Кортни Лав : подлинная история

Ньюмэн казался странным источником влияния. Но у Кортни могло быть и хуже, и вскоре она это доказала. Будучи отвергнутой своими родителями, Кортни на самом деле никому не позволяла достучаться до своей души, очень обижать её. Она нежно любила Джиниву и Джулиана, но она не позволяла им затронуть истинные струны своей души. Теперь она собиралась предложить их тому, кто с удовольствием их разорвёт.

Розз Резабек-Райт был глэм-рок-фантазией или кошмаром, в зависимости от вашей точки зрения: впалые глаза, как у птицы, испачканные макияжем, оставшемся с ночи, тонкие конечности, затянутые в спандекс, длинная шея, обмотанная цепями, розовато-оранжевая стрижка и начёс в стиле, возможно, наводящем на воспоминания о Зигги Страдасте или Сиде Вишесе, но безвозвратно больше склоняющемся к Роду Стюарту. Он пел в «Theatre of Sheep», слегка неоромантическом синт-поп-ансамбле, эмблемой которого был бокал шампанского с пузырями, проливающимися через край. В этой группе на клавишах играла невеста Розза, Лесли.

На друзей Кортни Розз впечатления не производил. «Я думаю, что его отношения с ней базировались на том факте, что у неё был рецепт на валиум и немного денег», — говорит Робин. Но он был воплощением мечтаний Кортни, созданием, полностью сотканном из блестящего гобелена рок-н-ролла. Ей было семнадцать; он был почти на десять лет старше. Она читала всё, что попадало ей в руки; у него было тридцать семь книг, все — разные издания «Долины Кукол», оды Жаклин Сьюзанн разбитым мечтам и наркотикам, которые их прогоняли. У Розза, по словам Робин, был серьёзный таблеточный фетиш: «Он всегда был в сильном подпитии, он всегда был на чём-то. Может, он сочинил столько дерьма о Кортни, потому что не может вспомнить, что было на самом деле».

(Розз, конечно, в последние годы сделал несколько удивительных заявлений о Кортни: например, он говорит, что тексты, которые он написал, впоследствии появились на альбомах «Hole», хотя он утверждает, что не слышал ни одного альбома «Hole». В 1995 году он пытался заключить контракт на выпуск книги, основанной на нескольких старых дневниках, которые Кортни оставила у него в квартире.)

Розз настаивал, чтобы их роман был тайным (странное условие, если он был таким платоническим, как он утверждал). Он не хотел, чтобы узнала Лесли, и он не делал никакого секрета из того факта, что его смущало, что его видели с Кортни. С этой неуверенной семнадцатилетней девушкой, считающей себя толстой и, если не уродливой, то, конечно, не хорошенькой. Розз сосредоточил внимание на этих чувствах и играл на них с компетентностью хищника. Если Кортни выказывала какую-то искру гордости, он всегда мог напомнить ей, что Лесли анорексична и великолепна, как модель.

Когда они в первый раз занимались сексом, Розз привязал шляпу Кортни к рамке её кровати, положил ей в рот две таблетки барбитурата, облил её шампанским «Свадебные Колокола». Утром он попросил её приготовить ему овсянку. Она занялась этим с особой тщательностью, положив в неё смородину, мускатный орех, корицу и цельное молоко. Розз бросил один взгляд на тарелку и швырнул её в кухню, где она медленно стекала по стене. «Ты глупая сука! Разве ты не знаешь, что певцы не едят молочных продуктов?».

Будто нуждаясь в дополнительной дозе тревоги, она впервые посмотрела Трамвай Желание». «Я подумала: это буду я? Я испугалась». Внешне может показаться неестественным, чтобы семнадцатилетняя девушка увидела себя в царственной тридцатилетней вдове. Однако стоит вспомнить несколько вещей о Бланш Дюбуа, созданной Теннесси Уильямсом и исполненной Вивьен Ли. Она — совершенно обесцвеченная блондинка. Она хранит свои аксессуары в шкатулке в форме сердца. Её изводят за то, что она шлюха. Её молодой муж и единственная настоящая любовь, поэт, выстрелил себе в голову. В 1994 и 1995 годах Кортни Лав-Кобэйн часто останавливалась в гостиницах под именем Бланш Дюбуа.

