Пройдённый путь (Книга 1)

Конармия расположилась на отдых в станице Егорлыкской, на станции Атаман и в прилегающих хуторах. В этом же районе расположилась 20-я стрелковая дивизия, а также 1-я кавказская кавалерийская дивизия и 2-я кавалерийская дивизия им. Блинова, которые, кстати говоря, вместе с Донской (впоследствии 9-й) и 12-й кавалерийскими дивизиями были объединены во 2-й Конный корпус 10-й армии и директивой Реввоенсовета Кавказского фронта от 3 марта 1920 года переданы в оперативное подчинение Конармии. В дальнейшем обстановка показала, что надобности в этом подчинении нет, и 31 марта 2-й Конный корпус был передан 10-й армии.

50-я стрелковая дивизия оставалась в Среднем Егорлыке, а 34-я - в Белой Глине.

32-я стрелковая дивизия и отдельная кавалерийская бригада Курышко занимали населенные пункты восточнее Белой Глины.

5

Когда части Конармии расположились на отдых, мы с Климентом Ефремовичем поехали на захваченном у противника бронепоезде в Ростов - надо было организовать подвоз в армию необходимого интендантского имущества, продовольствия, фуража и боеприпасов. По дороге в Батайске мы узнали, что на станции стоит служебный вагон командующего Кавказским фронтом Тухачевского. Лично мы его еще не знали. Слышали только, что он командовал армией на Восточном фронте, потом был в резерве Реввоенсовета республики, а затем назначен командующим войсками Кавказского фронта. Мы решили представиться Тухачевскому, доложить о состоянии армии и узнать о новой задаче.

Войдя в вагон, мы встретились с Тухачевским в узком проходе перед салоном.

После того как мы представились ему, он строго спросил:

- Почему вы не выполнили моего распоряжения об ударе в направлении станицы Мечетинской и повели Конную армию в район Торговой?

Меня удивила молодость командующего фронтом. На вид ему было не более двадцати пяти лет. Он держал себя солидно и даже грозно, но чувствовалось, что это у него напускное, а на самом деле он просто молодой человек, красивый, румяный, который не привык еще к своему высокому положению.

На строгий вопрос Тухачевского я спокойно ответил ему, что удар Конармии из района Платовской строго на запад в направлении Мечетинской в конкретно сложившейся к тому времени обстановке был нецелесообразным по следующим причинам:

Конармия, утомленная форсированным маршем, не могла наступать по степи, заваленной глубоким снегом, где нельзя было найти ни жилья, ни фуража.

Но главное - начались сильные морозы, при которых оставлять армию в степи означало сознательно погубить ее, что и подтвердила участь группы генерала Павлова.

Поэтому Реввоенсовет Конармии решил несколько уклониться вправо - в населенные районы, где можно было достать фураж и обогреть людей, а затем во взаимодействии со стрелковыми соединениями 10-й армии разгромить противника и продолжать движение в указанном направлении. События показали, что решение Реввоенсовета армии было оправданным.

Пока я говорил это, к нам подошел черноглазый и черноусый плотно сложенный мужчина средних лет с орлиным носом и, немного послушав, добродушно улыбаясь, с заметно кавказским акцентом сказал командующему:

- Брось придираться. Нужно радоваться. Ведь противник разбит. Разбит в основном усилиями Конармии. А ты говоришь... Даже Екатерина Вторая сказала, что победителей не судят, - и он обернулся к нам. - Будем знакомы Орджоникидзе.

Григорий Константинович поздоровался с нами и пригласил нас в салон.

В салоне Тухачевский спросил меня:

- Вы как здесь очутились?

- Едем в Ростов.

- Почему без моего ведома?

- Мы едем в свой штаб и о вас узнали чисто случайно. А узнав, решили представиться.

- Ну хорошо, - сказал Тухачевский, - но я же вам в Ростов ехать не разрешал.

- А разве бывает такой командующий армией, который каждый раз, как ему есть надобность ехать в свой штаб, спрашивает о том командующего фронтом?

- Прав он, - отозвался своим звонким баритоном Орджоникидзе. - Чего ты к нему придираешься? - повторил он и заговорил с нами. - Мы сами собирались добраться до вас, посмотреть на ваши дела. Очень хорошо, что приехали. А то мы точно не знали, где вас искать - в Белой Глине, в Торговой или в Мечетинской. Ну рассказывайте, каковы ваши дела, как Конармия.

