Посевы бури. Повесть о Яне Райнисе

— Совершенно с вами согласен, — вынужденно признал Сторожев, поскольку намек прозвучал яснее ясного. — Ни о какой антинемецкой тенденции речь, разумеется, не идет. Но современные промышленные города в первую голову растут за счет коренного населения. Коренного! Вот и решайте теперь, на кого следует нам опираться. — Сторожев нетерпеливо притопнул ногой.

— Опираться нам, милостивый государь, надлежит на законы империи, циркуляры министерства и указания вышестоящих лиц. Прекрасно сознавая ваше превосходство надо мной во всех отношениях, рискну напомнить, что оба мы лишь орудия монаршей власти. Будем же выполнять свой долг, а не мудрствовать лукаво.

— Простите, Юний Сергеевич. — Сторожев чувствовал, что его глаза буквально озарились торжеством, и поспешил надеть очки. — Не я пустился в рассуждения относительно уместности тех или других акций для проведения в жизнь инструкций свыше. Вы выдвинули тезис, что расправа, — он не отказал себе в удовольствии повторить это слово, — расправа над Райнисом… ну, целесообразна, скажем так. Верно ведь? Я же, со своей стороны, лишь попытался оспорить ваш тезис, привел свои возражения. Чего же тут недозволенного? Решать ведь не нам с вами. Давайте изложим свои точки зрения его превосходительству и предоставим ему вынести свой вердикт.

— Не перестаю поражаться вашей светлой голове! Поверьте мне, Сергей Макарович, что вас ожидает отменнейшая карьера. Губерния вам явно тесна! Куда там! Уверен, что послужу еще под вашим началом, когда министерство возглавите.

— Будет вам, Юний Сергеевич, — покраснел Сторожев. Ему было одновременно и противно, и лестно. — Значит, договорились?

— Увы, мне, дураку! — развел руками Волков. — О союзе с вами мечтаю, не о тяжбе. Где мне с вами тягаться? Будто не знаю, чью сторону возьмет его превосходительство! Эх, Сергей Макарович, Сергей Макарович, скорблю, что не сумел вас убедить. Уповаю только на то, что, ознакомившись с материалами по делу Плиекшана, вы решительно перемените мнение. Как-никак, а на охране порядка я собаку съел. Тут я опытнее вас, извините.

— Кто спорит, Юний Сергеевич? Это же очевидно.

— Значит, беретесь в срочном порядке ознакомиться с делом? И, если убедительно покажется, даже мнение свое перемените?

— Мнения — не убеждения. Если факты в другую сторону довлеть начинают, мнение можно и пересмотреть. А вот убеждения… Лично меня никто не разубедит в том, что малым народам особенно свойственно чтить больших поэтов. И не считаться с этим было бы ошибочно!

— Ваши убеждения делают вам честь, — как-то неопределенно улыбнулся Волков, и по лицу его разлилось привычное дежурно благостное довольство.

ГЛАВА 3

Как и было условлено, Плиекшан поджидал Изакса в соснах. Он пришел загодя и, расстелив плед, прилег в ивняке над обрывом. Прутья краснотала проклюнулись нежной желтизной листвы. Тихо покачиваясь на ветерке, они словно навевали дремоту. Удивительно свежо пахло морем, сосновой живицей, сухим вереском. Вдоль кромки прибоя брели гуляющие дачники. В наемных пролетках выезжали подышать господа при цилиндрах, сопровождающие дам в широкополых, отделанных страусовыми перьями шляпах. Сезон еще не был открыт, но кургаузы и заведения особо интимного свойства уже гостеприимно распахнули свои двери.

Ян Изакс спустился с заросшего лещиной пригорка. Играя ореховым прутиком и задумчиво насвистывая, он остановился у обрыва полюбоваться закатом. Неторопливо закурил папиросу и, оглядевшись, приблизился к Плиекшану. Тонкий, изящный, среди сосен, малиновых от заката, он выглядел беззаботным фланером.

— Добрый вечер, — тихо сказал Изакс, приподняв котелок.

— Здравствуйте, Ян. — Плиекшан поднялся и, стряхнув с пледа налипшую хвою, набросил его себе на плечи. — Свежеет.

— План, значит, такой. — Изакс понизил голос — Выйдем в залив, а затем возвратимся назад по Лиелупе. Подходит? Маевка назначена на выгоне близ железной дороги.

— Место уединенное, — согласился Плиекшан. — И с дороги за ветлами ничего не разглядишь, но почему такой сложный маршрут?

