Жизнь поэта

В письме этом, по выражению Вяземского, Пушкин излил все свое бешенство, всю скорбь раздраженного, оскорбленного сердца своего. Дуэль становилась неизбежной.

Утро 26 января, после отправки письма, Пушкин провел с вернувшимся из Парижа Александром Тургеневым, который познакомил его с привезенными им «парижскими бумагами» - копиями донесений французских послов при дворе Петра I. Материалы эти очень интересовали Пушкина, историка Петра Великого.

Пушкин, с своей стороны, читал Тургеневу приготовленные для «Современника» материалы и пригласил его зайти на следующий день, чтобы еще почитать.

Днем Пушкин получил два письма. Одно от А. О. Ишимовой - ответ на посланное ей накануне письмо. Не имея понятия, на грани какой катастрофы находился в те дни Пушкин, она писала ему:

«Милостивый государь Александр Сергеевич!

Не могу описать Вам, сколько я сожалела в пятницу, приехав домой спустя десять минут после Вас! И это произошло от того, что я ожидала Вас уже в четыре часа, а не в три...

Сегодня получила я письмо Ва ше, и скажу Вашими же словами: заранее соглашаюсь на все переводы, какие Вы мне предложите, и потому с большим удовольствием получу от Вас книгу Barry Cornawall. Только вот что: мне хотелось бы как можно лучше исполнить желание Ваше насчет этого перевода, а для этого, я думаю, нам нужно было бы поговорить о нем. Итак, если для Вас все равно, в которую сторону направить прогулку Вашу завтра, то сделайте одолжение зайдите ко мне. Кроме добра, которое, вероятно, произойдет от того для перевода моего - Вы этим очень успокоите совесть мою, которая все еще напоминает мне о моей неисправности перед Вами в пятницу.

Искренно уважающая Вас и готовая к услугам Вашим

Александра Ишимова».

Вечером 26 января Пушкин был на балу у графини Разумовской, танцевал, просил Вяземского напомнить Козловскому его обещание прислать очередную статью для «Современника»... И в то же время искал секунданта для завтрашней дуэли. Он обратился с этим к советнику британского посольства Медженису, но тот отказался...

Поздно ночью, после бала у Разумовской, к Пушкину явился д’Аршиак, секундант Дантеса, и передал ему письмо с вызовом на дуэль. Оно было подписано Геккереном, а внизу была приписка Дантеса: «Читано и одобрено мною».

Пушкин принял вызов, даже не прочитав письмо.

27 января 1837 года.

Жуковский кратко обозначил в своем дневнике состояние Пушкина в роковой день дуэли, причем особенно подчеркнул его настроение: «Встав весело в 8 часов - после чаю много писал - часу до 11-го. С 11 обед - ходил по комнате необыкновенно весело, пел песни...»

Веселое настроение Пушкина в день дуэли, конечно, не отражало внутреннего состояния готовившегося к дуэли поэта. Это было нервное возбуждение, безмерная усталость, стремление любым путем выйти из создавшегося положения и - большая выдержка, позволявшая ему за несколько часов до дуэли работать над статьями для «Современника», писать ответные письма.

9 часов утра, после чая. Записка от д’Аршиака: «Я ожидаю сегодня же утром ответа на мою записку, которую я имел честь передать вам вчера вечером. Мне необходимо переговорить с секундантом, которого вы выберете, притом в возможно скором времени. До полудня я буду дома...»

10 часов утра. Пушкин закончил и отправил д’Аршиаку ответ. Судя по сохранившемуся черновику, он долго и нервно работал и над его содержанием, и над формой. Опасаясь расширить круг поисков секунданта, что могло привлечь внимание друзей и расстроить дуэль, Пушкин написал:

«Я не имею ни малейшего желания посвящать петербургских зевак в мои семейные дела; поэтому я не согласен ни на какие переговоры между секундантами... Так как вызывает меня и является оскорбленным г-н Геккерен, то он может, если ему угодно, выбрать мне секунданта; я заранее его принимаю, будь то хотя бы его егерь. Что же касается часа и места, то я всецело к его услугам...»

Отправив письмо, Пушкин все же стал думать, кого можно было бы пригласить секундантом и вспомнил своего лицейского товарища К. К. Данзаса, подполковника, человека открытого и благородного.

