Рерих

Но английское господство над Индией оказалось не вечным, индийская революция победила, Индия сразу распалась на несколько государств. В 1945 году освободили из тюрьмы Джавахарлала Неру. Отгремела победа Советского Союза, карта мира была перекроена, появились новые государства, новая политика, новый мировой порядок. 17 июня 1945 года Рерихи послали в Дели Джавахарлалу Неру телеграмму: «Счастливы, получив известие вашем освобождении наши лучшие мысли и теплые поздравления от всех в Наггаре» [407].

ПУТЬ В РОССИЮ

Типография задерживала выпуск книги Барнета Конлана о Н. К. Рерихе, вместо декабря 1938 года она появилась лишь весной 1939 года. Издательство разослало книгу многим литературным критикам в надежде получить от них хорошие отзывы. Эмигрантская газета «Новая Заря» писала в те годы:

«Англичанин Барнет Конлан, поэт и критик написал монографию о Рерихе. Она роскошно издана на английском языке „Музеем Рериха“ в Риге, учреждением, прекрасно зарекомендовавшим себя культурной работой. Б. Конлан — не один из многих, он — человек высокого духовного уровня. Это сказывается на любой странице его книги. Он близок к европейским художественным кругам и чутко разбирается в вопросах искусства. Его суждения приобретают особый интерес… На каждой почти странице своей книги английский автор высказывает восхищение русским творчеством: чародейством рано умершего Скрябина, которого, как и Рериха, привлекал Восток; древней русской иконописью, театром, литературой.

— У русских, — говорит он, — величайший гений искусства.

И он верит, что России принадлежит будущее. Его влечение к русскому творчеству вполне понятно: ибо он исповедует, как и оно, Веру в священное искусство…» [408]

А вот Александр Бенуа, писавший в эти годы Николаю Рериху восторженные письма, не смог удержаться от критики монографии в нескольких своих статьях.

Другая объемная книга о Н. К. Рерихе, написанная на русском языке харбинцем Всеволодом Никаноровичем Ивановым и русским шведом Эриком Федоровичем Голлербахом, вышла в свет в том же году. Несмотря на то что еще в 1937 году рижское издательство «Угунс» уже публиковало биографическую повесть Вс. Н. Иванова «Н. Рерих: Художник, мыслитель», именно переиздание книги в 1939 году дало повод для очередного недовольства А. Бенуа.

Если вначале Николай Константинович заботился о том, чтобы книга обязательно попала к Бенуа — «…полезно иметь несколько экземпляров монографии для раздачи, как, например, для отзыва „оборонцам“ и другим, дающим отзывы. Но для Александра Бенуа, пожалуйста, пошлите прямо от издательства из Риги» [409], — то прочитав его статьи, он с досадой писал своим друзьям в Ригу:

«Если этот тип после всех суперлативных (восторженных) писем ко мне, которые он писал за последнее время, сделал такую гадость в газете, то это лишь показывает его неисправимо-завистливую природу. Впрочем, такое эмигрантское суждение, несомненно, имеет и хорошую сторону, ибо многие другие, не погрязшие в тине люди, не только поймут побудительные источники, но и еще раз по достоинству оценят это болото. Ясно, что Бенуа не переваривает авторов статей монографии, и это вовсе не по литературным и художественным причинам, но опять-таки по болотному непониманию момента» [410].

Отзыв Бенуа о книге был уж очень недоброжелательным, в этой статье он писал:

