племя, цвет народа. Каждый, даже не боевой полет — это опасность, постоянное, часто непомерное напряжение духовных и физических сил человека в необычной для него воздушной среде. Научные исследования авиационной медицины показали, что один час полета на истребителе соответствует нескольким часам нагрузки любого водителя на земле. С обычным трудовым днем сложный полет не сравнить. Организм выбрасывает в кровь в десять—двенадцать раз больше адреналина, ферментов, сахара. Он работает на пределе. Одолеть психологический барьер, подавить страх в первых воздушных боях, в секунды молниеносного сближения с самолетами врага может только человек незаурядной воли. Истребитель — один в своей тесной кабине, он и пилот, и штурман, и стрелок, и радист. На бешеной скорости он несется над пропастью, ее дно стремительно вращается перед ним, отдаляется или приближается вплотную. Истребитель — единственный среди других авиаторов, кому для выполнения боевой задачи необходимо вступить в воздушный бой, а не уйти от него. Он должен всегда испытывать себя.

Не зря М.М. Громов говорил: «Если не рисковать, то можно стать трусом!» Риск нарастает, в отличие от других профессий, даже с мастерством и опытом. Лучшие испытывают новую технику, им поручают полеты на малых высотах, в сложнейших метеоусловиях. В тяжелый бой идут одни «старики».

М.М. Громов считал, что полет «требует от летчика умения владеть своим вниманием наподобие птицы или дикого зверя, т. е. одновременно все слышать, осязать и помнить». Искусство летчика сравнимо с достижениями в большом спорте, где достичь мастерства нельзя ранее чем через несколько лет целенаправленных тренировок.

Мало исследовано до сих пор такое качество, как «чутье самолета», основанное на летной интуиции и осязании. Существует способность в самом сложнейшем полете всегда видеть реальность пространственного положения. Есть качества, которые даны только летчикам от Бога.

В 1930-х годах профессиональный отбор в летных школах проводился главным образом при помощи значительного отсева «непригодных», выявляющихся в ходе обучения. Лишь к середине 1960-х отечественная авиационная медицина разработала оправдавшую себя систему психологического отбора в летные училища. Кандидаты делятся после ряда тестов и испытаний на четыре группы по степени способностей к летной профессии. Чтобы отобрать из числа поступающих ребят с отличным здоровьем наиболее способных (первая и вторая группы), необходим конкурс не менее пяти—семи человек на место. Именно летчики вместе с подводниками составляют элиту во всех армиях мира.

Один из ведущих российских ученых в области авиационно-космической медицины, генерал-майор медицинской службы запаса В.А. Пономаренко считает: «Чтобы говорить о летчиках, нужно понять, как ими становятся. Летчик начинается до училища, этот человек изначально есть личность. С колоссальным познавательным интересом, тягой не просто к новому, а необычному новому. С ранних лет он начинает проверять себя — прыгает с вышки, гоняет на мотоцикле, ходит на зверя. Следующий момент — фантазия, исключительно развитое чувство эстетики, красоты. Часто они рисуют, любят краски, присматриваются к небу, облакам, сполохам молний. Ярко выражено стремление раскрыть себя. Из 1000 поступивших в авиационные училища — примерно 600, более половины, именно таковы, их отличает повышенная одаренность».

Именно таким был Александр Клубов. О его увлечении художественной литературой и особенно поэзией мы уже говорили.

В.А. Пономаренко за десятилетия труда собрал в своих книгах громаду материала, убеждающего: в целом военному летчику нашего Отечества присущи добродетель, осознание жизни как хрупкого дара, отсутствие чувства превосходства над другими, желание служить народу вплоть до самопожертвования. Со страниц книг ученого звучат голоса лучших летчиков, признания, сделанные сильными людьми в минуты откровений: «Небо зовет! Летческое братство. Страсть по небу, проявляющаяся в особом настрое души. Я даже ощущаю музыку полета». «Грандиозные по объему картины звездного неба, сполохи полярного сияния подчас порождают в душе ощущения причастности к вечности». «Авиация — хотя и не Божий храм, но дает более острое ощущение понятий добра и зла». «Сам подъем в воздух, удивительная красота земли и неба в полете дает как бы нравственное очищение. Человек становится благороднее, добрее. Особенно это происходит с человеком, влюбленным в небо, в авиацию».

Конечно, и нравственных высот достигают далеко не все, они еще более труднодоступны, чем высоты профессионального мастерства. Но именно таким настроем пронизаны от начала и до конца жития Александра Покрышкина, Александра Клубова, их боевых друзей.

Лист оценок за 1940 год курсанта 144-й учебной группы Клубова показывает отличные успехи по строевой, тактической и штурманской подготовке, матча-сти самолетов и моторов, воздушной стрельбе и метеорологии, по знанию наставления по производству полетов и Боевого устава ВВС, а также по истории ВКП(б). «Хорошо» поставлено за топографию, теорию полета, парашютное дело и полетную практику. Пятерка — за дисциплину, а вот по физподготовке — почему-то лишь тройка.