Они с Робин снова пытались возродить «Sugar Babylon», но у них обнаружились серьёзные музыкальные различия (Робин переживала стадию «Duran Duran»). Кортни делала урочную работу, писав Сообщение О Портлендской Сцене для «Maximumrocknroll», и через этот канал начала переписываться с девушкой из Лос-Анджелеса, Дженнифер Финч. Финч впоследствии возглавила продуктивную группу «L7», но тогда она была неистовой фанаткой «Red Hot Chili Peppers», которую можно было видеть исступлённо танцующей везде, где играла эта татуированная трэш-панк-группа. Она пригласила Кортни погостить у неё в Лос-Анджелесе и создать группу.

В Международном аэропорту Лос-Анджелеса Кортни встретила хамоватая брюнетка, которая выглядела как та, с кем она хотела играть в группе. Вместо этого всё, что они делали — это ходили на рок-концерты, неистово танцевали, потом пытались попасть за кулисы. В то время среди лос-анджелесских групп была шутка, что ты знаешь, что добьёшься успеха, когда Кортни Лав и Дженнифер Финч стоят в первом ряду и снимают свои рубашки.

Вернувшись в Орегон, Кортни недолго посещала Портлендский Университет, надеясь специализироваться на философии. Хэнк послал ей метедрин, чтобы помочь ей пережить межсеместровые экзамены, а одна девушка из панк-группы, которая жила вместе с ней, предложила уколоться. Впервые Кортни колола наркотики и, как она рассказывает об этом, «я думала, что видела Бога. А потом та ломка была самым худшим переживанием в моей жизни. Потом она приняла ещё таблеток, а я поехала автостопом в Сан-Франциско с водителем грузовика по имени Каролина Дрэгасс».

Слишком много для межсеместровых экзаменов. Но Кортни бросила водителя грузовика и встретила в Сан-Франциско нового парня, который не был помолвлен и не думал, что она уродлива. Джеф Мэнн был приятным человеком, который (по крайней мере, сначала) укреплял уверенность Кортни настолько, насколько Розз её уничтожал.

«Это установило образец для отношений всей моей жизни, — говорила она впоследствии, — хороший приятель против злого приятеля-рок-звезды».

Она всё ещё считала, что любит Розза, и даже посылала демо-кассету «Theatre of Sheep» нескольким своим английским знакомым, ни один из которых не обратил на это никакого внимания. Однако она не всегда сдавалась Роззу. Однажды они вместе полетели в Сан-Франциско, куда Розз послал Кортни на приёмы к врачам — как можно больше. Она исписала свой дневник записями о дозировках барбитурата и проектами убедительных речей, которые она могла бы произносить докторам медицины. Она также оставила Розза одного в гостиничном номере, пока она ходила повидать Джеффа.

Розз развлекался тем, что написал в её записной книжке письмо, полное жалости к самому себе:

Портье говорит, что уже было 2 часа ночи. Я чувствую себя мерзавцем. В 181, должно быть, чарующий вечер, но во всей своей элегантности я вышел на поклон Туинала Нили О`Хара. Я полагаю, что Клуб 181 прекратил свою работу. Я надеюсь, что ты прекрасно проводишь время с Джеффом. Если ты хочешь возобновить, и/или продолжить своего рода интерлюдию мимолётного романа, не чувствуй себя обязанной защищать меня — врать или оправдываться…. В своей нынешней ситуации я могу предложить тебе немного обещаний или обязательств и (независимо от приступов ревности) ничего от тебя не требую…. Делай, как тебе нравится, без сожалений, и не чувствуй себя обязанной врать мне или защищать меня сентиментальными устными вывертами. Моя любовь — без этой уродливой мишуры. Я просто люблю тебя — Розз.

Но по возвращении в Портленд, в День святого Валентина 1983 года, Розз оставил её одну. Кортни надела чёрное дамское бельё и футболку «Theatre of Sheep» и порезала свои запястья своим любимым обоюдоострым бритвенным лезвием «Уилкинсон» из нержавеющей стали. Её доставили в больницу на скорой и ненадолго подключили к капельнице, но никакого серьёзного вреда нанесено не было. Она выздоравливала в доме отчима Фрэнка, в том месте, куда она всегда приходила за успокоением, пила бренди, писала тексты и длинные письма.

Когда она вернулась в тот дом, который она делила ещё с двумя девушками, её швы на запястьях были всё ещё свежими, но её соседки по комнате вообще были не в состоянии это заметить. Одну скрутило в комнате для мусора в псевдокататоническом ступоре. Другая, художница, была в ванной, соскабливая запёкшуюся кровь Кортни с плиток, чтобы посыпать какую-то скульптуру.