10 часов 30 минут утра. На столе лежало полученное накануне письмо А. О. Ишимовой и только что вышедшая ее книга «История России в рассказах для детей». Он развернул ее и стал читать. Затем разыскал том Барри Корнуолл, с очерками которого хотел познакомить читателей «Современника», и написал Ишимовой:

«Милостивая государыня Александра Осиповна,

Крайне жалею, что мне невозможно будет сегодня явиться на Ваше приглашение. Покамест честь имею препроводить к Вам Barry Cornawall. Вы найдете в конце книги пьесы, отмеченные карандашом, переведите их как умеете - уверяю Вас, что переведете как нельзя лучше. Сегодня я нечаянно открыл Вашу «Историю в рассказах» и поневоле зачитался. Вот как надобно писать!

С глубочайшим почтением и совершенной преданностью честь имею быть, милостивая государыня,

Вашим покорнейшим слугою

А. Пушкин

27 янв. 1837».

Не имея понятия о предстоящей дуэли и не получив еще письма, Ишимова, конечно, ждала Пушкина, быть может, даже вышла ему навстречу, Но поэт уже не мог явиться: в третьем часу дня, когда посланный вручил ей письмо и завернутую в серую бумагу книгу, Пушкин готовился уже отправиться к месту дуэли. Написанное Пушкиным за несколько часов до дуэли письмо поражает необычайным спокойствием, изумительной точностью в деле, касающемся «Современника». Даже почерк письма - обычный, ровный, спокойный - свидетельствует о большой выдержке поэта.

* * *

12 часов дня. Неожиданно приехал библиограф Ф. Ф. Цветаев и говорил с Пушкиным о новом издании его сочинений. Пушкин держался спокойно, и Цветаев был поражен, когда в тот же день к нему пришел А. И. Тургенев и сообщил о дуэли и тяжелом состоянии Пушкина.

По уходе Цветаева на посланное Пушкиным письмо пришел ответ д’Аршиака: «Оскорбив честь барона Жоржа Геккерена, Вы обязаны дать ему удовлетворение. Вы обязаны найти секунданта... Всякое промедление будет рассматриваться им, как отказ в том удовлетворении, которое Вы обещали ему дать, и как намерение оглаской этого дела помешать его окончанию...»

12 часов 30 минут дня. Пушкин стал готовиться к поединку. Вышел на лестницу, увидел, что морозно, вернулся и приказал подать в кабинет вместо бекеши большую шубу.

1 час дня. Пушкин вышел на улицу, дошел пешком до первого попавшегося извозчика, сел в сани и по дороге встретил своего старого лицейского товарища и друга К. К. Данзаса.

- Данзас, - обратился к нему Пушкин. - Я ехал к тебе, садись со мной в сани и поедем во французское посольство, где ты будешь свидетелем одного разговора.

Они приехали во французское посольство, где жил д’Аршиак, и тут Пушкин, после приветствия с хозяином, сказал Данзасу: «Теперь я вВеду вас в сущность дела», и рассказал все, что происходило между ним, Дантесом и Геккереном. Представив д’Аршиаку Данзаса в качестве своего секунданта, Пушкин официально ознакомил д’Аршиака с существом дела, начиная с момента получения анонимного пасквиля до последнего дня.

2 часа дня. Вручая Данзасу копию своего отправленного накануне Геккерену письма, Пушкин уехал к себе, оставив секундантов выработать и закрепить на бумаге условия дуэли.

Расставаясь с Данзасом, Пушкин сказал:

- Теперь я вам могу сказать только одно: если дело это не закончится сегодня же, то в первый же раз, как я встречу Геккерена, - отца или сына, - я им плюну в физиономию.

2 часа 30 минут дня. Секунданты выработали и подписали условия дуэли. Один экземпляр остался у д’Аршиака для Дантеса, второй Данзас взял с собою для Пушкина.

4 часа дня. Как условились, Пушкин ждал в это время Данзаса в кондитерской Вольфа и Беранже, на Невском проспекте, против Казанского собора. Данзас передал Пушкину выработанные секундантами условия:

«1. Противники становятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга и пяти шагов (для каждого) от барьеров, расстояние между которыми равняется десяти шагам.