Бальзак без маски

РОСКОШЬ

В 1776 году Бернар-Франсуа еще не познакомился с придворной жизнью, но уже знал цену привилегиям, которые позволяли быть в числе допущенных ко двору. Они проявлялись в расшитом платье, кружевных манжетах, безвкусных украшениях, каретах, которые, по словам Тилли, стали одной из причин Революции. Охота и забавы окончательно погубили касту, у которой средства оставались лишь на содержание «замка», городского особняка да двух десятков слуг.

«Роскоши хвастовства» начали противопоставлять «роскошь комфорта», роскошь набирающих силу либеральных салонов. Финансисты, определявшие направление развития, вовсе не считали за честь служить королю или быть принятыми при дворе. Они довольствовались реальной действительностью: ценили золото не более, чем сафьян, сахар или алкогольные напитки. Точно так же, как некоторые копили золото, чтобы затем найти ему разумное применение, финансисты забивали склады неимоверным количеством купленных за бесценок товаров, которые перепродавали тогда, когда им выпадал подходящий случай. Бернар-Франсуа так же, как и Думерк, познакомился с производителями зерна, скупавшими хлеб, а затем спекулировавшими им. Вскоре он свел знакомство с Габриелем Жюльеном Увраром (1770–1846). В канун Французской революции Уврар сколотил состояние, скупая бумагу и колониальные товары. В течение последующих 30 лет Франция испытывала в них недостаток.

В произведениях Бальзака банкир Нусинген смотрит на историю как на непрерывную цепь спекуляций. Он держит на складах 300 тысяч бутылок шампанских, туренских и бордоских вин; он станет потчевать ими за сногсшибательную цену союзников, которые займут Париж в 1815 году. Все устроилось самым лучшим образом: Нусинген прекратил платежи по ценным бумагам накануне Ватерлоо. Выкупив их по самой низкой цене, он вдохнул в акции новую жизнь, разместив их на рудниках Анзена или Берена, ставших у Бальзака Ворчинскими. Нусинген «приобрел акции этих рудников на 20 процентов ниже курса, по которому сам их выпускал».

Во времена Империи Бернар-Франсуа познакомился также с Ришаром-Ленуаром, мелким лавочником, который предлагал работодателям свои услуги по уборке помещений. Когда дела его пошли в гору, он смог основать большой ткацко-прядильный завод, где работали 15 тысяч рабочих. Он скупил весь хлопок, который вскоре и вовсе исчез с рынка из-за континентальной блокады.

В произведении «Два сна», датированном январем 1828 года, Бальзак описал ужин, на который был приглашен его отец в августе 1786-го. Ужин давал Бодар де Сен-Джемс [6], проживавший в Нейи в безумно дорогом загородном особняке. В наши дни там расположился лицей.

Семья Бодаров принимала лишь особ благородного происхождения. Министр финансов того времени Шарль-Александр де Калонн (1734–1802), похоже, был поглощен своим финансовым планом. И отвлекался лишь для того, чтобы обсуждать с Бомарше спекуляции акциями Компании водных ресурсов. То и дело шли разговоры об актере Воланже, пользовавшемся огромным успехом в Театре варьете. После ужина гости играли в фараон, как у королевы. Проигрыш двух тысяч экю — вовсе не трагедия. Пили шампанское. Буржуа рассказывали, как ходили в замок Марли пешком, без слуг, в городском платье, чтобы присутствовать на обеде короля. В тот вечер на ужин к Бодарам был приглашен Марат. Должно быть, Бернар-Франсуа хорошо рассмотрел Марата, поскольку Оноре де Бальзак описал «землистый цвет лица и черты, подлые и одновременно величественные, дающие серьезное основание полагать, что перед вами проходимец». В 1787 году Марат служил лейб-медиком в охране графа д’Артуа, а на досуге занимался физикой и предлагал Академии Лиона учредить премию — при условии, что первым ее получит именно он.

