Денис Давыдов (Историческая хроника)

Денис быстро сблизился с Алексеем Петровичем. Они стали неразлучны Твердый характер, трудолюбие, любовь к отечеству, несокрушимая вера в преимущества суворовской системы перед всеми иными, а главное, смелость в суждениях и проницательность – все эти качества Ермолова привлекали Дениса необычайно.

Ему запомнился один случай. Гуляя под вечер с Ермоловым, они встретили пожилого, бедно одетого офицера в отставке. Старинный, екатерининских времен, порыжевший и засаленный мундир висел на тощем теле старика, как мешок. Левый рукав болтался пустой. А в правой руке старик нес – очевидно, с базара – тяжелую корзину с овощами. Он поминутно останавливался, чтобы отдышаться. Проводив его взглядом, Ермолов грустно вздохнул:

– Вот, Денис, какова участь людей заслуженных, но не имеющих протекции у сильных мира сего… Бедный старик этот, по фамилии Кузьмин, достоин вечной славы российской. Храбрость его Румянцева и Суворова восхищала. Потеряв руку в турецких войнах, был Кузьмин в чине майора назначен комендантом одного из балтийских портов. И вот, когда флот шведский под командой герцога Зюдерманландского осадил в тысяча семьсот восемьдесят восьмом году этот порт, майор Кузьмин с горстью храбрецов отбил все атаки шведов. Послал герцог к нему офицера с предложением сдаться и открыть ворота, а Кузьмин, усмехнувшись, ответил: «Передайте герцогу, что нечем мне ворота открывать. Одна рука, да и та шпагой занята». – Ермолов сделал короткую паузу и с чувством добавил: – Да, горжусь, Денис, что таковых героев отчизна наша рождает, коих во всем свете не сыщешь! Однако ж нам с тобой, яко незнатным, – он усмехнулся, – надлежит не обольщаться надеждами на милость высоких особ. Собственной головой и трудами долю свою искать нам. Вот что запомни крепко!..

Денис запомнил. Ермолов на всю жизнь стал его надежным другом и наставником.

Осенью Алексей Петрович все-таки получил службу. Он был назначен командиром конноартиллерийской роты, стоявшей в Вильно, куда вскоре и выехал.

Денису тоже наконец сообщили приятную новость: князь Борис Антонович Четвертинский договорился с начальством. 28 сентября 1801 года Дениса приняли эстандартюнкером в кавалергардский полк. Через год его произвели в корнеты.

VIII

Кавалергардский, расшитый золотом, белый мундир красив и привлекателен. Зато носить этот мундир дворянину с ограниченными средствами и без особых связей не легко. Товарищи Дениса в большинстве принадлежали к знатным и богатым фамилиям. Жили кавалергарды беспечно и разгульно. Имели великолепные квартиры, выезды, ливрейных слуг. Хвастали кутежами и связями с женщинами. На службу смотрели как на средство для легкой карьеры.

Денис вынужден был жить на жалованье. Каких-то сто рублей в треть года! При его вспыльчивом характере и острой чувствительности неприятности поджидали на каждом шагу. Денис не снес бы ни одной малейшей насмешки. Дело могло кончиться дуэлью. Он это превосходно понимал. Стало быть, чтобы поддерживать свое достоинство и репутацию, необходимо с самого начала установить для себя твердые правила поведения, как советовал eмy Алексей Петрович Ермолов. Денис исправно служил, дорожил честью полка, не брал денег в долг, сторонился завзятых картежников, раз навсегда объяснив всем, что дал зарок в карты не играть. Держался со всеми на равной ноге, без излишней фамильярности. На пирушках бравировал независимостью своих суждений, пленял многих анекдотами и рассказами. Командир полка Павел Васильевич Голенищев-Кутузов относился к нему хорошо, не раз ставил в пример как исполнительного офицера. Другие кавалергарды тоже составили мнение, что «маленький Денис» славный малый и неплохой товарищ.

