Расплата. Трилогия

   В чем же выгода так охотно, задним числом, проповедуемого похода через Лаперузов пролив? В наилучшем случае, при осуществлении всех многочисленных "если бы", -- то же, что и при выборе ближайшего и удобнейшего в навигационном отношении пути через Корейский пролив, -- решительный бой со всем японским флотом.

   Нравственный элемент. Кроме того, не говоря уже о гибельном влиянии, которое мог бы оказать на полу надорванные физические силы личного состава резкий переход от 6-месячного пребывания в тропиках к холодным туманам Охотского моря, где даже в конце июня встречаются плавающие льды, -- огромное значение в деле выбора пути играл учет "настроения", господствовавшего на эскадре, того "нравственного элемента", на который тактика рекомендует начальнику обращать особое внимание.

   Я неоднократно указывал на причины, приведшие личный состав эскадры в состояние, близкое к полной деморализации. Не буду повторять их, скажу лишь, что если эскадра еще существовала как нечто целое, то она держалась исключительно верою в своего начальника, в его несокрушимую энергию. Однако же мне казалось (может быть, я ошибаюсь), что и эта спайка начинала сдавать... -- Передержали!.. -- Если даже у офицеров порою вырывались безнадежные возгласы вроде: "Хоть бы пришли японцы и утопили!" -- то как разгадать, что творилось в глубине масс, в душе этих 12 000 и физически, и нравственно переутомленных людей? Этот глухой ропот, который слышался кругом, это недовольство, выражавшееся нелепыми, дикими вспышками, -- не являлись ли они результатом инстинктивного, не определяемого словами, но ясно чувствуемого сознания, что "дальше -- так нельзя", что "на бой -- еще хватит, но на ожидание -- нет"...

   Мне невольно приходили на память тяжелые минуты из времен Порт-Артура, когда казалось -- вот-вот из недр темной толпы, мало осведомленной в тонкостях военного дела, живущей не рассудком, но сердцем, вдруг криком вырвутся те безумные слова, те чудовищные подозрения, о которых пока только шепчутся по углам: "Измена! Начальство нас продало!"

   Может быть, здесь это было бы формулировано иначе. Может быть, здесь заговорили бы: "Куда ведут? Опять не в бой? Долго ли еще? Когда же конец? Измором взять хотят, что ли?.."

   С этим необходимо было считаться.

   Решение было принято. Путь избран -- Корейский пролив.

   В надежде (довольно слабой) отвлечь внимание неприятеля от этого пункта, вызвать, может быть, разделение его сил, -- решено было с дороги послать вперед, к восточным берегам Японии "Кубань" и "Терек" для крейсерских операций на подходах к Токийскому заливу с востока (из Америки) и с юга (из Гонг-Конга). Появление их в этом районе при успешной (в смысле демонстративном) деятельности вполне естественно могло бы вызвать предположение, что дерзость такого поведения объясняется близким присутствием главных сил эскадры, следующей кругом Японии и направляющейся к Ла-перузову проливу.

   К сожалению (не берусь судить, по каким причинам), крейсера эти ничем не проявили своего присутствия у берегов Японии. Японцы даже и не подозревали, что они бродят поблизости...

