Дневник 1984-96 годов

13–14 октября, пятница — суббота. Улетел в Багдад на референдум о подтверждении полномочий Саддама Хусейна еще на пять лет. Поздно, часов в пять, прибыли в Амман. Если бы можно было объявить, точнее, если бы я всегда записывал, что дают есть в самолетах, то, по-моему, выиграла бы Израильская авиакомпания. Или я находился в Москве?

В 19 часов на двух автобусах, в ночь, отправились в Багдад. Из-за бардака ни один самолет в Ирак не летает. В стране отменены даже местные рейсы. Уже в автобусе я узнал, что нам предстоит проехать около 1000 км.

Я вряд ли смогу описать дорогу. Несколько темных и заплеванных хар-чевен, куда мы приставали, запертые при них лавочки с пыльными продуктами.

К часу дня подъехали к Багдаду. Город напоминает мне Каир и Кабул. В обоих арабское население, и через Каир течет река. Очень похоже на Каир, архитектура — центр с огромными отелями. В одном из них — "Палестина" нас и поселили.

Размышляю о демократии, тоталитаризме, народе. Из страны, кажется, выпускают очень неохотно, но лица у молодых людей хорошие, и на них ощущение покоя, как было у наших, до перестройки. Нужна ли людям сильная власть? Или кто-то обязан сделать их жизнь простой и здоровой? Тогда почему многие с такой теплотой вспоминают Сталина?

Вечером купались в бассейне и смотрели "народное шествие" — в поддержку референдума в центре. Все это было довольно энергично. В конечном счете и в России Саддама поддерживают и в противовес своим, и как антиамериканца, и антисиониста.

15 октября, воскресенье. Утром заглянул в окно: свободная, широкая река и внизу — пальма, как картинка из детской книжки. Любовь к городу — это любовь с первого взгляда, а м.б., чувство — это мой город! Сам город — мощный, сотворенный с размахом — центральные улицы, огромные отели, площади и широкое вкрапление старых районов. А ведь есть с чем сравнивать: от Дели и Стамбула до Кабула. Главное ощущение — почти позабытое чувство личной безопасности. Видимо, это наложило отпечаток на поведение людей: очень несуетное, лица у всех открытые, добрые. В городе в лавках продают спиртное, но ни одного пьяного не видел. Превращаясь в А.Жида, могу написать гимн молодежи. Много вообще красивых людей. Референдум. Собственно, игра известна, и как бы ни была плохо обставлена сама процедура, очевидна почти такая же экстатическая, как у нас, вера и любовь к Сталину, — любовь народа к Саддаму Хусейну. И тогда о чем же здесь говорить?

Был на четырех избирательных участках. Огромное поле возможностей для журналистов говорить о показухе, но, по сути, все это лишь неловкость и недостаток культуры у людей.

Придумал сюжет. См. зап. книжечка. Наверное, никогда не напишу.

Вечером ездил на объявление результатов. Церемония, которую ждали сотни журналистов, затягивалась, и я в 11.20 ушел. Водитель автобуса, который нас вез обратно, хотел слупить с нас 15 долларов. Костя Эккерт из "Известий" мужественно по-арабски отбрехался.

Последняя подробность, объясняющая всю ситуацию: арабский журналист сказал мне, пока мы ожидали начала церемонии: "Когда Россия поднимется снова и займет свое место… Без России арабским народам стало очень трудно, и мы ждем этого".

16 октября, понедельник. Незабываемая поездка на юг, в сторону Ефрата, к развалинам Вавилона. Развалины, конечно, производящие большое впечатление, реставрированы. Это выразительно, но создает ощущение, что с тобою играют. Новый выстроенный дворец для "почетных гостей" на холме, который насыпали в том месте, где когда-то проходило русло реки, омывавшей город.

Обедали, потом видели комплекс мечетей, посвященных имаму Хусейну в Кербале. Первый внук Мухаммеда, обезглавленный здесь (над его головой — другая знаменитая мечеть в Каире). Сверху мечеть отделана золотом, а изнутри — гигантским набором зеркал. Современные хрустальные люстры и вентиляторы, как ни странно, вписываются в интерьер.