Но вскоре жизнь изменилась к худшему… Из Москвы пришло неожиданное известие, что Василий Денисович опасно заболел. Пришлось брать долгосрочный отпуск. Еще недавно мечтал Денис показаться в блестящем мундире московским приятелям, поразить их своим бравым, молодецким видом, и вот как грустно складывались обстоятельства. Домой ехал с тяжелым предчувствием. И не ошибся.

Болезнь отца, а затем и смерть его переживались мучительно и долго. Будущее представлялось в самом безрадостном виде. Денис оставался старшим в семье, на плечи ложились новые и немалые заботы. Казенные и частные долги отца не выплачены, их стало больше. Василий Денисович до самой смерти не прекращал картежной игры. Маленькое Бородино приносило доход незначительный.

Конечно, можно было обратиться за помощью к богатым родственникам, но никто в семье об этом и не заикался: гордость не позволяла. После долгих советов и размышлений нашли другой выход из положения. Брат Евдоким, повзрослевший и возмужавший, уже второй год вместе с Александром Тургеневым служил в архиве иностранных дел, где платили сущие пустяки. Пожалуй, лучше будет, если Евдоким тоже поступит в кавалергарды. Все-таки жалованье больше. И, главное, есть надежда со временем выплатить долги, которые Денис и Евдоким великодушно принимали на себя. Сашенька и Левушка останутся пока с матерью; им одним хватит бородинских доходов. Впоследствии же старшие братья устроят на военную службу и Левушку. А Бородино пойдет за Сашенькой.

… В Петербург Денис и Евдоким поехали вместе, взяв с собой бывшего отцовского казачка Андрюшку, разбитного и продувного хлопца. Поселились в скромной квартире близ конногвардейских казарм. Евдоким был рослый, красивый юноша. В полк определился быстро. Но служба становилась с каждым днем все труднее и труднее…

Болтовня о предстоящих реформах кончилась. Восторги утихли. Надежды на либерализм молодого царя не оправдались. Денис теперь все больше в этом убеждался. Вахтпарады продолжались, муштровка усиливалась. Серьезному военному образованию предпочиталось мелочное соблюдение уставных правил, равнение шеренг, выравнивание носков. Военная форма стала более неудобной. Широкие и длинные мундиры прусского образца перешили в узкие и короткие. Низкие отложные воротники сделали стоячими и до того высокими, что трудно было повернуть голову.

Наконец, в середине мая 1803 года случилось то, что предсказывал Александр Михайлович Каховский: император вызвал из Грузина всем ненавистного Аракчеева. Он был милостиво принят, назначен главным инспектором артиллерии.

Весть эта вызвала бурное негодование среди военных. Всем памятны были оскорбительные выходки Аракчеева и его деспотический произвол. Даже скромный и никогда не осуждавший действий правительства Четвертинский не скрывал раздражения:

– Черт знает что творится! Опять начнут вертеть нами, словно пешками.

Денис возмущался не менее других. С именем Аракчеева связывались у него почему-то и тяжелые воспоминания о смерти Суворова и несчастья, обрушившиеся на голову отца. И вот снова угрюмый, злобный гатчинский капрал сидит в кабинете императора… И разумеется, хорошего ожидать не приходится… Борис прав, будут теперь вертеть всеми, как пешками. В голове Дениса невольно складывались озорные строки. «Пешки» иногда тоже могут кое-что сделать! Сравнения напрашивались сами. Слова смыкались в стройный порядок.

Как-то ночью, взлохмаченный, с горевшими глазами, Денис разбудил крепко спавшего Евдокима.

– Ты послушай, как здорово! – возбужденно говорил Денис, размахивая листком бумаги. – Клянусь честью, сам не ожидал!

– Да что такое? – протирая глаза и недоумевая, спросил брат, приподнявшись на постели.

– Басню написал, черт возьми! – воскликнул Денис. – Назову «Голова и Ноги». А там всякий разберется…

И он, выделяя фразы, имевшие особый смысл, с чувством прочитал: