Казаки на Кавказском фронте 1914–1917

2-я Кубанская пластунская бригада генерала Гулыги, авангард Эриванского отряда, наступала через Чингильский перевал. В голову был брошен 10-й батальон. Бой начался артиллерийской подготовкой. Сам Гулыга в передовых цепях. Турецкая пуля, ударившись в камень у ног генерала, расплющилась.

— Это к счастью, — весело говорит Гулыга, поднимает ее и кладет в карман.

Первого раненого пластуна он обнимает и целует и тут же поздравляет с награждением Георгиевским крестом. Так рассказывали станичники и добавляли — могло ли что остановить пластунов после этого?

2-я Кавказская казачья дивизия Эриванского отряда под начальством генерала Певнева наступала западнее, через Мысунский перевал. Быстро сбив турок и курдов, спустились в Турцию. 3-я сотня 1-го Лабинского полка под командой сотника Коли Бабиева шла в голове дивизии. Задача дивизии — перерезать путь Баязет — Диадин.

Баязет, по рассказам наших дедов, участников русско-турецкой кампании 1877–1878 годов, вошел в психологию казаков как очень сильная турецкая крепость. Мы и предполагали, что турки дадут нам бой с большим сопротивлением. В своей победе мы не сомневались. Перед столь мощными казачьими отрядами, казалось тогда, ничего не устоит.

Столь неожиданное занятие крепости Баязет радостным эхом облетело всех. Вот почему пять батальонов пластунов, численностью около четырех тысяч человек, сосредоточенных в селе Агнот, выбросились на улицы. Сплошные папахи, черкески, кожухи… Все это ласкало сердце и глаз и заставило забыть тяжкий осадок первого боя.

Распрощались со всеми. И под восторженные крики «ура», под размахивание папахами остающихся отдохнувший взвод первоочередного полка — с радостной душой и легкой поступью своих кабардинских коней — стал спускаться вниз, направляясь в свой полк, уже в Баязет.

Мы шли теперь уже не болотами, а прямой дорогой. И как не похож теперь этот наш путь на путь ночной! И как раздольно на всей этой Баязетской долине! И страха никакого уж нет! Вся долина ведь находится в руках победных казаков!

В дождливый вечер прибыли к Баязету. Вся бригада расположена биваком в палатках у подножия хребта. До Баязета вверх по ущелью около двух верст. Явился к генералу Николаеву и представил секретный пакет от генерала Абациева. Николаев — добрый старик, участник русско-японской войны, глубоко посмотрел мне в глаза и поблагодарил за выполненную задачу. Начальник штаба бригады капитан Сычев просил меня задержаться у него и начал буквально вытягивать от меня все до мельчайших подробностей — что я видел и узнал об отряде генерала Абациева. О штабных офицерах, об их плане, что они говорили между собой, что говорили или спрашивали о нашем отряде. Это был настоящий допрос, словно перебежчика из противного стана… С капитаном Сычевым я был знаком еще по Мерву, где он командовал ротой туркестанских стрелков для ценза, почему я ему достаточно смело для моего чина хорунжего ответил, что все это не относилось к моей задаче, а он любезно, с улыбкой, дружески-наставительно сказал:

— Аа… нет, хорунжий! Вы должны, как говорят, даже и все сплетни узнать, какие имеются в других штабах… Вот это и называется «настоящая и глубокая доподлинная разведка»!..

Мне, молодому офицеру, воспитанному на долге, чести и чистоте, все это совершенно не понравилось, о чем я ему и доложил.

— Это, хорунжий, надо понимать не буквально, но всякий офицер, попав в другой отряд, должен во все вникнуть, даже и сверх своей задачи. Но я вами очень доволен. Вы свою задачу выполнили отлично и своевременно, — закончил он.

Командир полка полковник Мигузов, на удивление, был также очень любезен.

Наша, 3-я сотня вернулась из сторожевого охранения поздно вечером, мокрая после дождя, захлюстанная и усталая. В палатке командира сотни благородного подъесаула Маневского я рассказал ему и хорунжему Леурде всю одиссею ночного разъезда, описал встречу с генералами Абациевым и Гулыгой, пластунами. Мы ели горячий борщ из казачьего котла, потом пили чай, а дождь стучал по палатке, но нам тепло, тепло на душе…

Четвертый день войны. Встреча с 1-м Лабинским полком

23 октября западнее Баязета вся конница обоих отрядов встретилась.

