Калиостро

Многие биографы считают, что в Неаполе Джузеппе встретил старого приятеля-сицилийца и, поддавшись на его уговоры, вместе с ним открыл игорный дом. Предприятие прогорело, владельцев арестовали, но вскоре отпустили, предписав оплатить судебные издержки. Бальзамо ничего платить не стал и под покровом ночи отбыл в Рим.

В Риме он поселился в небогатом квартале, где часто останавливались бедные, но благородные паломники, и стал вести жизнь художника-рисовальщика, принимая заказы на копирование эстампов, гравюр и даже картин. Дохода подобная деятельность приносила немного, а Бальзамо надоело ждать, тем более что с каждым днем, прожитым в Риме, соблазны столицы христианского мира притягивали его все сильнее. Джузеппе начал приторговывать «волшебным» товаром, предлагая прибывшим в город пилигримам не только картинки с видами города (выдавая копии за оригиналы), но и бальзамы и амулеты собственного изготовления. На вырученные деньги он кутил в веселых домах, наверстывая упущенные за время пребывания на Мальте плотские радости, от которых добровольно отказывались христовы воины — мальтийцы, а также адепты тайного знания. Ведь Ева не только несла ответственность за грехопадение, но и, согласно Парацельсу, не умела управлять своими буйными страстями и по причине не менее буйного воображения не могла прозреть истину, ибо воображение искажало ее. Поэтому женщина считалась неспособной отыскать правильный путь и больше склонялась к магии черной, сиречь извращенной. Иначе говоря, каждому порядочному алхимику следовало держаться от особ женского пола подальше. Бальзамо с таким выводом был категорически не согласен и отыскал у себя в квартале дом свиданий, где всем заправляла толстая неаполитанка. Признав в Джузеппе сицилийца, то есть почти земляка, она сразу обратила его внимание на юную голубоглазую блондинку с поистине ангельской внешностью, красивой походкой и сладким выражением лица. Красавицу звали Лоренца Феличиани. На портрете, воспроизводимом в черно-белом варианте, Лоренца действительно выглядит блондинкой, однако ряд авторов называют ее темноволосой, а М. Хотинский, ссылаясь на протоколы инквизиции, пишет: «У нее был средний стройный стан, белая кожа, черные волосы, круглое лицо, блестящие глаза и весьма приятная физиономия» ⁸. Впрочем, какого бы цвета ни были роскошные волосы девушки, ни один мужчина не мог пройти мимо нее равнодушно. Она была родом из почтенной римской семьи. Отец ее, Джузеппе Феличиани, богатый медник (возможно, кузнец или каретник), имел собственную мастерскую, расположенную неподалеку от церкви Тринита деи Пеллегрини; мать, Паскуа Феличиани, заботилась о скрупулезном соблюдении церковных обрядов и запретила учить дочь грамоте, дабы у той не появился соблазн читать любовные записки.

Есть мнение, что Лоренца ко времени встречи с Джузеппе Бальзамо успела приобрести богатый опыт в любовных делах, и родители мечтали сбыть ее с рук, ибо полиция грозила заточить ее в тюрьму за безнравственное поведение. Кто-то пишет, что Лоренца была венецианской куртизанкой… Увы, о графине Калиостро сохранилось еще меньше сведений, нежели о ее супруге. Скорее всего, она действительно была шустрой юной особой, ведущей скучную жизнь под присмотром матери и постоянно сопровождавшей ее служанки. А Бальзамо, скорее всего, женился на ней не по расчету, а по любви — влюбился с первого взгляда и навсегда. И в этом «навсегда» будет место не только любви и верности, но и обману и предательству… Как горестно вздыхает часть биографов, все беды Калиостро произошли от Лоренцы. Теософ Елена Петровна Блаватская полагала, что браке Лоренцой стал главной причиной всех жизненных трудностей Калиостро, ибо жена его была орудием в руках иезуитов. Но ведь Джузеппе Бальзамо и его супруга Лоренца Феличиани почти два десятка лет шли по жизни вместе, как единое целое: куда он, туда и она. Когда Калиостро превращал ртуть в серебро, Лоренца помогала ему незаметно подменить одно вещество другим, отвлекая внимание излишне любопытных зрителей. Когда граф занимался исцелением, графиня, одаривая пациентов улыбкой, раздавала лекарства. Когда Калиостро стал главой основанной им масонской ложи Египетского обряда, Лоренца возглавила женскую Египетскую ложу. Калиостро поднялся к вершине славы, Лоренца купалась в ее лучах. Однако через двадцать лет совместной, исполненной превратностей жизни тридцатипятилетняя графиня Калиостро подала на мужа донос, и не куда-нибудь, а в инквизицию Папского государства. Иначе говоря, в организацию, трибунал которой приговоры выносил главным образом смертные, а в темницу сажал все больше бессрочно. Джакомо Казанова, бежавший из знаменитой венецианской тюрьмы Пьомби, справедливо гордился своим побегом, ибо мало кому удавалось самовольно покинуть застенки инквизиции. Не знать об этом уроженка Рима Лоренца не могла. Странная история…