Год спустя после ужина, в 1787 году, Бернар-Франсуа стал секретарем-письмоводителем д’Альбера, докладчика, которому было поручено «вынести приговор по имущественным искам господину Бодару, обвиненному в растрате денег короля». Путь к успеху всегда извилист. Бернар-Франсуа рассказывал своему сыну Оноре об ухищрениях финансистов Думерка, Бодара, Уврара, как они объявляли, что разорены, приводя в волнение кредиторов и акционеров, исчезали, вновь появлялись — под другими именами — возобновив платежи или создавая новые общества и используя подставных лиц для покупки недвижимости.

В «Человеческой комедии» Бальзак воздал по заслугам этим аферистам. Он признал их гениальность. Нусинген — это финансовый Наполеон. Франция, испытывавшая недостаток в деньгах, пришла к выводу, что спекулянты «полезны». Следует лишь «изобрести» хорошие аферы, чтобы создалось впечатление, будто промышленность развивается, и чтобы деньги на них шли из «никчемного чулка».

НА ПОВОДУ У СОБЫТИЙ

Не похоже, чтобы Бернар-Франсуа трагически воспринимал события, происходившие во Франции в 1789–1792 годах. И в самом деле, зачем сходить с ума? Несмотря на усилия Тюрго, король не дал французам конституции, а государственные партии не пришли к обоюдному согласию.

Тем не менее режим, неспособный сам себя реформировать, прибег к помощи уполномоченных, горевших желанием разработать конституцию. Она должна была обобщить все законы и ограничить власть каждого, в том числе и короля. Король должен был стать лишь высшим должностным лицом нации.

Бернар-Франсуа продолжал служить государству и королю. 18 сентября 1791 года он поступил на службу к Антуану-Франсуа Бертрану, графу де Мольвилю (1744–1818), который в будущем займет пост морского министра. Это был счастливый день. На парижской площади Марше-дез-Инносан объявили о принятии конституции, а король принес присягу на верность нации на заседании Национального собрания. Перед началом церемонии он заявил своим близким: «Я отчетливо сознаю, что погиб. 18 сентября наступил „день всеобщего ликования“. Король и толпа слились воедино на Марсовом поле, а это означало — уже в очередной раз, — что с революцией покончено». Как напишет Оноре де Бальзак, «потребность мира и спокойствия, которую после суровых потрясений испытывает каждый, повлекла за собой полное забвение самых значительных событий».

Мишле скажет, что Бертран де Мольвиль был «пылким и ограниченным человеком». Этот бывший интендант провинции Бретань (1784–1788), враждебно относившийся к Генеральным штатам, подал Монморену, занимавшему в ту пору пост министра иностранных дел, докладную записку, где предлагал лучший, на его взгляд, способ избавиться от Национального собрания. Когда Людовик XVI назначил его на должность морского министра в октябре 1791 года, он организовал эмиграцию. Встретив жестокую оппозицию в лице Законодательного собрания, Мольвиль ушел в отставку 10 марта 1792 года.

В марте 1792 года разразившийся в Париже голод, угроза возникновения войны, крах государственной власти вынудили Людовика XVI проводить политику по принципу «чем хуже, тем лучше». Карра в «Патриотических анналах» обвиняет Мольвиля в том, что он стал вдохновителем создания «австрийского комитета», который передавал неприятелю военные планы французской стороны. Мольвиль оставался под подозрением как доверенное лицо и тайный агент Людовика XVI. После 10 августа он готовил побег Людовика XVI из Тампля, затем, после опубликования «обвинительного декрета», бежал в Англию, где и написал «Мемуары» и «Историю Революции».

В 1807 году Бернар-Франсуа, составляя свой послужной список, привел доказательства выполнения им революционного долга. Он якобы был «секретарем-президентом секции, депутатом Коммуны, комиссаром и президентом полицейского суда». Николь Фалькей в своем исследовании говорит, что не существует ни одного подтверждающего это документа. Напротив, имя Бернара-Франсуа упоминается 27 ноября 1792 года. Он подписал «Обращение секции по правам человека к Национальному собранию» в качестве председателя. Председатели секций менялись каждый месяц, и в декабре Бальзак уже не был председателем.