Первый и последний. Немецкие истребители на западном фронте 1941-1945

Мы осматривали достопримечательности Хихона, так всегда поступая в тех местах, взятие которых не обошлось без нашего участия. Осматривая только что захваченные районы, мы тем самым приобретали значительный опыт, да и, кроме того, нам предоставлялась возможность установить новые или возобновить старые контакты с наземными вооруженными соединениями. Одной из особенностей гражданской войны в Испании было то, что линия фронта редко проходила достаточно определенно, даже сами войска порой находились в неведении относительно ее четкой демаркации. По этой причине мы однажды потеряли троих наших летчиков, которые неожиданно для себя приземлились в расположении красных за пределами Бильбао.

После падения Хихона наступило одно из привычных на фронте временных затиший. Готовилось новое наступление на юго-западе Мадрида, но перед тем, как оно началось, неприятель вдруг сам перешел в наступление на арагонском участке фронта, яростно атаковав Теруэль. На протяжении всего этого времени эскадрильи легиона постоянно перебрасывали с одного места на другое, совершенно без какого-нибудь плана или замысла. В связи с этим мы посчитали, что длительная подготовка новых жилищ каждый раз отнимала бы много времени, заставляла делать лишнюю работу и, как следствие, вызывала бы общее недовольство. Поэтому мы задумали превратить поезд в некое подобие каравана на колесах, который бы служил нашим постоянным жилищем. Так что всей нашей компании пришлось принять участие в этой работе.

Наступил новый этап — мы строили, красили, сооружали, чистили от грязи, доставали необходимое и обустраивали наше жилье. Зато спустя несколько дней все мы — летчики, механики, вспомогательные и наземные службы — перебрались в наш новый караван-поезд, состоявший из 12 пассажирских вагонов, где были не только помещения для жилья, но и служебные помещения, мастерские, комната отдыха, кухня и прочие удобства, столь необходимые для базы истребителей во время ее активных действий. Теперь, переезжая, мы только присоединяли наше жилище на колесах к локомотиву и отправлялись в путь, уже нисколько не беспокоясь о новых квартирах. Самолеты, конечно, следовали за нами по воздуху. Каждый из нас был счастлив и доволен. С того самого момента нашим девизом стало: "Нет больше войны без нашего караван-поезда".

За повторное взятие Теруэля очень многие заплатили своей жизнью, поскольку обе стороны сражались с небывалым ожесточением. Здесь мы неожиданно для себя столкнулись с высокой концентрацией зенитного огня, включая и 20-мм зенитки "верлинген", которые применялись впервые и оказались очень эффективными. По-видимому, красные ясно осознали, что на карту поставлено нечто большее, чем просто город, три четверти которого к тому же были разрушены, и смогли организовать упорную и успешную оборону. Запланированное после захвата обратно Теруэля дальнейшее наступление войск националистов выдохлось, частично и оттого, что выросла воздушная активность противника, да и оборона заметно улучшилась. Красные бомбардировщики "мартин" постоянно наносили бомбовые удары и обстреливали наши аэродромы вокруг местечка Каламо, а также другие цели, так что мы часто были вынуждены быстро кидаться ничком на землю.

Тем не менее результативному и безрассудному Бальтазару удалось сбить четыре самолета примерно за такое же количество минут.

Под Каламохой мы познакомились с ребятами из эскадрилий Франко, летавшими на "Не-51", и обрели в них настоящих друзей. Испанцы были очень смелыми летчиками, они преодолевали технические и практические летные трудности, обусловленные незнакомым оборудованием, с присущим им ярко выраженным боевым духом.

В испанских националистических эскадрильях летчики-истребители летали на итальянских "фиатах" и зачастую действовали совместно с истребителями "Ме-109" легиона "Кондор", действуя сплоченно и дружно. Их соединения бомбардировщиков состояли в основном из захваченных самолетов "прага" и немецких "Ju-52", причем достигали совершенно замечательных результатов, особенно если учитывать их изношенные и плохо действующие самолеты.

