Карл Маркс

Оживленная и довольная младшая Женни сидела подле отца. Это был «ее день». Она сама выбрала для обеда и ужина те блюда, которые наиболее любила. Но мысли заботливой, черноглазой Женнихен были не о себе. Ее волновало другое. Накануне Лаура отвергла брачное предложение молодого Карла Маннинга. Это событие подробно обсуждалось всеми членами семьи, и Маркс в своем письме оповестил о нем Энгельса, который был по-отечески привязан к Лауре, Женнихен и Элеоноре.

Карл Маннинг, брат подруги старших дочерей Маркса уроженец Южной Америки, полуангличанин, полуиспанец, был во всех отношениях подходящий жених для Лауры. Он к тому же без памяти влюбился в нее, но не встретил никакой взаимности. Тщетно Маннинг умолял девушку не отказывать ему сразу, обождать, может быть, любовь еще придет. Лаура осталась неумолимой и решительной. Не первый раз молодые люди домогались ее любви и мечтали о браке. Лаура пользовалась большим успехом и своей красотой, невинным кокетством и женственностью очаровывала многих. Но под словом «любовь» дочери Маркса понимали чувство непостижимое, как чудо, неотвратимое, как рок. Никто покуда не вызывал в них таких, по-шекспировски великих сердечных потрясений. Компромиссы сердца казались им позором.

Карл и Женни, естественно, ни в чем не неволили девушек и старались не навязывать им своих оценок и симпатий к кому-либо.

— Что ты думаешь о Карле Маннинге, Чали? — спросила Лаура отца. Это новое его прозвище, сокращенное «Чарли», утвердилось недавно в семье Маркса.

— Он во всех отношениях милый парень.

— Мне жаль Маннинга, но я его не люблю. Как же быть, Мавр?

— Что ж, тогда решение уже найдено.

Женнихен и Лаура долго обсуждали случившееся. В юном возрасте мысли о любви посещают девушек очень часто. Но требования дочерей Маркса были непомерно высоки. Как все истинно мечтательные, глубокие натуры, они мгновенно чувствовали смешное и фальшивое в окружающих и, подобно родителям, терпеть не могли сентиментальности. Маннинг показался Лауре именно таким человеком. Вслед за Марксом девушки часто повторяли слова Гёте: «Я никогда не был высокого мнения о сентиментальных люлях, в случае каких-нибудь происшествий они всегда оказываются плохими товарищами».

День рождения Женнихен в этот раз украсили чистое небо и ясное солнце над Лондоном. После обеда вся семья отправилась на Хемстед-хис. В пути пели и шалили, и особенно удалось это Карлу и озорнице Тусси.

Вечером пришли гости, среди них было несколько членов совета Интернационала, его председатель Оджер и старый приятель семьи Эрнест Джонс.

— Итак, — сказал Карл, наполнив все бокалы густым рейнландским вином, — день рождения моей дочери Женнихен мы празднуем политически. Первый тост за виновницу торжества, второй за Международное Товарищество Рабочих.

После веселого, непринужденного ужина гости собрались в самой большой комнате дома — кабинете хозяина. Разговор коснулся недавнего убийства Авраама Линкольна. Весь мир облетела трагическая весть.

Маркс, Энгельс и все их единомышленники были возмущены этим страшным преступлением. На пост президента Соединенных Штатов избрали Эндрью Джонсона.

— Вы, верно, уже написали, Маркс, наше обращение к президенту Джонсону? — спросил Оджер, раскуривая трубку.

— Кое-что набросал, но за окончательный текст примусь завтра.

— Это злодеяние вселяет гнев в сердца всех честных людей Старого и Нового Света, — вознегодовал Джонс, усевшийся подле камина.

— Даже наемные клеветники, моральные убийцы Линкольна, застыли теперь у открытой могилы в ужасе перед взрывом народного негодования и проливают крокодильи слезы, — мрачно заметил Маркс и затянулся сигарой.

