Петр III

25 августа совершено бракосочетание с великим торжеством.

Вскоре после этого мать великой княгини возвратилась в свое княжество Ангальт-Цербст.

Она возбудила в канцлере подозрение своим прусским и французским образом мыслей, и потому он хлопотал у императрицы об ускорении отъезда и бракосочетания, которое, однако ж, по причине оспы совершилось в августе следующего года. Так как она придерживалась более партии Лестока и графа Брюммера, чем канцлер, граф Бестужев, то ее лишили благосклонности и доверия императрицы, которая, чтоб удалить ее, спешила бракосочетанием великого князя вопреки советам придворных врачей. Великий князь дал отставку своему прежнему обер-гофмаршалу, графу Брюммеру, и обер-камергеру Берхгольцу, предложив им должность в Голштинии. Но они, не доверяя миру, отказались и получили от императрицы, чрез обер-егермейстера, графа Разумовского, ежегодную пенсию: первый в 3000 р., а второй в 2000 р., и избрали своим местопребыванием Висмар, где граф Брюммер умер через несколько лет, но Берхгольц жил до 177… года [32].

1745-й. В безбрачном состоянии великий князь проводил время в одних увеселениях.

Для ежедневного обхождения находятся при Его Императорском Высочестве его дядя, принц Август голштинский, подполковник Шильд, адъютант принца Августа, камер-юнкер Вилльбуа и Чернышев, голштинский камергер фон Дюккер и проч.

Место обер-гофмейстера занял при нем генерал-фельдцейхмейстер Репнин. Для договора, касательно Голштинских дел, тайный советник Пехлин (фон Левенбах — министр, а голштинский камергер фон Бразен — секретарь).

Штелин по утрам, во время одевания Его Императорского Высочества, читает ему газеты и объясняет их в разговоре, но и это случается не каждый день; все употребляется на забавы, на пригонку прусских гренадерских касок, на экзерцицию с служителями и пажами, а вечером на игру.

1746-й. Двор великого князя провел лето в Ораниенбауме; там, на лугу, была выстроена крепость и зала с несколькими отделениями, где давались частые празднества, как, например, день обручения с иллюминацией, пушечной пальбой и проч. Комендант крепости, граф Головин, камергер и гофмаршал великого князя.

Там в первый раз высказалась в большом размере страсть к военному (militaire marotte) в Его Высочестве устройством роты из придворных кавалеров и прочих, окружающих великого князя. Он сам — капитан, князь Репнин — его адъютант.

Вечером и утром стрельба с вала крепости [Екатеринбург] сигналы; ежедневное ученье, маршировка, маневры с огнестрельным оружием, с 4 часов после обеда до позднего вечера.

Возвращение из Ораниенбаума в Летний дворец. Экзерциции с служителями и пригонка аммуниции продолжаются потом к величайшему неудовольствию императрицы. Ложный доклад об этом Ее Величеству Репнина был открыт после точнейшего исследования. Чрез это он лишился доверия императрицы и вскоре после этого был послан, при вспомогательном войске, к союзной армии в Германию. Он дошел только до Бромберга, потому что в Ахене был заключен мир, и умер на обратном пути.

1747-й. Супруга камергера Чеглокова, урожденная графиня Гендрикова, сделана обер-гофмейстершею великой княгини, а супруг ея, воспитанник танцмейстера Лоде, поступил на место Репнина к великому князю. Все переменяется при Дворе его, но к лучшему. Штелин выходит в отставку (с пенсиею) и сдает библиотеку Его Высочества придворным служителям и подобным людям.

1748-й. Великий Князь забывает все, что учил, и проводил время в забавах с такими же невеждами, как Чеглоков.

1749-й. Двор отправляется в Москву. Великий князь проводил время в нововыстроенном увеселительном дворце, в нескольких верстах от Москвы, а зиму в маскарадах, балах, играх и других увеселениях, с итальянцами, которые учат его играть на скрипке.

Годы 1750-й, 1751-й, 1752-й идут тем же порядком.

1753-й. В Москве, где Чеглоков умирает.

1754-й. На его месте поступает к Двору великого князя граф Александр Иванович Шувалов, по рекомендации любимца, Ивана Ивановича Шувалова.

В начале года Двор возвращается из Москвы в Петербург. Великая княжна беременна. Двор великого князя совершенно оживает. Его Высочеству все дозволяется.

Летом вызвал князь великий из Голштинии в Ораниенбаум роту голштинских солдат с их офицерами.

Тут он делается совершенно военным, курит табак, которого прежде не мог терпеть. Велел инженер-капитану Додонову построить в Ораниенбауме крепость большей величины. Генерал фельдцейхмейстер, граф Петр Иванович Шувалов, исходатайствовал на это у императрицы позволение, как на невинное препровождение времени, и доставил ему пушки и порох.

