Его называли Иваном Ивановичем

Просандеев скрылся в облаке табачного дыма.

- Относительно связных ты абсолютно прав. Возьмем, например, старика нашего хозяина. Настоящий русский крестьянин, ему тоже хочется забрать свое ружье и уйти в лес к партизанам. Он утром подошел ко мне и говорит: "Послушай, командир, я старый солдат, воевал еще в первую мировую, "Георгия" заслужил. И за революцию сражался. Сыновья мои сейчас в Красной Армии, а у меня тоже руки чешутся. Я ведь могу продырявить не одного фашиста. Неужели у тебя не найдется для меня задания?" И он лукаво подмигнул мне. "Послушай, отец, - отвечаю я ему. - Ты уже не молод, сидел бы на печи да грелся. Воевать - дело молодых!" Видел бы ты, как он на меня разозлился. "Значит, по-вашему, сиди на печи да грейся?! - закричал он на меня. - И кто тебя только командиром назначил? Сопляк ты, а не командир! Сейчас не то время, чтобы на печи греться!" И тут я сдался. "Ну хорошо, отец, я подумаю".

Командир отпил чаю, который ему подала хозяйка, потом спросил:

- А чем занимается наш немец?

- Он, кажется, совсем неплохо чувствует себя у нас, - ответил комиссар и, подсев к столу, тоже принялся за чай. - Сначала он помогал Григорию ухаживать за лошадьми. В них он, кажется, знает толк. Сидеть на месте и бездельничать он, видно, не любит. Подружился с Петром Рыбаковым. У Петра разорвались сапоги, подошва совсем отвалилась, так Фриц их починил - что твои новые. Я спросил Фрица, где научился он сапожничать. И знаешь, что он мне ответил? Что научил его этому ремеслу отец и что с десяти лет он сам себе чинит обувь. Летом же вообще бегал босиком. Сейчас он учит русский язык. Учительница дала ему русский букварь, так он теперь с ним не расстается.

- Пусть Коровин поможет ему.

Тихомиров засмеялся:

- У него много энергии. И он уже делает успехи.

Однако на самом деле дела с русским шли у Шменкеля не так хорошо, как думал комиссар. Шменкель подолгу просиживал за букварем. Ему обычно помогали переводчик и новый друг Фрица Петр Рыбаков - здоровенный детина с голубыми глазами и застенчивой улыбкой. Петр по-немецки не знал ни слова, он просто любил слушать, как Фриц выговаривает русские слова.

У Порутчикова Фриц выучил несколько наиболее употребляемых слов и в случае необходимости пользовался ими. Иногда он даже улавливал, о чем говорили партизаны. Большие трудности он испытывал с русским алфавитом. Но, несмотря ни на что, к изучению языка Шменкель относился очень серьезно, как и вообще к любому делу.

Получив букварь, Фриц очень обрадовался. Вскоре он подчеркнул самые необходимые ему слова, а их набралось около ста, начал заучивать. Время от времени Коровин давал Фрицу новые слова и исправлял его произношение. На таких уроках Петр Рыбаков в свою очередь учил немецкие слова.

Когда партизаны ложились спать, Фриц засыпал не сразу. Он никак не мог отделаться от мысли, что в отряде он еще чужой, хотя у него и появились друзья - Просандеев, Григорий, Петр Рыбаков и доктор, которой он помог разобраться в трофейных медикаментах. Коровин много занимался с Фрицем. Никто его не обижал и не оскорблял. Все, казалось, относились к нему по-дружески, но все же было и что-то такое, чего Фриц никак не мог понять. Было это, быть может, не столько недоверие, сколько осторожность...

А может, все это ему только кажется? Шменкель решил поскорее научиться говорить по-русски, чтобы иметь возможность общаться с партизанами, доверие которых ему хотелось завоевать.

"А бой? Ну убил я в этом бою одного фашиста, ну и что? Убил, а когда увидел - жалко стало. Правда, жалость сразу же прошла, как только я обнаружил зарубки на ложе автомата фашиста. Если хочешь завоевать доверие партизан, должен доказать, что ты стал настоящим бойцом".

Шменкель мысленно перенесся домой, к Эрне. Она будет ждать от него известий. Как-то ей там с детьми? Сколько забот у нее прибавится! Кто знает, что ей там о нем наговорят? Может, уже вызывали на допрос в гестапо? А может, она уже сидит где-нибудь в концлагере, а детей поместили в приют?.. На тестя надеяться не приходится. Интересно, как его считают дезертиром или же без вести пропавшим? Глупости! Гестапо прекрасно, знает его прошлое, так что им совсем нетрудно догадаться. А вот если начнут мучить Эрну, следить за ней, пытать... Уж он-то хорошо знает фашистов, они способны на все... Нет ничего хуже, чем неизвестность...