Истовость верующих, особенно молодежи, вот крепость этой веры и этика религии делают государство крепким. На людей я не устаю удивляться — их открытости, устремленности.

С нами ехали несколько молодых заносчивых ребят из Чехословакии. У них, как они говорят, не было денег, "у нас доллары!", и они чудесно путешествовали "на халяву", минуя наши сборы: экскурсоводу, шоферу и т.д. Народ не ропщет. Меня вообще поражает единство народа и правительства,

Вечером гуляли по городу. Впереди у меня куча денег, которые мне надо истратить.

17 октября, вторник. Утром час проработал. Недостаток финала — я кручу вокруг да около, постепенно, для себя, формулируя то, что хотелось бы сказать.

На нашем этаже в коридоре напротив холла с лифтами круглосуточно, меняя друг друга, сидят молодые люди, которые здороваются, когда мы приходим или уходим. Сегодня один из них куда-то вышел, но оставил на стуле папочку с листиком бумаги. В графах были какие-то арабские слова, но еще стояли цифры наших номеров. Быстренько прикинув, я обнаружил график: когда я ухожу и когда прихожу в номер.

В десять поехали с С.И.Журавлевым и Олегом Захаровым на базар. По дороге купили носки, а потом С.И. долго водил нас по лавкам антикваров. Огромное количество серебра, старинного оружия, богатств, которые люди вынуждены были продать. Было интересно, но тем не менее у меня разболелась голова от постоянного прикидывания наших и "их" цен, от разговоров о таможне, риске и о том, сколько за все это можно бы было получить "там".

После обеда ездил с переводчиком Хасаном в университет и быстро с деканом и зав. кафедрой русской литературы и языка все решили относительно обмена. Не помню имен этих людей, но многие из них учились в одно время со мною в МГУ. Хасан — замечательный парень, с совершенно русской психологией и русской, народной, оценкой наших российских событий.

18 октября, среда. Бесцельные шатания по базару. С.И. в коротких штанах с голыми ногами изображает из себя американца-магната ("О май френд!"), мы при нем. Смотрим и прицениваемся к грудам серебра. Иногда С.П. вздыхает, излагая нам московские цены, сколько бы можно за это получить, но опасно: вывоз золота и серебра из страны запрещен.

В 17 часов уехали в Тикрит, на родину Саддама, ребята-журналисты; обедал с университетской профессурой в какой-то чистенькой столовой. Брат одного из преподавателей кафедры немецкого языка хозяин этого заведения. "Кормят всегда чисто и в долг". Было много мяса в разных видах — на лавашах, и салаты. Купил ботинки. Не тот размер и дорого.

Я не уехал с журналистами, потому что на вечер назначена встреча с министром. Присутствовали: Хасин, Гази (старый писатель с седыми усами и капризами мальчика, он так же, как и я, закончил МГУ), министр, Олег, С.И. и я. Начались возвышенные тосты и названия друга друга "брат", хотя никаких резонов для братства, кроме выгоды, нет. Министр невысокого роста, круглолицый человек, пил и энергично, по-отечески одаривал всех кусками жареного мяса. Все было очень мило.

За несколько часов до этого праздника какой-то другой старик, увидев, что мы выходим из ювелирной лавки, отозвал меня и быстро сказал по-русски, что, поговорив с нашими соотечественниками, он понял, почему погиб советский строй.

Мне-то ясно, почему погибнет любой подобный строй. Дай Бог и Аллах здоровья Саддаму — без него чиновники все разнесут и растащат.

19 октября, четверг. Олег переел, у него расстроился желудок, он уже не xoчет мечей, сабель и шпаг. Он мучается. Утром С.И. уехал на базар, а я работаю. В легкой дымке передо мной река. Действительно, мне нравятся эта страна и эти люди. И главное — правдивость и чувство безопасности.

С.И. приехал с рынка. Купил две сабли: одну из них предлагает — на выбор — Олегу и сторговал вазу — 4 кг. серебра.

Выехали из Багдада в 15.00, но, оказывается, нам еще надо заехать на рынок, купить ту самую вазу, которую С.И. присмотрел. Мероприятие заняло около часа, потом шофер — очень немолодой иракец, заезжал домой, отдавал деньги.