Лучший английский ас

В следующую субботу после чая Бартон пришел в домик на стоянке и сказал, что уровень готовности эскадрильи понижается. Теперь будет дежурить только одно звено из двух. Остальные в течение дня будут свободны, но прежде чем разбегаться, пилоты должны узнать, кто будет дежурить завтра. Быстро приняв ванну и переодевшись в приличные мундиры, маленькая группа летчиков набилась в старенький автомобиль и помчалась по узкой извилистой дороге в Норвич.

Несколько часов спустя мы все сидели в тесном, прокуренном баре, когда пришел полисмен и сообщил, что всем военнослужащим Королевских ВВС приказано немедленно вернуться в расположение своих частей.

В Колтишелле нам сообщили, что объявлена тревога номер один — «вторжение неизбежно, вероятно, произойдет в течение ближайших 12 часов». Командование вооруженных сил объявило всеобщую готовность, все части и подразделения были подняты на ноги. Происходившее в офицерском клубе можно характеризовать лишь одним словом — хаос. Пожилые офицеры, мобилизованные на время, бестолково метались из стороны в сторону. Наш командир куда-то пропал, мы попытались найти хоть какое-то объяснение происходящему. Вскоре мы услышали дюжину самых различных версий, самой распространенной из которых была следующая: началась вражеская операция по высадке десанта и вторжение на восточное побережье произойдет в ближайшие часы. Вероятно, командир эскадрильи и командиры звеньев уже находятся на стоянке. Поэтому я поспешно бросился из столовой в холл, чтобы позвонить туда по телефону. Когда я бежал по коридору, то едва не налетел на майора, который неловко ковылял мне навстречу. Его живые глаза с насмешкой уперлись в меня, в мои крылышки пилота и узкий шеврон лейтенанта.

«Скажи-ка, старик, что тут за паника?» — громко спросил он, вынув изо рта трубку.

«Я точно не знаю, сэр. Но есть сообщения о вражеской высадке», — ответил я.

Майор толкнул вращающиеся двери и вошел в шум и гам столовой. Заинтригованный, я последовал за ним, потому что мне показалось, что я знаю, кто это такой. Он полюбовался на охватившую всех панику, а потом громко и красочноприказал доложить, в чем дело. Полдюжины человек наперебой принялись объяснять, и наконец он кое-что сумел понять. Пока майор слушал, его глаза обшаривали зал, и уже через минуту все летчики ощутили, что между ними и этим человеком протянулись невидимые, но прочные нити.

Когда он подводил итог услышанному, в зале воцарилась тишина.

«Итак, ублюдки двинулись. Это будет хорошенькая драчка! Представьте, сколько отличных целей будет на плацдармах. Прелестная охота!» — И он громко изобразил «тра-та-та» пулеметной очереди.

Эффект был мгновенным и необычайным. Все сразу вспомнили, кто и что должен делать, и сложный, неповоротливый механизм аэродрома снова начал вертеться относительно гладко. Позднее нам сообщили, что донесения о вражеской высадке оказались ложными, и мы можем вернуться к состоянию обычной готовности. Но этот инцидент произвел на меня колоссальное впечатление. Он показал, как действует настоящий командир в запутанной и напряженной обстановке. Именно так произошла моя первая встреча с легендарным Дугласом Бадером.

В начале следующей недели мы отправились в Киртон-Линдсей, новый аэродром в 10 милях от Сканторпа в Линкольншире. Мы уходили еще дальше от разворачивающихся воздушных сражений, но у нас осталось всего 6 опытных летчиков, и эскадрилья была совершенно не готова участвовать в боях. Раньше или позже настанет наш черед, и лично я был благодарен за предоставленную нам передышку. Это позволило мне набраться уверенности и узнать кое-что новое о тактике, что пригодилось потом в боях.