Учреждение арсенала и крепости. Основанием к тому была превосходная оружейная зала бывшего обер-гофмаршала, графа Брюммера, которую купила императрица и подарила великому князю.

Великий князь снова призывает к себе надворного советника Штелина, поручает ему перевезти его библиотеку в Ораниенбаум и остаться при ней.

20 сентября великая княгиня разрешилась от бремени принцем. 1 ноября торжественное поздравление у родительной постели Ее Императорского Высочества. С этого времени, до Великого Поста следующего года, безпрерывные празднества при Дворе и в домах знатнейших особ (великолепие бала, данного камергером Шуваловым, в его новом доме, также генерал-фельдцейхмейстером, графом Петром Ивановичем Шуваловым).

Императрица дарит великому князю несколько сот тысяч рублей, для уплаты Гамбургу и для выкупа некоторых заложенных голштинских имений.

До второго года Прусской войны 1757 года великий князь присутствовал постоянно в Совете, учрежденном при Дворе с самого начала этой войны, а летом, живя в Петергофе или в своем увеселительном дворце в Ораниенбауме, велел секретарю, Дмитрию Васильевичу Волкову, привозить к нему еженедельно протокол, прочитывал его, делал часто шутливые замечания и подписывал его. Но впоследствии, находя в протоколах резолюции Совета к сильнейшему нападению на прусского короля и к точнейшим аудиенциям между русским, австрийским и французским правительством, стал он восставать против протокола, говорил свободно, что императрицу обманывают в отношении к прусскому королю, что австрийцы нас подкупают, а французы обманывают, и не хотел более подписывать протокол, но отсылал секретаря Волкова назад, приказав ему сказать Совету от его имени, что мы со временем будем каяться, что вошли в союз с Австриек) и Франциею.

Обо всем, что происходило на войне, получал Его Высочество, не знаю откуда, очень подробные известия с прусской стороны, и если по временам в петербургских газетах появлялись реляции в честь и пользу Русскому и Австрийскому оружию, то он обыкновенно смеялся и говорил: «Все это ложь: мои известия говорят совсем другое».

О сражении при Торгау на Эльбе, между прусским королем и фельдмаршалом Дауном, прибыл к графу Эстергази, в 8 часов вечера, еще засветло (в июле), курьер с известием, что пруссаки совершенно разбиты и австрийцы одержали решительную победу над прусским королем. Мы сидели в этот вечер с великим князем в деревянном Зимнем дворце за ужином. Императрица только что получила это известие от австрийского посланника, графа Эстергази, и камергер, Иван Иванович Шувалов, написал в покоях Ея Величества к великому князю краткое известие о том, что за час перед тем сообщено австрийским курьером, прибывшим с поля сражения.

Великий князь, прочитав записку, удивился и велел камерпажу императрицы сказать камергеру от его имени, что он благодарит его за сообщенную новость, но еще не может ей верить, потому что еще не пришли его собственные известия, но он надеется, что завтра их получит и сообщит тогда камергеру правдивый рассказ об этом предполагаемом событии. Мы удивились такому отзыву великого князя камергеру и сказали Его Высочеству, что, вероятно, то известие справедливо, которое прислано с поля сражения от главнокомандующего ко Двору, находящемуся в таком тесном союзе с его Двором. «Очень редко, — отвечал великий князь, — я давно знаю, что австрийцы любят хвалиться и лгать и всегда предупреждают известиями своего рода известия их противников. Потерпите только до завтра, тогда я узнаю в точности, как было дело». На том и осталось, и об этом более не говорили. На другой день, утром, в 9 часов, Его Высочество прислал за мною скорохода (гонца). Лишь только вошел я в комнату, как великий князь встретил меня словами: «Что я говорил вчера за ужином? Не прав ли я был, сказав, что не прежде поверю известию о победе австрийцев над прусским королем при Торгау, пока не получу другого с прусской стороны? Я получил его сегодня утром раненько, и оно говорило совсем другое, именно, что хотя вечером в день сражения прусская армия была в дурном положении и победа была почти на австрийской стороне, но новое нападение генерала Цитена, с его храбрыми гусарами и прусскою артиллериею, дало делу такой внезапный оборот, что король не только одержал совершенную победу над австрийскою армиею, но на преследовании потоптал их бесчисленное множество в Эльбе, а фельдмаршал Даун, видя свое совершенное поражение, в большем беспорядке отступил со всею поспешностию к Дрездену, оставив весь багаж победителям». Это известие было привезено не только прусским курьером, присланным в ту же ночь с поля сражения к Его Высочеству, но и другим австрийским курьером к австрийскому посланнику, графу Эстергази.