Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова

Сама Наталья Николаевна в 1834—1835 годах была в апо­гее своей красоты. Даем место двум восторженным отзывам современников, пораженных ее красотой. Один из них встре­тил Наталью Николаевну в салоне князя В. Ф. Одоевского, и эта встреча навсегда врезалась в его память. «Вдруг — нико­гда этого не забуду — входит дама, стройная, как пальма, в платье из черного атласа, доходящем до горла (в то время был придворный траур). Это была жена Пушкина, первая красави­ца того времени. Такого роста, такой осанки я никогда не ви­дывал — incessu dea patebat! Благородные, античные черты ее лица напоминали мне Евтерпу Луврского музея, с которой я хорошо был знаком».

Другой отзыв принадлежит графу В. А. Соллогубу: «Мно­го видел я на своем веку красивых женщин, много встречал женщин еще обаятельнее Пушкиной, но никогда не видывал я женщины, которая соединяла бы в себе такую законченность классически правильных черт и стана. Ростом высокая; с бас­нословно тонкой талией, при роскошно развитых плечах и груди, ее маленькая головка, как лилия на стебле, колыхалась и грациозно поворачивалась на тонкой шее; такого красиво­го и правильного профиля я не видел никогда более, а кожа, глаза, зубы, уши! Да, это была настоящая красавица, и неда­ром все остальные, даже из самых прелестных женщин, мерк­ли как-то при ее появлении. На вид она была сдержанна до холодности и мало вообще говорила. В Петербурге... она бы­вала постоянно и в большом свете, и при дворе, но женщи­ны  находили ее несколько странной. Я с первого же раза без па­мяти в нее влюбился; надо сказать, что тогда не было почти ни одного юноши в Петербурге, который бы тайно не взды­хал по Пушкиной; ее лучезарная красота рядом с этим маги­ческим именем всем кружила головы; я знал очень многих молодых людей, которые серьезно были уверены, что влюбле­ны в Пушкину, не только вовсе с нею незнакомых, но чуть ли никогда собственно ее даже не видевших».

И такие невинные обожатели, как юный граф В. А. Сол­логуб, привлекали раздраженное внимание Пушкина: в нача­ле 1836 года Пушкин посылал вызов и ему. Но опытные свет­ские ловеласы были, конечно, страшнее: для них само имя Пушкина не имело значения. Ведь Пушкин был какой-то там сочинитель и не чиновный камер-юнкер! Впрочем, в этом взгляде сходилась с ними и жена Пушкина. По заключению недружелюбно настроенного наблюдателя, барона М. А. Корфа, «прелестная жена, любя славу своего мужа более для ус­пехов своих в свете, предпочитала блеск и бальную залу всей поэзии в мире и — по странному противоречию, — пользу­ясь всеми плодами литературной известности Пушкина, ис­подтишка немножко гнушалась тем, что она, светская женщи­на par excellence, привязана к мужу homme de lettres, — эта жена с семейственными и хозяйственными хлопотами приви­ла к Пушкину ревность»...

