Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

Среди конкретных замечаний Твардовского применительно к еврейским сюжетам третьей части важно одно, но оно словесно отсылает нас к другому месту письма, с которого и начнем.

Была в тексте Эренбурга фраза, безусловно продуманная автором. Говоря о «ножницах» между успехами технического прогресса и потерями в духовной сфере на Западе, Эренбург заметил, что то же самое наблюдается и в «другом лагере». Твардовский отреагировал на это резко и безапелляционно: «Можно, я считаю, предъявлять счет и Советской власти по разным статьям, но на отдельном бланке, — это непременное условие».

Такая же позиция проявилась и в той реплике, которая имеет уже непосредственное отношение к нашему сюжету. Это было последнее, шестое по счету замечание главного редактора: «6) В двух-трех случаях, где возникает память „еврейской крови“ — очень, очень просил бы Вас уточнить адрес, куда обращен этот исторический упрек (в смысле опять же „отдельного бланка“)» [854]. Твардовскому-редактору представлялось недопустимым, чтобы при чтении его журнала (рядовыми читателями, а не только цензорами!) кому-нибудь пришла в голову мысль, что антисемитизм был политической практикой не только в гитлеровской Германии, но и в сталинском СССР.

Тема «еврейской крови», как выразился Твардовский, возникала в третьей книге «Люди, годы, жизнь» не раз — и там, где действие глав протекало в Германии времен вызревания национал-социализма, и в портретных главах, посвященных Тувиму, Бабелю, Маркишу, Роту. Причем речь шла, если воспользоваться крылатым выражением Тувима, которое Эренбург часто использовал, о крови, что «текла не в жилах, а из жил».

Антиюдофобская направленность мемуаров Эренбурга читателями была замечена уже в первых книгах. Так, прочитав вторую часть, читатель Д. Каменецкий писал в редакцию:

Это интересное письмо, содержащее и справедливые замечания в адрес писателя [856], и просьбу к редакции напечатать письмо в журнале, не могло не привлечь внимания обратным адресом, редким для редакционной почты тех лет: Хайфа, Израиль. Адрес этот редакцию не испугал — ответ Д. Каменецкому написал заместитель главного редактора А. И. Кондратович: «Мы благодарим Вас за интересное и точное по своим оценкам (! — Б.Ф.) письмо о воспоминаниях И. Эренбурга. Но напечатать это письмо мы, к сожалению, не можем, так как очень редко практикуем публикацию критических и иных замечаний о произведениях, появившихся в журнале» [857]. (Последний аргумент — правда; и тем не менее не эта новомировская традиция исключала в данном случае возможность появления письма Д. Каменецкого на страницах журнала…)

А теперь — другое письмо, тоже не очень характерное для редакционной почты «Нового мира» 1961 года и для того социального слоя, к которому принадлежал его автор. Подчеркнем: насыщавший письмо заряд ненависти, столь неуправляемой, что местами автору изменяла и логика, и здравый смысл, несомненно, обратил на себя внимание редакции. Письмо была адресовано главному редактору лично:

При всей сумбурности и беспомощности в изложении мыслей, непостижимой для ленинградского филолога с ученой степенью, письмо не оставляет никаких сомнений в его изначальной антисемитской мотивации. По существу, мемуары Эренбурга здесь лишь повод для разговора о «еврейском засилии», и пример Эренбурга — бездарного, с точки зрения автора письма, писателя, которого всюду печатают, цитируют и почитают благодаря его еврейским связям (Гедеонова и обращается к русскому поэту, надеясь, что он-то ее поймет и хотя бы в своем журнале «положит предел» несправедливости), — этот пример, по мысли автора письма, лишь иллюстрирует общее положение дел.

Понятно, что аргументированное опровержение изложенных в этом письме соображений не требует труда и эрудиции. Письмо интересно, как мне кажется, не столько с точки зрения отражения общественного сознания того времени, сколько в контексте конкретной личной судьбы его автора. Именно с этой позиции я и предпринял некоторые розыски.

В книжном каталоге Российской национальной библиотеки за Н. Д. Гедеоновой значится одна работа: «Опыт научного обоснования методики преподавания французской разговорной речи (в условиях языкового вуза)» (Ленинград, 1952) — машинописная брошюрка, выполненная во 2-м Ленинградском педагогическом институте иностранных языков.

Институт этот давно уже влился в нынешний Герценовский педагогический университет, и вот что мне удалось выяснить в конце 1990-х годов у старых сотрудников кафедры французского языка, еще помнивших Гедеонову.

Надежда Дмитриевна Гедеонова (1898–1973) — доцент и заведующая кафедрой французского языка, в 1972 году выехала в США, чтобы навестить там свою родную сестру, давно эмигрировавшую. Уже из США Гедеонова официально обратилась к советскому правительству за разрешением остаться там, и такое разрешение ею было получено. Она была человеком дворянского происхождения, закончила Смольный институт и в 1920-е годы испытала немало трудностей в части трудоустройства.

Одна из сотрудниц кафедры, относившаяся к Гедеоновой с несомненным пиететом, а к ее взглядам, как мне показалось, — с безусловной солидарностью, рассказала, что в довоенную пору Гедеоновой не удалось устроиться в Эрмитаж, где ей якобы сказали: «Вот если бы вы были еврейкой, тогда другое дело!»