   Немалое затруднение создавалось также заботливым предупреждением Главного морского штаба: не обременять собою скудно снабженного и оборудованного владивостокского порта и не рассчитывать на подвоз по сибирской дороге. С одной стороны, элементарные правила тактики предписывали идти в бой налегке и, уж конечно, не иметь при эскадре транспортов, стесняющих ее действия, с другой -- это любезное предостережение. Послать транспорты во Владивосток в качестве обыкновенных блокадопрорывателей -- значило бы заведомо предать их в руки японцев, стерегущих все подходы к нему. Взять всю ораву с собою, вести под своей охраной -- недопустимо с тактической точки зрения. Отправить их в нейтральный порт с тем, чтобы, в случае удачного завершения предприятия, диверсиями из Владивостока прикрыть их прибытие в указанные сроки? Было бы недурно. Но в случае, скажем, не полной неудачи, а хотя бы значительных потерь и повреждений, из-за которых на более или менее значительный срок эскадра будет лишена возможности предпринять подобную диверсию, -- как быть в этом случае? Как обойтись это время, "не обременяя порта и не рассчитывая на железную дорогу?" Приходилось идти на компромисс. Адмирал решил так: боевым судам принять запасов и материалов, сколько позволяет вместимость имеемых для того помещений (Эти помещения (погреба, кладовые) устраиваются на военных судах с таким расчетом, чтобы можно было главнейших запасов и материалов принять на 4-месячную кампанию, но так как всегда имеется некоторый запас места, то кое-чего можно принять и на больший срок -- до 6, даже до 8 месяцев.); на транспорты "Анадырь", "Иртыш" и "Корея" (самые крупные и надежные, с ходом 14 узлов) перегрузить возможно большее количество запасов, необходимых в первую голову, -- мины, материалы для ремонта боевого вооружения, запасные части механизмов и т. п.(К тому же в своих трюмах эти три транспорта (огромного водоизмещения) имели в общем более 15 000 тонн угля, т. е. количество, достаточное для одной погрузки полного запаса всей эскадрой); с плавучей мастерской "Ксения" передать на "Камчатку" все, что флагманские инженер-механики и корабельные инженеры найдут полезным, до станков включительно, сдав в обмен, для освобождения места, все, что не будет признано насущно необходимым; лучшим мастеровым "Ксении", буде окажутся желающие, предложить перевестись на "Камчатку", а с последней убрать худших и таких, что неохотно идут на театр военных действий; 6 транспортов отослать в Сайгон; 7 транспортов и плавучую мастерскую "Ксения" отослать в Шанхай.

   Три вышеназванные отборные транспорта и "Камчатка" должны были следовать при эскадре и разделить судьбу ее в попытке достигнуть Владивостока. Кроме них, решено было взять с собой буксирные и водоотливные пароходы "Русь" и "Свирь" для буксировки и оказания помощи судам, потерпевшим в бою или от мин, а также госпитальные корабли "Орел" и "Кострома". Транспорты, отправленные в Сайгон и Шанхай, должны были, тотчас по прибытии, принять полные грузы угля и других припасов и материалов от известных агентов и быть готовыми, с получением условной телеграммы, к немедленному выходу в море на указанное рандеву.

   В то время мы еще не изверились окончательно в международном праве. Нам в голову не приходило, что наши транспорты, обыкновенные пароходы под коммерческим флагом, могут быть, под давлением Англии, "интернированы" в нейтральном порту, что госпитальные суда могут быть забраны как призы, отведены в неприятельский порт и лишены возможности выполнять свое прямое и единственное назначение -- оказывать помощь раненым и утопающим...

   Вот каковы были, насколько мне известно, мотивы принятых решений.

   1 мая тронулись в путь. Чтобы не утомлять внимания читателей подробным перечнем судов, скажу кратко, что походная диспозиция (дневная и ночная) имела в общем тот же характер, как и на подходе к берегам Аннама.

   Транспорты, пришедшие с адмиралом Небогатовым, вошли в отряд нашего транспортного отряда, заменив те четыре, что были отправлены в Сайгон. "Мономах" поступил в крейсерский отряд адмирала Энквиста, а четырем броненосцам приказано было идти в замке эскадры, в строе фронта. Последнее не без особого умысла: хождение в строе фронта -- наилучший прием практического обучения соблюдать свое место согласно эскадренной диспозиции.

   Дальше, как и обычно на походе, мой дневник становится немногословным, кратко, но точно отмечающим события в строгой их последовательности.

   Позволю себе, для этих дней, возможно ближе придержаться к нему, давая лишь самые необходимые пояснения некоторым фразам, малопонятным по их отрывочности.