Николай Гумилев

Август. Снимает дешевую комнату, ведет богемную жизнь, существуя на редкие гонорары и небольшие денежные переводы от матери. В университете, по-видимому, не появляется. В первые недели избегает общения, чувствует себя больным и ежедневно ходит пешком на Севастопольский бульвар, только чтобы взглянуть на название города, в котором осталась Анна Горенко. В мастерской художника С. А. Гуревича Гумилев знакомится с молодой писательницей и переводчицей Е. И. Дмитриевой, которая на несколько дней становится его спутницей в прогулках по Парижу.

5 сентября. В Париж из Севастополя приезжает поступающий в Сорбонну Андрей Горенко и останавливается у Гумилева. Он привозит добрые вести: его сестра «сменила гнев на милость» и считает конфликт между ними нелепостью. Настроение Гумилева преображается, он испытывает невероятный творческий подъем, первый в его жизни.

Сентябрь — октябрь. За несколько недель написан ряд лирических стихотворений, вошедших позже в «Романтические цветы» (1908) и «Жемчуга» (1910). Стихи, которые в эти дни «так и сыпятся», он рассылает, помимо «Весов», в редакции крупных периодических изданий, печатающих модернистов: в «Русскуюмысль», «Перевал», «Золотоеруно», «Раннее утро». К занятиям в Сорбонне в новом учебном году Гумилев, вероятно, так и не приступил.

Конец октября. «Тайная поездка» Гумилева в Россию, вызванная необходимостью явиться на призывной участок для прохождения медицинской комиссии. Поскольку пребывание Гумилева в Париже в глазах его родителей было оправдано учебой в Сорбонне (студенты освобождались от призыва в армию), то поэт, уже выбывший из университета, решил прибыть в родной город «инкогнито». Заготовив письма отцу, которые Андрей Горенко должен был периодически отправлять из Парижа, едет в Петербург.

30 октября. Получает от Царскосельского уездного Присутствия справку о том, что медицинское освидетельствование признало его «совершенно неспособным к военной службе» (из-за астигматизма глаз). На обратном пути из Петербурга в Париж «делает крюк» с заездом в Севастополь, где Анна Горенко вновь наотрез отказывается выйти за него замуж, мотивируя на этот раз свое решение обнаруженным у нее туберкулезом.

Ноябрь — декабрь. Возвращается в Париж без средств к существованию и, главное, «безбудущего». Поразмыслив, решает покончить с накопившимися проблемами довольно тривиально: покупает на последние деньги мышьяк и совершает в Булонском лесу попытку самоубийства. Его спасло незнание дозировки: яд подействовал как сильное снотворное. О «срыве» тут же узнал Андрей Горенко (очевидно, из оставленной для него «пояснительной записки») и телеграфировал сестре, которая немедленно отправила в Париж успокоительную телеграмму. Под впечатлением от всех событий Гумилев пишет цикл новелл «Радости земной любви». Позитивную роль в душевной «реабилитации» Гумилева сыграл в эти дни и вновь возникший Н. Деникер вместе с компанией «аббатства». Группа «аббатов» собиралась по ночам в парижском Ботаническом саду, директором которого был отец Деникера, и у поэта Р. Гиля, который играл в этом кругу роль мэтра. Помимо того, Деникер-младший, не чуждый алкоголя и наркотиков, вводит Гумилева в мир «литературных» и «артистических» кафе— «Panteon», «D’Harcourt», «La Source», — в которых оба просиживают сутками в компаниях художников и поэтов. В этой «творческой атмосфере» Гумилев составляет книгу «Романтические цветы» (1908), рукопись которой в самом конце года отдает в печать.

Начало января. Новый год Гумилев встречал один: Андрей Горенко, не выдержав «богемной жизни» и расставшись с мечтой о Сорбонне, уехал домой. Выходят «Романтические цветы» (1908) с посвящением «Анне Андреевне Горенко», автор сам занимается распространением небольшого тиража.