Во время очень холодной зимы 1937/38 года боевые вылеты были прекращены. Стояли почти 20-градусные морозы, которые разрушили все наши представления о солнечном юге. Войска националистов Франко, в особенности части генерала Мороса, африканца из Йахо, страшно страдали от жестоких морозов, они даже не имели зимнего обмундирования. Мы тоже плохо переносили мороз, так как испытывали нехватку угля. В один из новогодних дней, промерзнув до костей и при отвратительной видимости — холмы были в облаках, я атаковал вражеское скопление бронированных машин и танков. Из-за малой высоты наши самолеты были изрешечены осколками наших же собственных бомб.

В тот момент положение дел под Теруэлем было критическим, что требовало от нас отдачи всех сил. Линия фронта приобрела форму вытянутой сосиски, на одном конце которой и располагался город. Посередине проходила дорога, единственная связующая нить, причем по обеим се сторонам вдоль холмистых склонов располагались позиции красных. Во время одного из своих вылетов я попал под оружейный обстрел из окопов на расстоянии около 1500 ярдов (примерно 1400 м) от дороги.

Одна из пуль, как я узнал позже, прошила крыло самолета, вторая просвистела сквозь ручку насоса и застряла в приборной панели, а третья пронзила один из моих летных ботинков. Нога ужасно зудела, и по пути домой я полагал, что мой ботинок полон крови. Сам факт обстрела имел большое значение, так как противник явно готовился к наступлению на этом находившемся в опасности участке дороги. Я доложил об этом командованию и в качестве подтверждения предъявил свой поврежденный ботинок. Однако, когда ботинок на мне разрезали, причем я с любопытством смотрел на свою первую боевую рану, оказалось, что нуля только слегка оцарапала ногу, оставив синеватый след. На самом деле я не потерял ни капли крови.

Вскоре после этого происшествия я получил поздравление в свой адрес от лица соединения "Рихтгофен". В нем говорилось, что позже красными было предпринято наступление, поддержанное бронедивизионом как раз с того места, где они обстреляли меня. Благодаря моим сведениям это наступление было быстро отражено при активном участии нашей эскадрильи.

В январе 1938 года Франко сформировал национальное правительство в Бургосе, которое незамедлительно признали Германия и Италия, Для меня самого политические события и в Испании, и в Германии прошли как кинофильм на фоне моей ежедневной деятельности. Несмотря на это, я хорошо помню, что лозунг "Мы сражаемся на неправой стороне" в то время уже начал циркулировать в рядах легиона "Кондор". Естественно, это говорилось несколько иронически, однако какое-то зерно истины в этом было. Вот поэтому мы и уважали военные достижения наших противников. Тогда была боязнь, что Каудильо мог преследовать политические цели, которые далеки от наших понятий о необходимом новом порядке. Источники огромной социальной неудовлетворенности среди испанцев, подлинные причины этой ужасной гражданской войны, казалось, проистекали из страшной разницы между бедными и богатыми. С одной стороны — нищета народных масс, которые не имели ни собственности, ни прав, а с другой — огромное влияние крупных землевладельцев — потомственных аристократов и церкви.

Между прочим, этот лозунг часто применялся в обратном смысле. Над нашей территорией мы летали над колоннами всевозможных скоплений сил и средств, над незамаскированными артиллерийскими позициями. С другой стороны, на территории противника едва можно было различить какое-либо передвижение. Все было искусно закамуфлировано. Нужно было иметь наметанный глаз, уметь глубоко просовывать свой нос в явно безжизненный пейзаж поля битвы для того, чтобы обнаруживать цели для атаки. Вот почему многие из нас хотели быть на противной стороне, где, казалось, стоит только захотеть, и можно без особого труда достичь больших успехов. Пренебрежение маскировкой с нашей стороны и тщательная предусмотрительность со стороны неприятеля — все это было естественным следствием превосходства националистов в воздухе.