Мы доложили со всеми подробностями о боях Конармии и о положении на фронте.

- Войска Деникина, - заключил Григорий Константинович, - практически разгромлены. Это большая победа. Народ вам спасибо скажет.

Тухачевский поговорил еще с нами, но уже в другом тоне - чувствовалось, что после нашего доклада мнение его о нас и о Конармии изменилось, а потом куда-то ушел.

К Орджоникидзе мы как-то сразу прониклись доверием. Его душевная простота располагала к откровенности, и, когда Тухачевский ушел, мы попросили Григория Константиновича рассказать нам о новом командующем фронтом.

Он сказал, что Тухачевского мало знает, так как с ним работает совсем недавно, может сказать только, что по социальному происхождению Тухачевский из дворян, окончил Александровское пехотное училище в Москве, затем служил в Петрограде взводным офицером, принимал участие в мировой войне, но в первые же дни попал в плен к немцам, пытался бежать, два раза его ловили, но третий раз побег удался; прибыв в Россию, предложил свои услуги Советской власти...

- Вот и все, что я о нем знаю. Личное мое мнение о нем такое: воевать может и хочет. Живой, подвижный, не плохо подготовленный в военном отношении, начитанный, особенно знает и почитает Клаузевица. Но вот молодой, горячий, не все иногда додумывает до конца. И что особенно заметно - мало учитывает политическую обстановку и особенности гражданской войны.

Орджоникидзе не скрыл от нас, что Тухачевский был недоброжелательно настроен к Конармии, в частности, ко мне - повлияла нездоровая атмосфера, созданная некоторыми лицами вокруг Конармии. Он познакомил нас с телеграммой, полученной им от Ленина, из которой очевидно было, что и Владимира Ильича кто-то неверно информировал о Конармии.

Ленин писал, что он "крайне обеспокоен состоянием наших войск на Кавказском фронте", в частности "...полным разложением у Буденного..."{50}

Мы с Климентом Ефремовичем были очень взволнованы, узнав об этой телеграмме Владимира Ильича.

Ясно было, что в центре кто-то злостно и безнаказанно лжет на нас.

Орджоникидзе успокоил нас, сказав, что он в тот же день ответил Ленину, что разговоры о разложении Конармии не основательны.

Ворошилов попросил Орджоникидзе подробно информировать Владимира Ильича об истинном положении дел в Конармии и передать ему наш горячий конармейский привет.

- После вашего обстоятельного доклада, - сказал Орджоникидзе, - у меня не остается и тени сомнений относительно боеспособности кашей армии и правильности принятых вами решений. И обещаю вам сообщить об этом лично Ленину.

Вернулся Тухачевский. Мы еще долго говорили о фронтовых делах и очередных задачах Конармии. Нам предстояло форсированное наступление на ют, к Черному морю, в полосе Туапсе, Сочи. Главное было не дать противнику закрепиться на реках Кубань и Лаба.

Тухачевский сказал, что директива с постановкой задачи Конармии будет отдана позже. В связи с тем, что стрелковые дивизии 10-й армии нам предстояло передать в подчинение командарма десятой, мы попросили одну из дивизий, в частности 20-ю, оставить в Конармии. Тухачевский не согласился, сославшись на то, что он не может ослаблять 10-й армии. Однако он обещал подчинить нам в оперативном отношении 22-ю стрелковую дивизию 9-й армии. Кроме того, мы получили разрешение на использование в завершающих операциях бригады Левды 14-й кавалерийской дивизии, которую Е. А. Щаденко формировал в Таганроге.

Простившись с Орджоникидзе и Тухачевским, мы поехали в Ростов, где 11 марта Ворошилов выступил с докладом о действиях Конармии на собрании представителей партийных и советских организаций города.

Будучи в Ростове, мы поддерживали постоянную связь с Зотовым, находившимся с полевым штабом армии в станице Егорлыкской. Он доложил нам, что дивизии, в том числе и стрелковые, привели себя в порядок, отдохнули и готовы к наступлению, что командующим 9-й армией передана в оперативное подчинение Конармии 22-я стрелковая дивизия и начдив этой дивизии Овчинников с начальником штаба были у него и просили поставить задачу. Зная уже общее направление наступления армии, мы приказали Зотову поставить частные задачи дивизиям на продвижение в район Тихорецкой.