Пастер

Он действительно был в тот период немного сумасшедшим. Но так как он был гением, то и из этого сумасшествия сумел извлечь немалую пользу. То, что он в своих нелепых попытках изловить солнечный луч все-таки изловил его, осветило труд на много лет вперед и, в сущности, явилось толчком ко всем его дальнейшим, вытекавшим одно из другого открытиям.

Орудуя своими излюбленными левыми и правыми кристаллами винной кислоты, он однажды заметил некий лабораторный курьез: раствор одной из солей правой винной кислоты, стоявший в теплом месте, вдруг замутился и безо всякой видимой причины начал разлагаться. Пастер вспомнил Вену, главного химика фабрики, рассказывающего ему о подобном же наблюдении. И там, на фабрике, и у него в лаборатории виннокаменная соль, которая была в сосуде, содержала в себе самые разнообразные органические примеси.

Подмеченный курьез Пастер превращает в опыт: снова ставит сосуд с правовращающей кислотой в теплое место и снова наблюдает разложение раствора. Когда же он проделывает тот же опыт с левовращающей кислотой — разложения не наступает.

«Любопытная штука, — думает Пастер, — значит, мои левые кристаллы отличаются от правых не только гемиэдрией, не только способностью отклонять поляризованный свет в противоположную сторону, но и чем-то еще! И, кажется, чем-то существенным… Чем же?»

Разумеется, после этого он берет рацемическую кислоту и повторяет опыт с ней. И лабораторный курьез превращается в открытие. Явление, которое он наблюдает на этот раз, совсем уж неожиданно и необычно. Оптически пассивная кислота постепенно превратилась в левовращающую! Куда же делась ее правая половина?

И вдруг под микроскопом Пастер обнаружил в сосуде с виноградной кислотой крохотного плесневого грибка. Уж не он ли виновник этого странного явления? Но почему же он оставляет без внимания левовращающую кислоту и разлагает только правую? Причем настолько разлагает, что полностью уничтожает ее!..

Уничтожает!.. Да ведь это и есть ответ на вопрос: плесневый грибок питается правыми кристаллами, они нужны для его жизнедеятельности, а левые ему ни к чему, и он на них не обращает внимания. Вот поистине поразительное соответствие между микроорганизмом и химической средой! Этот ничтожный маленький грибок, оказывается, способен различать химическую структуру вещества, брать то, что ему нужно, и отбрасывать то, что не годится для его питания. В результате все правые кристаллы оказываются употребленными на поддержание его жизнедеятельности, ia левые остаются неприкосновенными. И в процессе этой жизнедеятельности происходит брожение кислоты. Брожение, о котором точно известно, что оно — явление чисто химическое…

«Кажется, наклевывается очень интересная штука!» — восклицает Пастер и погружается в исследования грибка.

Исследования подтверждают его первоначальную догадку: плесневый грибок, развиваясь и размножаясь, приводит вещество к разложению, как бы являясь для него бродилом.

Тут Пастер вспомнил еще и об амиловом спирте.

Амиловый спирт возникает при целом ряде брожений, в том числе и при спиртовом. Вещество это оптически активное, вращающее плоскость поляризации влево. Знаменательно, что влево, а не вправо. Предполагалось, что группа амилового спирта отщепляется от сахара, в котором она как бы предсуществует. Правда, с химической точки зрения такое предположение было невероятным — амиловый спирт слишком далек от сахара по своему строению. Для Пастера становилось ясным, что происхождение этого оптически активного спирта куда сложнее, чем предполагалось, и что… должно быть, и здесь не обошлась без участия микроорганизмов!

Вот и еще один аргумент в пользу биологической причины брожения, если только… если только амиловый спирт действительно возникает в результате жизнедеятельности микроорганизмов. Значит, прежде всего надо доказать, что и в спиртовом брожении присутствие их обязательно.

Одним словом, эту любопытнейшую гипотезу надо подкрепить экспериментальными данными, доказать и превратить в аксиому.

Он еще раздумывал над тем, стоит ли отвлекаться от своих чисто химических работ и браться за такую неблагодарную область, как вопросы брожения. Стоит ли, когда в этой области господствует теория Либиха — этого химического бога, — когда слово «брожение» — такое всеобъемлющее слово, к которому приурочиваются самые разнообразные превращения веществ. Эта область уведет его бог знает куда и может засосать на всю жизнь…

Но пока он размышлял, судьбу его решили другие: он получил назначение в новый университет в Лилле, в городе, где почти вся промышленность была занята брожением: производством вина и уксуса.

Вряд ли Пастер мог тогда думать, что эта область, которой он все-таки занялся — почти вынужден был заняться, — область взаимодействия между микроскопическими организмами и средой, в которой они развиваются, послужит исходным пунктом к рождению новой науки — микробиологии.

БЕЗ МИКРОБА НЕТ БРОЖЕНИЯ

Новый университет открылся в 1854 году в одном из наиболее богатых промышленных центров Франции, на собственные средства города Лилля. Это было красивое и просторное здание, и, что для Пастера явилось особой радостью — в университете, на улице Цветов, для него была предназначена отдельная лаборатория. Не ахти как оборудованная — всего один студенческий микроскоп, небольшая сушильная печь, отапливаемая коксом, необходимые реактивы и посуда, но зато своя собственная лаборатория, в которой он мог работать хоть круглые сутки.

Он не замедлил воспользоваться этой возможностью: этажом ниже его квартиры, в маленькой лаборатории почти каждую ночь горел газовый светильник, и почти каждую ночь мадам Пастер, ворочаясь с боку на бок, ждала, когда же ее трудолюбивый муж вспомнит об отдыхе.

А какой мог быть отдых, когда нужно было читать лекции тремстам слушателям, не чураться хозяйственных дел, лежавших на его обязанности декана, обучать практическим работам студентов, знакомить их с производством, читать публичные лекции и заниматься собственно наукой.

Весь этот комплекс разнообразного труда не только не пугал Пастера, — он был счастлив, что может, наконец, развернуться вовсю.

И, пожалуй, больше всех новшеств, введенных в университете, его восхищали два новых правила: во-первых, за незначительную сумму студенты приобретали право заниматься лабораторными опытами, иллюстрирующими курс лекций; во-вторых, те из них, кто намеревался работать на предприятиях, после двух лет теоретических и практических занятий получали право на должность помощника мастера или начальника цеха. Наконец-то промышленность будет что-то получать от науки! Наконец-то в промышленности будут работать люди, получившие высшее университетское образование!

Как недавно в Париже, будучи еще сам студентом, Пастер интересовался всеми новшествами и научными достижениями, которые можно было применить в кожевенном деле, и писал о них своему отцу, так и здесь, в Лилле, он рад был помочь промышленности и земледелию.

Он был счастлив, что, наконец, любознательное юношество сможет постигать тайны науки не только со слов преподавателей и профессоров, но знакомясь с ними в лаборатории, экспериментируя собственными руками, видя все своими глазами. Он с восторгом ждал тех часов, когда жадные до всего нового молодые глаза увидят в его лаборатории чудеса, которые он с такой охотой готов был демонстрировать всем и каждому.

На торжественном открытии университета он говорил красноречиво и горячо. И тут впервые, пожалуй, сказался его талант оратора, который потом так пригодился ему.

Выступая перед свекловодами и винокурами города Лилля, перед родителями будущих учеников, Пастер впервые говорил так легко и свободно, почти без подготовки и с изумлением сам вслушивался в свою плавно льющуюся речь. Куда девалось его косноязычие, на которое он жаловался Шапюи в бытность свою в Дижоне? Куда девались скованность и нервическое волнение, которыми он так страдал тогда?