— Так оно будет вернее. Стоит ли рисковать? Власти только и ждут удобного случая, чтобы опять услать вас куда-нибудь подальше. Есть, конечно, и свои неудобства — придется заночевать в шалаше. Вы предупредили госпожу Эльзу, чтобы она скоро вас не ждала?

— Аспазия сейчас в городе. — Плиекшан улыбнулся. — У нее на носу премьера.

— Очень кстати! — обрадовался Изакс, но сразу же спохватился. — Я не то чтобы радуюсь отсутствию госпожи Эльзы, — смущенно пробормотал он, — совсем напротив. Но ведь это и вправду хорошо, что ей не придется лишний раз волноваться за вас?

— Я вас так и понял, — кивнул Плиекшан, покусывая соломинку. — Когда мы отправляемся?

— Как только стемнеет. Креплин и Розенберг придут за нами на лодке.

— Это мне нравится. Вообще нужно почаще пользоваться морским путем. И прежде всего для поездок в Ригу. Мало мы с рыбаками работаем, товарищ Изакс. Пора вовлечь их в борьбу. По-моему, нигде не сказано, что это дело только фабричных рабочих. И солдаты, и крестьяне, и рыбаки — свои люди. Едва добывают на хлеб…

— Уж это точно! На рыбацких харчах не разжиреешь. Недаром старики, бросив в море якорь и спуская сеть, приговаривают: «Ну, уж сегодня, боженька, дай нам рыбы полные сети, чтобы хватило и людям, и собачкам, и котятам».

— Котятам хватает, — усмехнулся Плиекшан. — Тут боженька и Большой Кристап — покровитель лодочников — щедры. Салачка-другая обязательно запутается в сетях. У вас есть среди рыбаков свои люди?

— Мало пока, но зато очень верные. Один Янис Рибенс из Майоренгофа чего стоит. Несколько раз он здорово нас выручал! Жанис Кронберг и Звирбулис под самым носом у шпиков провезли на его лодке литературу. И Пукису с лесопильни он крепко помог.

— Вот видите! Море открывает неожиданные возможности. Я уверен, что перевозить оружие на рыбачьих лодках — самый надежный путь. Ночью ни одна полицейская душа в залив не сунется.

— А как ваш топтун? — Изакс ковырял прутиком в прошлогодней листве, среди которой темным лаком поблескивали листики перезимовавшей брусники. — Как бы опять шума не поднял?

— Я ушел незаметно, а лампа у меня в кабинете будет гореть всю ночь: Анета позаботится. — Плиекшан глянул из-под руки на море. — Не они? — указал он на парус, маячивший у оконечности береговой дуги.

Лодка пришла в одиннадцатом часу, когда над темным опустевшим штрендом вставала зазубренная и розовая — к ветру — луна. Покачиваясь на якоре, со спущенным парусом, лодка ждала у первой мели. Плиекшан и Изакс сбежали с дюн и подошли к воде. Легкая пенистая волна подкатывалась к ногам и обессиленно отступала, обнажая плотный, жадно всасывающий влагу песок. Пустынный, продуваемый ветром берег был темен, но море еще слабо отсвечивало, и небо над ним тоже неясно мерцало. Лодка и люди в ней казались почти черными, как лес за спиной или облака впереди. Одна из черных фигур перешагнула через борт и захлюпала по воде, оставляя фосфоресцирующие завихрения, которые быстро смывала набегающая волна.

— Екаб? — удивился Плиекшан, узнав своего охранителя. — Вы?

— Я, товарищ Райнис, — хрипло ответил Екаб, опуская на песок ведро. С его сапог сбегали глянцевитые быстрые струйки. — Кронберг и Креплин остались встречать рижан, а мы с товарищем Дамбой за вами. Нате-ка! — Наклонившись над ведром, он достал один за другим два свертка и бросил их на песок, — Переобуйтесь.

Они вошли в море и, с трудом отрывая подошвы от зыбкого дна, побрели к лодке. Когда зашли по колено, вода начала отчетливо обжимать тонкую резину сапог.

Фрицис Дамба протянул Плиекшану руку и помог забраться на борт. Когда все разместились, он выбрал якорь и сильно оттолкнулся веслом, направляя лодку наперерез волне. Екаб уже ставил парус.

Сначала пошли в открытое море, а когда берег окончательно растворился во мгле, повернули к устью реки и поплыли под углом к ветру.

Екаб сел рядом с Плиекшаном и, не выпуская шкота из рук, спросил: