Канцлер Румянцев: Время и служение

И в поведении, и в общении он не был таким, как все остальные. С ним было интересно. Он стал другом семьи, одинаково приятным для обоих супругов. Их знакомство могло произойти и раньше, в те дни, когда в Берлине намечалась церемония помолвки принцессы Вюртембергской с великим князем Павлом Петровичем. Наследника российского престола сопровождал отец Николая — фельдмаршал Петр Александрович Румянцев. Желая повидать родителя, братья, находившиеся в это время в европейском турне, двинулись к нему навстречу. Однако побывать в Берлине и встретиться с отцом им не довелось. Было велено воротиться. Присутствие двух рослых и обаятельных молодцев на фоне уязвимой внешности жениха могло, по мнению умудренного опытом предка, внести диссонанс в важнейшую церемонию.

Великая княгиня Мария Федоровна проявила себя с особенно желанной для свекрови стороны. Она, по словам Екатерины II, оказалась «мастерица детей производить». Сразу после замужества Мария Федоровна родила двух сыновей: Александра (1777) и Константина (1779), что гарантировало дому Романовых прочность в продолжении династической линии. После появления на свет Александра и Константина в недавнем прошлом «нежная, прекрасная, восхитительная игрушечка» родила еще восемь детей: двух мальчиков и шестерых девочек. Заслуга в том, как утверждали злые языки, принадлежала не только супругу Павлу Петровичу. Случалось, он и сам злословил по этому поводу.

Произвести человека на свет во все времена было делом непростым, а тем более при том состоянии акушерской науки и практики. Особенно тяжело Марии Федоровне досталось рождение шестого ребенка, дочери Анны. Только присутствие духа и решительные меры Екатерины II, семь часов неотступно находившейся при роженице, спасли ей жизнь.

Материнская доля Марии Федоровны оказалась и счастливой, и трагической: она мать двух императоров (Александра I, Николая I) и двух королев (Вюртембергской Екатерины, Нидерландов Анны), однако пятеро из десяти детей умерли при ее жизни: Ольга в младенчестве, Александра в 1801 году, Елена в 1803-м, Екатерина в 1819-м, Александр I в 1825-м.

«Малый двор» великого князя Павла Петровича формировался под неусыпным контролем Екатерины II. Кандидаты на общение с престолонаследником, его семьей подбирались по разным, известным только самой Екатерине соображениям. Императрица стремилась создать вокруг сына особую среду, где каждому отводилась своя роль. Следует сказать — своей цели Екатерина II добивалась. Николай Румянцев — в конечном счете один из немногих, кто стал душевным другом молодой семьи. Именно он вошел в число особо приближенных…

В письмах отцу, где наиболее существенное оставалось между строк, Николай пытается воспроизвести картину жизни, в которой кипели нешуточные страсти. Зависть и клевета, любовь и ненависть опаляли придворную жизнь. Румянцев пишет о коллизиях, сменявших одна другую, в которые его втягивали помимо воли. Знаки то внимания, то отчуждения со стороны влиятельных персон Николай Румянцев воспринимал болезненно.

О том, как непросто отпрыску Румянцева-Задунайского было в царственном сообществе, докладывал отцу его выдвиженец, «алмаз в короне» А.А. Безбородко (фельдмаршал в свое время рекомендовал его личным секретарем Екатерины): «Быть праздным зрителем мелких сцен придворных или хотя бы актером в них с опасностью для себя никогда не было целью намерений. Он имел всегда в виду достигнуть употребление его к делу и преимущественно в дипломатическом корпусе: к сему он всегда приготовлял себя по склонности к чтениям книг и дел и содержанием себя в знании про связь оных» ^{17}. Безбородко называет одну из причин, из-за чего Николаю было так не сладко при дворе: он пишет о пристрастном отношении к камер-юнкеру Румянцеву влиятельного вельможи Никиты Ивановича Панина. Среди других камер-юнкеров были сын Панина Петр и племянник Александр Куракин. «Граф Николай Петрович имеет для него еще два весьма неприятных свойства, первое: что он сын ваш, человека коего славе, сколько он завистлив и исполнен недоброхотства, я могу сам быть наилучшим свидетелем; второе: что он весь исполнен благородных мыслей и, следственно, никогда с ним несогласных. Невместно здесь изразить все те ухищрения, которые с его стороны употреблены были на внушение подозрений о графе Николае Петровиче…» ^{18}