«Считается вообще, что гордыне Рериха нет пределов, что главной движущей силой, заставляющей его неразрывно сочетать личное творчество (и весь сопряженный с этим труд) с каким-то мировым мессианством (требующим еще больших, несравненно больших усилий), — что этим мотором является тщеславие. Такое мнение сильно распространено, и оно даже вредит серьезности успеха Рериха… Скажу откровенно, мне лично все это мессианство Рериха не по душе, и главным образом потому, что оно, с моей точки зрения, даже мешает Рериху-художнику исполнять свою главную, свою настоящую, свою художественную миссию. Лозунги, написанные на знамени этого мессианства, самые почтенные, и я особенно сочувствую тем, которые сводятся к словам „мир и благоволение“. Но почему-то мне не верится, чтобы можно было чего-либо достичь в проведении такой „программы“ посредством всего того, что возникло благодаря общественной деятельности Рериха. Я вообще не верю ни в какие конференции, пакты, лиги, речи, юбилеи и апофеозы… В книге о Рерихе очень много говорится именно о том благотворном действии, которое искусство оказывает на мировую душу, на умиротворение человечества, на всякое осеменение и процветание Добра. Против приписывания таких свойств искусству я не спорю, но я ощущаю внутренний протест, когда оба апостола Рериха начинают видеть в совокупности его общественной деятельности и художественного творчества какое-то могущественное целительное средство против современных грехов и ужасов. Очень замечательное, очень талантливое, подчас очень красивое творит Рерих; иные из его картин овеяны подлинным чувством поэзии, они приближают к нашему сознанию вещи, далеко от нас отстоящие и в пространстве, и во времени, и в мысли, но при всем том им присущ один недостаток, и этот грех я не могу иначе охарактеризовать, нежели словом „импровизация“… И мне сдается, что „мессианство“ Рериха явилось, пожалуй, помехой заложенному в нем творческому началу. Живет ли в нем еще и ныне опаснейший дух гордыни или нет, мне трудно судить. Может быть, в „умудренном жизнью старце“ он и не живет, но когда складывалась творческая личность Рериха, этот дух в него вселился, и он же в дальнейшем сплелся с его более чистыми и простыми побуждениями».

Николая Константиновича огорчало не то, что издательство послало Александру Бенуа книгу Иванова и Голлербаха, а то, что один из сотрудников Рижского музея Н. К. Рериха, художник Алексей Юпатов, настойчиво просил Бенуа написать небольшой отзыв об этой монографии. Вот и получилось, что полную иронии статью Александр Бенуа написал по заказу Рижского музея.

Эти две книги объединяла не только тема. Николай Константинович, совместно с Рижским музеем, планировал выпустить еще вторую часть русской монографии, в которую должен был войти перевод книги Барнета Конлана. Монография, названная рижским издательством — «Рерих», положила начало целой серии книг, изданных на английском и русском языках, посвященных творчеству и деятельности художника.

«…Касательно монографии. Со временем Вы все вполне оцените удобство издания по частям, — писал Николай Константинович в Ригу. — Если статья Всев. Иванова уже набирается, то пусть она и останется для первой части монографии, как прежде указано, на втором месте. Перевод статьи Конлана полезно сделать, ибо он пригодится для русского издания второй части монографии. Таким образом, в первую часть войдет; предисловие, Голлербах и Иванов. А в английскую: предисловие, Бабенчиков и Конлан. Во вторую часть русскую войдет Конлан, а остальное для второй части мы укажем со временем. В третьей части (если она осуществится) будет библиографический материал и еще какие-либо соответственные статьи. В списке у Вас имелось 150 воспроизведений — значит, для первой части, во всяком случае, не требуется никаких добавочных. В первую часть, таким образом, войдут последние картины, и это обстоятельство мы отметим в предисловии. Для первой части однотонные будут, кроме семи серии Тибет и четырех… русских… Таким образом, Вы имеете вполне достаточное количество для одноцветных, и большинство из них имеют готовое клише… Для верности пришлите нам корректурные оттиски. Английский текст предисловия Вы получите от Шклявера. Итак, бодро вперед. Сердцем и Духом с Вами» [411].

Проблемы с изданием монографии начались с латвийской цензуры, которая неожиданно решила запретить дальнейшее печатание книги. Когда же Рижское рериховское общество вновь получило разрешение на продолжение работы, сразу начались непонятные задержки в типографии. Несколько раз терялись оригиналы статей, клише, фотографий. Николай Константинович из Индии неоднократно высылал в Ригу статью Э. Ф. Голлербаха. Сумма, затраченная на печатание книги, оказалась несравненно большей, чем предполагалось. Янис Мисинь, владелец небольшой строительной конторы, выступавший спонсором рериховских изданий в Риге, поссорился с одним из руководителей Рериховского общества, врачом-гомеопатом Г. Ф. Лукиным. Из-за этого конфликта дела издательства несколько осложнились. Лукин предлагал все расходы по изданию книг взять на себя, но его средств явно не хватало. А оказавшийся в трудном финансовом положении Мисинь вместо поддержки друзей получил через адвоката ультиматум. Тогда в ответ он стал готовить в Рижском рериховском обществе раскол. Многие члены встали на его сторону и объявили о перевыборах, желая исключить Г. Ф. Лукина из правления. С большим трудом Николай Константинович и Елена Ивановна сумели разрешить конфликт, но из-за всех этих неприятностей издание второй и третьей частей монографии откладывалось на неопределенный срок.