Фриц встал, закурил, но, подумав, что ему тоже нужно отдохнуть, лег, однако заснуть долго не мог.

Накануне ухода из Курганово Просандеев построил свой отряд, который насчитывал уже около сотни партизан. Отряд состоял из трех взводов. В отряде имелось два станковых пулемета, почти семьдесят винтовок, карабинов и автоматов, несколько пистолетов и охотничьих ружей. Партизаны выстроились на площади. Местные жители высыпали из домов.

- Смирно!

Перед строем остановился Тихомиров.

- Товарищи партизаны, - начал он, - мы отрезаны от Красной Армии и предоставлены самим себе. Борьба за линией фронта имеет свои законы. Это борьба трудная, она требует от каждого из нас высокой дисциплины, храбрости и бдительности. Каждый должен знать, что партизанская жизнь нелегка, и мы не потерпим в своих рядах трусов и паникеров! Каждый из нас в любую минуту должен быть готов вступить в бой с врагом. И вот сейчас я еще раз спрашиваю вас, готовы ли вы выполнять нелегкие партизанские заповеди и, не щадя ни сил, ни жизни, храбро защищать Родину? У вас еще есть время все обдумать, Тот, кто не надеется на себя, пусть лучше сложит оружие и идет на все четыре стороны. Мы не будем упрекать таких. Однако тот, кто готов с оружием в руках защищать Родину, должен строго соблюдать все уставные положения бойца Красной Армии.

Ни один партизан из строя не вышел. Шменкель понял далеко не все, что говорил комиссар, но смысл сказанного был ему ясен.

Командир отряда скомандовал:

- Для принятия торжественной присяги выйти из строя следующим товарищам: Букатину Михаилу Антоновичу, Горских Дмитрию Фроловичу, Филенкову Петру Сергеевичу...

Шменкель уже знал, как партизаны принимают присягу, и теперь с нетерпением ждал, когда командир произнесет его фамилию. Были зачитаны уже фамилии тридцати партизан, а Фрица все не вызывали.

Вот уже послышалась команда:

- Смирно! Для принятия присяги шапки снять!

Фриц сорвал с головы шапку, все еще не веря, что его так и не назвали.

Вновь заговорил командир отряда:

- Товарищи, поднимите вверх правую руку и повторяйте за мной: "Я, гражданин Советского Союза и верный сын героического русского народа, торжественно клянусь, что не выпущу из рук оружия до тех пор, пока на нашей земле не будет уничтожен последний фашистский выродок... Кровь за кровь! Смерть за смерть! Клянусь всеми силами помогать Красной Армии! Лучше погибнуть в жестокой борьбе с врагом, чем допустить, чтобы я сам, моя семья и весь русский народ стали рабами фашистов... Клянусь!" - закончил читать присягу Просандеев.

И, словно эхо, партизаны повторили:

- Клянусь!

Шменкель стоял красный от стыда.

"Не может быть, чтоб они про меня забыли. Ведь я уже участвовал вместе с ними в одном бою... Зачем они подчеркивают, что я не такой, как все? Однако ведь ни командир отряда, ни комиссар не сказали мне ровно ничего, что меня не назовут".

Опять раздался голос командира:

- Через час - выступаем! Всем быть готовыми! Разойдись!

Шменкель не пошел вместе с партизанами. Ноги сами привели его к дому, где остановился командир отряда. Немного помедлив, он постучал.

- Да, войдите.

В комнате сидели Просандеев, хозяин дома и Коровин. Шменкель вытянулся,

- Разрешите обратиться, товарищ командир? - спросил он дрожащим голосом.

- Пожалуйста.

Старик-хозяин сразу же вышел из комнаты, не дожидаясь, пока его об этом попросят. Когда дверь за стариком закрылась, Фриц спросил:

- Почему меня не привели к присяге?

Коровин перевел, но командир ответил не сразу. Да, не зря он говорил Тихомирову, что Шменкель может обидеться. Но комиссар остался непреклонен: случай, мол, этот особый и нужно подождать, когда будет налажена связь с Большой землей. Теперь же, увидев перед собой возбужденного Шменкеля, Просандеев хотел было обойтись с ним поделикатнее, но дипломата из него не получилось.