У молодого камер-юнкера имелись другие, более серьезные основания тяготиться своим положением, тревожиться за свою будущность. Великая княгиня Мария Федоровна стала оказывать ему особые знаки внимания. Пребывать в этой двусмысленной ситуации, чреватой конфликтом и скандалом, Николаю Румянцеву не хватало сил. Не было возможности и условий сохранять отношения в тайне. Двор на разные лады заговорил об этом, да так, что подробности стали известны в Европе, в доме Вюртембергских. «Мне говорили, — пишет мать дочери, — что Вы вздумали иметь при себе фаворита (ип amant) и что выбор пал на молодого графа Румянцева, но это не беспокоило меня, потому что я уверена была в Вашем образе мыслей и в Ваших нравственных правилах. Пренебрежение к нашим обязанностям есть единственное действительное несчастие, которое может постигнуть нас, и пример, который Вы видите перед своими глазами, может только уверить Вас в этой истине, нет ничего более тяжкого и ужасного, как общественное презрение» ^{19}. Не приходится долго гадать, что за «тяжкий и ужасный» пример стоял перед глазами великой княгини Марии Федоровны.

Николай Румянцев если и слыл фаворитом, то иного свойства. Он не стремился доминировать, не требовал к себе особых знаков внимания. Как никто другой был наделен благородной сдержанностью, чувством чести. «St. Nicolas» — «Святой Николай» — так его называла Екатерина II. Положение фаворита его, наоборот, тяготило, и неспособность устоять перед чарами властительной дамы угнетала. Как бы там ни было, но молодое время навсегда осталось в их судьбах. Это была странная жизнь, тревожная и счастливая, со своими опасностями и восторгами. Когда все это только начиналось, всем им было в пределах двадцати лет: Павлу Петровичу, Марии Федоровне, Николаю Румянцеву, его брату Сергею, Александру и Алексею Куракиным. Если поставить рядом портреты молодых людей, написанные тогда, примерно в одно и то же время, легко предположить, кому могли принадлежать симпатии молодой восемнадцатилетней иностранной особы…

Беспокойство одолевало и другую женщину. Это была мать Николая Румянцева. Именно ей, гофмейстерине императорского двора, великий князь Павел Петрович доверил роль главной наставницы своей будущей супруги. Имя графини Екатерины Михайловны Румянцевой значилось в инструкции, загодя написанной наследником специально для своей Вюртембергской невесты.

«При принцессе будет состоять супруга фельдмаршала Румянцева, дама известная своими достоинствами и честностью, которая употребит все свое старание, чтобы приобрести доверие принцессы. Принцесса может положиться на то, что она не употребит ее доверия во зло; было бы хорошо, если бы принцесса по пути в Россию посоветовалась с нею о некоторых вещах. Но я должен, вместе с тем, предупредить принцессу, чтобы она не позволяла с собой никакой фамильярности иначе, как в те моменты, когда она сама того пожелает; это будет всегда хорошо, в особенности в том случае, если бы фельдмаршальша Румянцева сделала что-либо, не заслужившее одобрения принцессы, так как это дало бы ей достаточный авторитет и право высказывать, хотя в мягких выражениях, все то, что могло бы ей не понравиться. Я советую принцессе предоставить фельдмаршальше Румянцевой полную свободу относительно прислуги и других мелких домашних распоряжений, даже относительно гардероба, и никогда не допускать, чтобы ей жаловались на фельдмаршальшу Румянцеву. В противном случае я советую ей действовать таким образом: если бы принцесса случилась быть недовольной каким-либо из ее слуг, то было бы лучше всего заявить о том фельдмаршальше Румянцевой, не обращаясь никогда к кому-либо постороннему» ^{20}.