Самое близкое участие в семейной жизни Пушкиных принимала родная тетка сестер — Екатерина Ивановна За­гряжская, фрейлина высочайшего двора (род. в 1799 году, умерла в 1842 году). Она была самым близким лицом в доме Пушкиных и в развитии дуэльного недоразумения в нояб­ре 1836 года играла видную роль, а потому нелишне сказать о ней несколько слов. Тетушка заменила племянницам мать, устраивала их положение при дворе и в свете, оказывала им материальную поддержку, была для них моральным авторитетом, руководительницей и советчицей — и пользовалась огромным влиянием. Особенно она любила Наталью Никола­евну, баловала ее, платила за ее наряды. Как-то взгрустнув о своем материальном положении, Пушкин писал (21 сентября 1835 г.) жене: «У нас ни гроша верного дохода, а верного рас­хода 30 ООО. Все держится на мне да на тетке. Но ни я, ни тетка не вечны». Наталья Николаевна платила тетке такою любо­вью и преданностью, что мать ее, Наталья Ивановна Гончаро­ва, ревновала свою дочь к своей сестре. Если судить по пись­мам Пушкина к жене, он хорошо относился к Екатерине Ива­новне за ее любовь к своей жене. Он доверялся Загряжской и оставлял жену на тетку, когда уезжал из Петербурга. В пись­мах он не забывает переслать ей почтительный поклон, поце­ловать с ермоловской нежностью ручку и поблагодарить ее за заботы о жене. Вот несколько отрывков из писем Пушкина к жене, рисующих отношения Пушкиных к Екатерине Ивановне Загряжской: «К тебе пришлют для подписания доверенность. Катерина Ивановна научит тебя, как со всем этим поступить» (3 октября 1832 г.). «Благодари мою бесценную Катерину Ива­новну, которая не дает тебе воли в ложе. Целую ей ручки и прошу, ради бога, не оставлять тебя на произвол твоих обожателей» (21 октября 1833 г.). «А Катерина Ивановна? как это она тебя пустила на божию волю» (30 октября 1833 г.). Когда уез­жала Наталья Николаевна в калужскую деревню, тетка трево­жилась и постоянно справлялась о ней у Пушкина. «Она тебя очень целует и по тебе хандрит» (22 апреля 1834 г.). «Целые девять дней от тебя не было известий. Тетка перепугалась» (28 апреля 1834 г.). «Зачем ты тетке не пишешь? Какая ты безала­берная!» (11 июня 1834 г.). «Тетка заезжала вчера ко мне и бе­седовала со мною в карете; я ей жаловался на свое житье-бытье, а она меня утешала» (11 июля 1834 г.). Любовь Загряж­ской к Наталье Николаевне была хорошо известна в свете и при дворе. Когда Пушкин представлялся императрице Алек­сандре Федоровне, императрица спросила у него о здоровье уехавшей жены и добавила: «Sa tante est bien impatiente de la voir a bonne sante, la fille de son coeur, sa fille d'adoption».... О близком участии Загряжской в семейных делах Пушки­ных дает определенное свидетельство сестра Пушкина, Ольга Сергеевна. «Загряжская бывала всякий день в доме Пушкиных, делала из Натальи Николаевны все, что хотела, имела большое влияние на Пушкина».

Так складывались обстоятельства семейной жизни Пуш­кина с зимы 1834—1835 года. Но еще до женитьбы своей, бу­дучи женихом, Пушкин, отвечая Плетневу на его замечания о свете, писал 29 сентября 1830 года: «Все, что ты говоришь о свете, справедливо; тем справедливее опасения мои, чтоб те­тушки да бабушки, да сестрицы не стали кружить голову мо­лодой жене моей пустяками. Она меня любит, но посмотри, Алеко Плетнев, как гуляет вольная луна etc.»². Пушкин вспо­минает те оправдания женской неверности, которые он вло­жил в «Цыганах» в уста старику, утешающему Алеко:

5

Дантес прибыл в Петербург в октябре 1833 г., в гвардию был принят в феврале 1834 г.  По всей вероятности, тотчас же по приезде (а может быть, только по зачислению в гвардию), при содействии барона Геккерена, Дантес завязал светские знакомства и появился в высшем свете. 

Если Дантес не успел познакомиться с Н. Н. Пушкиной зимой 1834 года до наступления великого поста, то в таком случае первая встреча их приходится на осень этого года, когда Наталья Николаевна блистала своей красотой в окруже­нии старших сестер. Почти с этого же времени надо вести историю его увлечения.

Ухаживания Дантеса были продолжительны и настойчивы. Впоследствии барон Геккерен в письме к своему министру иностранных дел от 30 января 1837 года сообщал: «Уже год, как мой сын отличает в свете одну молодую и красивую женщину, г-жу Пушкину». Сам Пушкин упоминает о двухлетнем постоянстве, с которым Дантес ухаживал за его женой.