Но до предательства еще далеко, пока же можно задаться вопросом: чем привлекла Лоренца решительного и дерзкого Джузеппе? Выразительными глазами, умевшими посмотреть на мужчину так, что его охватывала дрожь? Пухлыми алыми губками, скрывавшими жемчужной белизны зубы? Приятной полнотой фигуры с тонкой талией и развитой грудью? Маленькими нежными ручками, чьи плавные движения словно манили подойти и прижаться к ним губами? Крохотной ножкой с изящной щиколоткой? Волнующей соблазнительной походкой? Или же незамутненным науками умом, жадно впитывавшим все, что говорил ей пылкий поклонник? Наверное, всем вместе. А что могло побудить красавицу, не знавшую отбоя от поклонников, принять предложение Джузеппе? Смуглый, как и положено сицилийцу, черноглазый, небольшого роста, с густыми курчавыми волосами, вздернутым носом, широкоплечий, начинающий полнеть, с короткой шеей… словом, отнюдь не красавец, да еще на двенадцать лет старше. Как ему удалось приворожить юную кокетку? Наверное, живостью блестящих черных глаз, стремительностью движений, страстными поцелуями, фантастическими россказнями и необычайной яркости одеяниями. Он наверняка заговорил ее родителей, не желавших выдавать дочь замуж в столь раннем возрасте; Бальзамо не только убедил их в своем великом будущем, но и привлекательными красками расписал нынешнее свое положение, похваляясь связями «наверху». Но, судя по римскому кругу его знакомств, в аристократическое общество он, несмотря на рекомендации, принят не был. А может, он сам отказался от предложения кардинала Орсини пойти к нему в секретари: Джузеппе хотел всего и сразу, и каждодневная бумажная работа его не привлекала, тем более что больших денег она не сулила. Зато он умело ввернул нужные имена в разговоре с родителями невесты, и согласие было получено. В апреле 1768 года четырнадцатилетняя Лоренца Феличиани и двадцатишестилетний Джузеппе Бальзамо, рисовальщик пером, обвенчались в церкви Сан-Сальваторе ин Кампо.

Молодые супруги стали жить в доме родителей Лоренцы, но, как это часто бывает, вскоре рассорились с родителями и перебрались на съемную квартиру. Собственно, семья Лоренцы с самого начала не питала особой симпатии к супругу дочери, тем более что его занятия вызывали подозрения, а его небрежное отношение к религиозным обязанностям возмущало до крайности. И вряд ли они были довольны тем, что дочь их, выйдя замуж, отнюдь не перестала кокетничать напропалую, а муж, как донесли им, поощрял кокетство жены и даже наставлял ее в науке нравиться мужчинам.

Кокетство Лоренцы требовало денег, небольшое приданое быстро утекло сквозь пальцы, и Бальзамо, относившийся к жене как к куколке, связался с двумя своими земляками, ставшими весьма опасными субъектами: Оттавио Никастро (кончит свои дни на виселице) и маркизом Альятой. Альята похвалялся патентом полковника прусской службы, подписанным самим Фридрихом Великим, и называл себя полномочным представителем прусского двора. Когда компаньоны стали больше доверять друг другу, маркиз лично изготовил полковничий патент и для Бальзамо, где тот именовался полковником (Калиостро всегда нравился чин полковника) испанской службы графом Фениксом; похоже, именное этим патентом Калиостро впоследствии отправится в Россию. Сомнительный маркиз стал очередным учителем жизни Джузеппе: он научил его не только подделывать патенты, банковские векселя и аккредитивы, но и без последствий пускать их в оборот. Подобного рода деятельность не способствовала оседлому образу жизни, и через семь месяцев после свадьбы супруги Бальзамо вместе с новыми приятелями пустились в путь. Говорят, за науку Джузеппе заплатил Альято прелестями собственной супруги.