Русские гении за рубежом. Зворыкин и Сикорский

Сообщив в Омск о дате приезда, я получил дополнительные заказы, как по работе, так и частные просьбы, и отправился на западное побережье с огромным багажом. Обратное путешествие заняло около шести недель. Я побывал в Сиэттле, Йокогаме, Владивостоке и отправился по Сибирской железной дороге через Харбин до Омска. После очень приятного путешествия на американском поезде и японском корабле я оказался во Владивостоке, оккупированном союзниками. Мои документы признали действительными, но предупредили, что часть пути по Сибирской железной дороге от Харбина до Хабаровска опасна. Оба города были заняты практически никому не подчиняющимися атаманами: Хабаровск — генералом Хорватом, а Харбин — казачьим атаманом Григорием Семеновым. Но выбора не было, я должен был выполнять приказ Омска.

Оказалось, я был слишком оптимистичен, так как меня держали во Владивостоке в течение многих дней; обыскали, конфисковали часть багажа и отпустили только из-за полученных из Омска телеграмм. По прибытии туда я обнаружил, что многое изменилось. Сибирское правительство было заменено адмиралом Колчаком, и по всей стране шла Гражданская война. Война шла на нескольких фронтах между „белыми“ и коммунистами с переменным успехом. Хотя восточная часть страны номинально находилась под контролем правительства Колчака, здесь было множество независимых атаманов, помимо тех, о которых я уже сказал, которые никого не признавали и, по существу, делали что хотели. Целые области переходили от одного правителя к другому, и было непонятно, от кого население страдало больше. Хаос продолжал возрастать, и я решил вернуться в Соединенные Штаты, на сей раз навсегда.

Тем временем колчаковское Министерство транспорта, которое занималось поставкой в Омск товаров, купленных за границей, особенно в Соединенных Штатах, искало кого-нибудь для организации закупок для навигации, запланированной на следующее лето. Я получил предложение принять участие в этой работе в Америке, что совпадало с моими планами. Я согласился работать на них по крайней мере еще год, но никак не более двух лет.

Так я опять поехал в Нью-Йорк, на сей раз как правительственный курьер с рекомендательными письмами различным русским организациям в Соединенных Штатах. Поскольку я уже был известен в Омске как человек с репутацией удачливого путешественника, достигшего США через Ледовитый океан, меня завалили различными посылками и поручениями от различных кооперативов и прочих организаций, а также от частных лиц, ищущих родственников, и даже от Церкви, передавшей для главы Православной церкви в США пузырек с мирром (освященным маслом, используемым в церковной службе).

На этот раз я поехал тем же путем, которым вернулся из Нью-Йорка. Я доехал до Владивостока железной дорогой, оттуда взял небольшую лодку на Суругу, и снова — японской железной дорогой до Йокогамы. Когда я проезжал через Японию в первый раз, я пробыл в Токио всего несколько дней, и мне не удалось посмотреть эту страну. На этот раз я должен был провести почти месяц в ожидании визы и билета на пароход и решил использовать это время, чтобы увидеть Японию. Я распланировал свое путешествие по стране, а когда покупал билеты, то заметил рядом японского джентльмена, которого до этого видел у себя в гостинице. Я решил, что за мной следят, но так как таить мне было нечего, я подошел к нему и, говоря с ним по-русски, показал ему свои билеты. Я сказал, что раз уж он все равно едет со мной, то не мог бы он показать мне Японию. Кроме того, я был даже готов ему заплатить за это одолжение. Сначала он немного сконфузился, но, когда я прибыл на вокзал, он был уже там. Он оказался чудесным гидом и в какой-то мере другом, с чьей помощью и с чьим знанием русского и японского мне удалось не только увидеть, но и по-настоящему узнать Японию того времени. Когда мне снова довелось попасть в Японию почти сорок лет спустя, это была уже совсем другая страна. Во время моей первой поездки я увидел настоящую Японию, такую, какой она была столетиями.

Наконец настал день моего отъезда, и я сел на японское судно. По дороге мы остановились на один день в Гонолулу, где я нанял машину, чтобы увидеть этот прекрасный остров, который тоже очень отличался от того, как он выглядит теперь. По дороге я увидел гору ананасов и захотел купить несколько штук. Не зная языка, я просто дал продавцу один доллар и пошел пофотографировать окрестности, оставив машину. Когда я вернулся, оказалось, что моя машина целиком забита ананасами, купленными на один доллар. Я решил взять несколько с собой в Нью-Йорк, для друзей, но, когда мы прибыли в Сан-Франциско, пограничник заставил меня их выбросить.