Рано утром мы подошли к 1-му Лабинскому полку. Разбросанными сотнями между глыбами он стоял спешенным. Офицеры сообщили, что во время короткой перестрелки с курдами шальной пулей убит наповал в голову отличный офицер полка хорунжий Кофанов и сейчас привезли его тело. В мирное время, в Персии, в борьбе против курдов племени шаксевен за отличие он награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, что говорило о незаурядной доблести этого офицера.

Смерть хорунжего Кофанова искренне огорчила лабинцев. Но сочувствовать было некогда. Раздались слова команды, и полки быстро вытянулись на запад, да так быстро, что наша бригада, только что подошедшая, догоняла колонну широкой рысью.

Незабываемо красочная картина была тогда! Семь казачьих конных полков с тремя батареями длинной лентой в колонне по три широкой рысью двигались на запад, в глубь Турции. Все громыхало по каменьям и грозной лавиной двигалось, плыло вперед. Казалось, что всю эту массу казачьей конницы в 7000 всадников никто и ничто не может остановить.

Для истории перечисляю полки, тогда летевшие так к воинской славе Кубанского войска: 1-й Лабинский, 1-й Черноморский, 3-й Черноморский, 1-й Таманский, 1-й Кавказский и Терского войска — 3-й Кизляро-Гребенской и 3-й Волгский.

Полки шли по Диадинской долине. Мы слышали безостановочные орудийные выстрелы впереди и видели белые шрапнельные разрывы и, не останавливаясь, двигались радостно вперед… Наша бригада на перевале. На нем десятки трупов смуглых молодых курдов. То отличный результат работы одной из кубанских батарей. Неприятно было смотреть на окровавленные трупы с раздробленными черепами, но… это есть наш противник. Эти полудикие курды хотели остановить наше победное движение в глубь Турции, почему нам становится почти приятно, что их «так хорошо пощипали»…

На Диадинском перевале — большой привал. Подошел головной батальон 2-й Кубанской бригады. Они раскинулись между нашими казаками, быстро сбросили из-за плеч свои «сыдиры» (походные вещевые мешки), достали хлеб, сало, консервы и с большим аппетитом начали есть, как всегда у казаков, перебрасываясь между собой разными шутками. Мимо нас проходил крупный и нарядно-важный генерал Абациев на высоком и лощеном коне. За ним — его штаб. Наши казаки-кавказцы да и господа офицеры впервые его увидели, почему и вглядывались в столь импозантного и крупного казачьего генерала. Пластуны же, увлекшись едой и, естественно, желая отдохнуть, совершенно не обращали на него внимания. К тому же они уже его видели не раз как начальника Эриванского отряда. И вдруг Абациев громко вскрикнул:

— Вста-ать!.. Смиррно!

Большинство казаков поднялись на ноги и отдали ему честь. Он проследовал дальше, не повернув даже и головы в нашу сторону.

— Шо цэ?… ышь… якый жыгыт… — услышали мы голос какого-то пластуна позади нас. Мы переглянулись с Леурдой и засмеялись.

По уставу на привале и на биваке не подается команда «Смирно», чтобы не беспокоить воинских чинов на отдыхе. В данном случае пластун-черноморец своеобразно вынес свой протест, почему нам и было смешно.

В Диадине — ночлег. Многотысячная масса казачьей конницы и пластунов в одну ночь «объела» этот маленький городок. На следующий день вся конница выступила дальше. Наша бригада шла вновь в хвосте колонны. Мы чувствовали, что нас усиленно «обходят». Ведь так может окончиться война, так как турки бегут от нас, и мы в ней словно и не участвуем. Старались сами себя успокоить, что мы, туркестанцы, есть «гости» здесь и лавры боевого первенства должны принадлежать здешним полкам. И в этот день мы убедились, что генерал Абациев предпочел иметь во главе всей конницы молодого, энергичного своего кубанского генерала Певнева, чем спокойного и пожилого генерала Николаева, неведомого ему.