Январь — апрель. Знакомится с А. Н. Толстым и, вероятно, с О. Э. Мандельштамом. М. В. Фармаковский завершает портрет поэта — во фраке, с нераскрытым веером в руке, один из самых удачных в обширной гумилевской иконографии. После посещения выставки картин Г. Моро Гумилев испытывает мощный творческий подъем, причем на этот раз открывает для себя прозу: пишет рассказы «Дочери Каина», «Золотой рыцарь», «Черный Дик», «Последний придворный поэт», «Принцесса Зара», «Скрипка Страдивариуса», «Лесной дьявол», создавая принципиально новую форму русского прозаического повествования, продолжающую прерванную в отечественной словесности XIX в. «пушкинскую» новеллистическую традицию. Пишет статью «Два салона», сопоставляющую «авангардистскую» и «умеренную» тенденции в модернистской французской живописи, в которой «осторожным новаторам» отдается решительное предпочтение. Данная статья явилась началом его «бунта против символизма».

20 апреля. Покидает Париж.

Конец апреля. Приезжает в Севастополь для решительного объяснения с Анной Горенко. Встреча завершилась полным разрывом отношений с возвращением друг другу писем и подарков. Из Севастополя едет в Москву, встречается там с В. Я. Брюсовым, обсуждает с ним статью «Два салона», вызвавшую резкие возражения «вождя русского символизма», и договаривается в издательстве «Скорпион» об издании новой книги стихов.

Май — июль. Возвращается в Царское Село. Вынужден объяснять родителям (отцу прежде всего), что университетскому образованию он предпочел путь профессионального литератора. С помощью А. И. Гумилевой, всячески защищавшей сына, удалось найти компромисс: профессиональная литературная деятельность ставилась в жесткую зависимость от поступления на «надежный», в отличие от сорбоннской химеры, юридический факультет Петербургского университета. Книга «Романтические цветы», на которую в течение года вышли рецензии В. Я. Брюсова, И. Ф. Анненского, С. М. Городецкого, В. В. Гофмана, А. Я. Левинсона и др., произвела впечатление на столичные и царскосельские литературные круги. Гумилев становится постоянным рецензентом в отделе литературной критики газеты «Речь», помещает стихотворения и рассказы в журналах «Русская мысль», «Образование», «Весна», продолжает сотрудничать с «Весами», его принимают в Кружок поэтов и поэтесс «Вечера Случевского» (весьма влиятельная тогда столичная литературная группа). Однако в царскосельском «обществе», среди прежних знакомцев (в том числе и литературных) как сам поэт, так и его стихи вызвали нескрываемое раздражение. «В Россию вернулся рафинированный эстет, настроенный до чрезвычайности “бальмонтонно”, — передает общее впечатление один из современников. — Кажется, не было у него знакомой барышни, которой бы он не сообщал о своем желании “быть дерзким и смелым, из пышных гроздий венки свивать” и пр. Одна из наших общих знакомых рассказывала мне, как Н. С. вез ее куда-то на извозчике и полчаса настойчиво приглашал “быть, как солнце”». По всей вероятности, речь здесь идет об одной из сестер Аренс, дочерей коменданта царскосельского Адмиралтейства, с которыми у поэта сложились весьма замысловатые отношения, ибо в Веру Евгеньевну он был влюблен (или хотел быть влюблен ввиду отсутствия Анны Горенко), Зоя Евгеньевна была по-настоящему и безнадежно влюблена в него, а с их двоюродной сестрой Лидией Аполлоновной Аренс у него возникла «нечаянная связь» (из-за чего впоследствии A.A. Аренс вынуждена была оставить дом и поселиться отдельно).

11 июля. Подает заявление о зачислении в студенты на юридический факультет Петербургского университета.

Август. Едет в Березки, а оттуда, во второй половине месяца — в Слепнево, перешедшее после смерти Л. В. Львовой во владение А. И. Гумилевой и ее сестры В. И. Лампе. Посещение «родового гнезда» оказалось весьма продуктивным как в творческом, так и в духовно-нравственном плане. В «доме, старинном и некрашеном», в «парке с пустынными опушками, где сонных трав печальна зыбь» поэт в одиночестве переоценивает пройденный путь и приходит к неутешительным выводам. «Все это время, — писал он В. Я. Брюсову, — во мне совершался перелом во взгляде на творчество вообще, а на мое в частности. И я убедился в моем ничтожестве. В Париже я слишком много жил и работал и слишком мало думал. В России было наоборот: я научился судить и сравнивать. […] Я был похож на того, кто любил иероглифы не за смысл, вложенный в них, а за их начертанья, и перерисовывал их без всякой системы. В моих образах нет идейного основания, они — случайные сцепления атомов, а не органические тела. Надо начинать все сначала…»