После долгого путешествия поездом я наконец прибыл в Нью-Йорк, теперь с твердым намерением здесь остаться. 18 месяцев — дважды вокруг света — длилось мое путешествие из Москвы в мой новый дом в США».

3. Совсем новая жизнь

Первая новость, встретившая Зворыкина по прибытии в Нью-Йорк, была о том, что правительство Колчака пало и поэтому его работа в статусе официального представителя прекращается. Тем не менее, так как российское посольство в Вашингтоне еще не признало правительство большевиков, Зворыкин был удостоен встречи с послом, профессором Бахметьевым, который предложил ему работу в Российской закупочной комиссии в Нью-Йорке.

Оставшись без средств к существованию, Зворыкин согласился на работу в качестве оператора механического калькулятора в бухгалтерии комиссии. Параллельно с этой работой он стал изучать английский.

Во время своих странствий он пытался разузнать о местонахождении жены и наконец, после нескольких месяцев нью-йоркской жизни, он по посольским каналам получил ее адрес в Берлине. Жена загорелась мыслью приехать к нему в Штаты, и Зворыкин занял денег на ее переезд. Когда она приехала, он снял дом в Маунт-Вернон (штат Нью-Йорк), и наконец, после стольких лет хаоса, его жизнь стала походить на более или менее нормальную. Тогда Зворыкин и решил попытаться вернуться к профессии инженера.

«С самого моего приезда в Нью-Йорк я не переставал искать работу по профессии, и наконец меня пригласили на собеседование в Питтсбург (штат Пенсильвания), в исследовательскую лабораторию „Вестингауза“. Меня так поразила лаборатория, что я сразу же согласился на их условия, хотя предлагаемая зарплата была почти вдвое меньше того, что мне платили в комиссии. Переезд осложнялся еще и тем, что моя жена ожидала ребенка. Но поскольку я был полон решимости работать в промышленности и был уверен, что получу большее удовлетворение, работая по профессии, то как только родилась наша первая дочь Нина, мы переехали в Питтсбург.

Этот город сильно отличался от Нью-Йорка. Жизнь была намного дешевле, и нам удалось снять приличные комнаты в доме инженера телефонной компании, с которым мы быстро подружились. Я сразу ушел с головой в работу лаборатории. Меня назначили в группу разработки нового радиоусилителя (впоследствии — известного как WD-11), для радиоприемников, ловящих передачи новой радиостанции КДКА (построенной Франком Конрадом). Я работал очень много, иногда, если нельзя было прерваться, оставаясь в лаборатории на ночь. Я начал ощущать себя полезным членом группы, и мне это нравилось.

Вскоре меня поставили на подготовку катодов для радиотрубок. Платиновые нити надо было покрывать солями стронция и бария, чтобы сделать их хорошими электронными излучателями. Процесс чисто ручной, и покрытие получалось неоднородным. Я предложил и в конечном счете построил полуавтоматическую машину покрытия, которая ускорила процесс и сделала его намного более однородным. Механизм, использовавший расплавленную канифоль в качестве проводника для активирования соли, поднимался и опускался сжатым углекислым газом. Установка была временным лабораторным образцом; многие части оборудования были соединены резиновыми шлангами.

Однажды я подхватил грипп и должен был остаться дома. Через несколько дней мне позвонил начальник и сказал, что у них кончились нити накала и никто не знает, как пользоваться моей машиной. Хотя я еще был болен, я согласился прийти на следующий день и попросил до этого подключить новый баллон сжатого газа к оборудованию. Придя в лабораторию, я сразу же включил машину, но в тот момент, когда я включил подогрев нитей, раздался громкий взрыв, и вся расплавленная канифоль брызнула вверх. Мне удалось прикрыться куском асбестовой ткани, который я в тот момент держал в левой руке, так что я чудом спасся, лишь обжег руку и испортил костюм. Выяснилось, что взрыв произошел из-за того, что кто-то перепутал баллон с углекислым газом с баллоном кислорода. Я описываю этот эпизод, чтобы показать, насколько в лабораториях в те времена не считались с мерами безопасности.