В Киртон-Линдсее нас встретил и радостно приветствовал комендант базы Стефен Харди, который привез туда нашего командира эскадрильи и командиров звеньев. Мы прибыли на новое место без своих пожитков. В холле офицерского клуба нас встретил маленькой живой человечек. Это был мистер Смит, управляющий клубом, а позднее — отелем «Маджестик» в Харроугейте. Холл украшали несколько пальм в кадках, создавая нереальное впечатление какого-то курорта. Мне даже померещилось, что где-то неподалеку играет струнный оркестр. Мистер Смит сообщил, что командир эскадрильи и командиры звеньев уже получили комнаты. Если ли среди нас капитаны и старшие лейтенанты? Мы ответили, что нет. Все мы были зелеными лейтенантиками. Мистер Смит был явно расстроен. Он подготовил комнату для каждого из нас, но лишь в одной есть ванна с горячей и холодной водой. Может быть, мы решим эту деликатную проблему самостоятельно? Кен подхватил свой саквояж и обратился к мистеру Смиту. Это решается не переговорами, а простым старшинством. Поэтому комнату с ванной должен получить самый старший из нас!

Наш командир хорошо использовал прекрасную безоблачную осень и нещадно гонял нас. Прибыли новые пилоты, такие же неопытные, как мы, и эскадрилья была укомплектована до штатной численности. На юге истребители 11-й авиагруппы вели тяжелые бои с крупными соединениями немецких истребителей и бомбардировщиков. Однако нас не спешили отправлять туда. Пока наша эскадрилья оставалась в резерве. Иногда мы поднимали звено «Спитфайров», чтобы проверить сообщение о неопознанном самолете где-то над Северным морем или равнинами Линкольншира, но это всегда оказывались свои.

15 сентября стало величайшим днем Истребительного Командования. Я несколько раз поднимался в воздух, но все мои усилия, точно так же, как и у других пилотов 616-й эскадрильи, свелись к тренировке. Мы учились быстро набирать большую высоту и стреляли из 8 пулеметов «Браунинг» по конусу, который тащил самолет-буксировщик. Вечером мы услышали, потрясающие известия. Наши летчики-истребители сбили 185 немецких самолетов. Впоследствии эта цифра сократилась до 56 самолетов, однако официальные данные германского министерства авиации появились только после войны. С 10 июля по 31 октября мы объявили об уничтожении 2698 вражеских самолетов, хотя, согласно немецким хроникам, в действительности были сбиты только 1733 самолета. Таким образом, можно считать, что в ходе Битвы за Англию наши пилоты преувеличили свои достижения почти на 50%. Интересно отметить, что заявления немецких летчиков-истребителей были гораздо менее точными. За этот же период они «сбили» не менее 3058 самолетов Королевских ВВС, хотя наши действительные потери составили всего 915 самолетов. Таким образом, немецкие летчики преувеличивали свои успехи более чем в 3 раза.

Почему имели место такие расхождения между заявлениями пилотов и действительными потерями, понесенными неприятелем? В ходе Битвы за Англию измученные офицеры разведки почти не имели времени проверять и перепроверять рапорты летчиков. Наши уставы предписывали считать вражеский самолет уничтоженным в том случае, если было видно, как он упал на землю, или пошел вниз, загоревшись, или его пилот выпрыгнул с парашютом. Но горящие обломки одного самолета или белый купол одного парашюта бросаются в глаза слишком многим пилотам, когда на пятачке в пару миль крутятся десятки самолетов. В то время лишь немногие из наших «Спитфайров» и «Харрикейнов» были оснащены фотопулеметами. Это создавало дополнительные сложности при подтверждении побед. Сами же пилоты летали и дрались слишком часто, чтобы писать точные и детальные рапорты.

Не может быть сомнений, что сложная и запутанная картина воздушного боя приводила к тому, что заявления пилотов дублировались. Впрочем, командование мудро решило не слишком беспокоиться о точном числе уничтоженных вражеских самолетов. Большие потери понесли Люфтваффе или нет, однако налет был отбит.

Каждый летчик-истребитель на себе испытал стремительный переход от безумной суматохи воздушного боя к опасному одиночеству в кажущемся пустым мире. Небо — это нечто великое. Его горизонты бесконечны, и человек кажется ничтожной букашкой в его просторах. Я на собственном горьком опыте узнал, что небо может быть буквально забито сотнями крутящихся «Спитфайров» и «Мессершмиттов». Раскрылись два или три белых цветка парашютов и медленно идут к земле. Крыло «Харрикейна», а может быть, и «мессера», плавно вращается, словно опавший лист. Где-то вдали рваный хвост черного дыма протянулся дугой через весь небосвод. А выше, под самым солнцем ярко сверкают искорки кабин немецких истребителей.