— Этот дровосек был, однако, слишком мягким парнем, — сказал Оджер, повернувшись к Марксу вместе с креслом, на котором удобно расселся.

— Линкольна не могли сломить невзгоды, так же как не смог опьянить успех, — ответил Карл. — Он был устремлен всегда к великой цели. Не увлекался волной народного сочувствия и не терялся при замедлении народного пульса. Просто исполнял он свою титаническую работу. Мне кажется, что скромность этого истинно недюжинного человека была такова, что лишь после того, как он пал мучеником, мир увидел в нем героя.

— Посмотрим, что за птица новый президент, — сказал Джонс.

— Мне кажется, он, как бывший бедняк, смертельно ненавидит олигархию. Джонсон суров и непреклонен. Общественное мнение на Севере из-за убийства Линкольна будет теперь соответствовать его намерению не церемониться с мерзавцами.

Беседа перешла на сложные дела в Международном Товариществе. Германия, где сильны были влияния лассальянцев, возглавляемых Швейцером, Франция, все еще лежавшая под пятой Луи Бонапарта, и другие страны постоянно привлекали к себе пристальное внимание Маркса.

В конце вечера молодежь ворвалась в кабинет Мавра и вовлекла всех находившихся там пожилых людей в свой круговорот. Мебель была сдвинута к книжным шкафам. Начались танцы под аккомпанемент рояля. Смущаясь и подшучивая над собой, Карл с женой прошелся в вальсе. Он танцевал с необычайной для его комплекции легкостью. Движения его были плавны и уверенны благодаря фехтованию, которым он увлекался с ранней молодости. Не менее хороша в танце была Женни. Она сохранила редкую моложавость фигуры и кружилась с истинно царственной грацией. Женни раскраснелась и чуть улыбалась Карлу. Оба они помолодели и еще глубже ощутили, как безгранично любят друг друга.

Потом играли в фанты и жмурки. Когда все вдоволь набегались и устали, Женнихен принесла подаренную ей в этот день книгу в темно-коричневом картонном переплете. Это была «Книга исповедей», или, иначе, игра «Познай самого себя», недавно появившаяся в Англии.

— Доктор Маркс, я прошу вас открыть своей исповедью этот томик, — сказала, лукаво улыбаясь, Женни-младшая и грациозно поклонилась.

Вопросы «Исповеди», на которые полагалось ответить, были заранее написаны четким, ровным почерком самой Женнихен. Тщетно Карл под различными предлогами уклонялся от ответов на вопросы дочери. Ему пришлось уступить, и он, вооружившись висевшим на груди моноклем, принялся писать. Все три дочери окружили Маркса затаив дыхание:

Когда Маркс написал этот ответ, ему зааплодировал Эрнест Джонс.

— Браво, Мавр! Я тоже ответил бы точно так. Трудно найти в наши дни писателя, олицетворяющего большую пошлость, нежели этот преуспевающий портач литературных вкусов! — вскричал он.

— Продолжай же дальше, Чали, — настаивала Женнихен и отобрала у отца трубку, которую он пытался разжечь.

Маркс отложил перо.

— Их много, очень много, — сказал он. — Мне трудно решить, кому отдать предпочтение. Впрочем, двоих я укажу без размышлений.

— Кто это, кто? — закричали Тусси, Женнихен и поэт Джонсон.

— Великий Спартак и Кеплер.

— Кеплер? — переспросила Женнихен, несколько озадаченная.

— На основе учения Коперника именно он сделал величайшее открытие, доказав движение планет, — пояснил Маркс.

— Ваша любимая героиня? — допытывалась Лаура.

— Гретхен, — улыбаясь, ответил ей отец.

— Ваш любимый цветок?

— Лавр.

— Цвет?

— Я знаю, красный! — заявила за отца Тусси.

«Красный», — написал Маркс.

— Ваше любимое имя?..

Карл придержал перо, и глаза его лукаво сощурились.