Правда о штрафбатах - 2

П.Д. Бараболя: «Первое знакомство со штрафниками произвело гнетущее впечатление. Конечно, внешне это были вполне, что называется, нормальные парни или молодые, до тридцати лет, мужчины — улыбчивые и настороженные, угрюмые и лукавые. На большинстве из них ладно сидела военная форма. Ну, просто хоть пиши с иных иллюстрации для строевого устава! Однако совершенно по-другому смотрелся «послужной список» этих людей. Военные трибуналы за совершенные воинские или уголовные преступления «отмерили» им суровые наказания — от пяти лет до смертной казни. Последних во взводе оказалось семеро. Тут было над чем задуматься». [60]

А.И. Берноггейн: «Слова «штрафбат» или «штраф-рота» с момента появления приказа стали пугалом, а позднее и модой для старших начальников напоминать младшим о своем месте… Приказ № 227 зачитывался в войсках. Сам я тогда — капитан, инженер полка — разъяснял приказ подчиненным в строю применительно к задачам, которые выполнял полк: не готов аэростат к подъему и отражению налета вражеских самолетов — значит, вы отступили в бою; отказала боевая машина — вы не выполнили приказ; самовольная отлучка, сон на посту, утрата оружия или снаряжения, не говоря уже о самострелах, — это и есть нарушение приказа № 227, а отсюда трибунал и, возможно, штрафбат или штрафрота (каждому — свое)». [61]

По свидетельству Н.И. Смирнова, в его подчинении находились военнослужащие, направленные в штрафную роту по различным причинам: цыган, укравший лошадь у командира полка; баптист, отказавшийся брать в руки оружие. [62]

Генерал-полковник В.М. Шатилов в своих мемуарах «Знамя над рейхстагом» пишет, что курсант военного училища Е. Мельников был отправлен в штрафную роту за отказ сдать трофейный фотоаппарат — подарок отца, полковника Мельникова, заместителя командующего по бронетанковым войскам 46-й армии 3-го Украинского фронта. [63]

А.В. Пыльцын: «Нештатным «начальником штаба» (проще говоря — взводным писарем) был у меня капитан-лейтенант Северного флота Виноградов. Он прекрасно владел немецким языком, но, как ни странно, именно это знание языка противника и привело его к нам в ШБ. Будучи начальником какого-то подразделения флотской мастерской по ремонту корабельных радиостанций, он во время проверки отремонтированной рации на прием на разных диапазонах наткнулся на речь Геббельса. И по простоте душевной стал ее переводить на русский в присутствии подчиненных. Кто-то донес об этом то ли в особый отдел, то ли в прокуратуру, и в результате получил Виноградов два месяца штрафбата «за пособничество вражеской пропаганде»… А взял я его к себе в этом качестве потому, что он обладал почти каллиграфическим почерком, к тому же мог сгодиться как переводчик, хотя я сам немецкий знал сравнительно неплохо». [64]

И. Суман: «Мне в армии не повезло с командиром — редкая была сволочь. Невзлюбил меня страшно, прямо говорил: «Вы, молдаване, вино с детства пьете, поэтому все такие тупые». В войну ссориться с командиром — гиблое дело. А тут я еще после боя в сердцах возьми да и похвали вслух немцев за хороший пулемет. У нас, понимаешь, чтобы во время боя поменять у ручного пулемета раскаленный ствол, нужно было минут пять. За это время тебя раз пять убить могли. А у немецкого — рычажок повернул, пружина ствол выбросила, новый надел и через 30 секунд — ты в бою. В общем, не сдержался я, а командир сзади был. Кончилось это дело штрафной ротой. Это можно было садиться и самому себе домой похоронку писать». [65]

Английский историк Э. Бивор в книге «Сталинград» пишет: «Командиры, допустившие отход, немедленно лишались званий и направлялись в штрафные роты и батальоны. Первый такой батальон появился на Сталинградском фронте тремя неделями позднее, 22 августа, за день до того, как немецкие войска достигли Волги… На Сталинградском фронте в 51-й армии были приказано собрать в одно подразделение всех офицеров, вышедших из вражеского окружения. Первой группе из 58 человек объявили, что их пошлют на комиссию, после чего направят в новые части. Но допрашивать офицеров никто не стал, и вскоре без суда и следствия все они оказались в штрафных ротах. Когда через пару месяцев выяснилось, что это чья-то досадная ошибка, большая часть офицеров уже погибли». [66]

Законность при направлении в штрафные подразделения и части соблюдалась не всегда. Военные прокуроры, осуществляя надзор над штрафными частями, выявляли немало фактов, когда солдата или сержанта направляли в штрафники за незначительные проступки («шевеление в строю», «приготовление некачественного обеда» и т. п.). «Но здесь сыграла роль скорее не строгость закона, — отмечает А.В. Пыльцын, — как это было во многих судьбах штрафников, а господствовавшие в то время «стукачество» и гипертрофированная подозрительность некоторых начальников. Тогда от этого во много раз больше пострадало людей случайных, допустивших самые обыкновенные ошибки, просчеты, без которых не бывает ни одного серьезного дела. Было правилом обязательно найти, а в крайнем случае, придумать, конкретного виновника, ответчика, невзирая на то, что бывают повинны даже не люди, а обстоятельства». [67]

Переменный состав штрафных подразделений комплектовался также из числа военнослужащих, совершивших хищение имущества, продовольствия и другие поступки, не связанные с выполнением боевых задач. Так, в ноябре 1942 г. военная прокуратура Московской зоны обороны привлекла к уголовной ответственности военнослужащих 27-го отдельного артиллерийско-пулеметного батальона, которые, как следовало из обвинения, «по предварительному сговору систематически злоупотребляли служебным положением в корыстных целях, т. е. совместно пьянствовали, а на закуски брали продукты, принадлежащие бойцам, этим возбуждали недовольство среди личного состава». 12 января 1943 г. трибунал 20-го района авиабазирования Западного фронта в открытом судебном заседании рассмотрел дело этих военнослужащих. При этом один из подсудимых был направлен в штрафной батальон, а другой — в штрафную роту. [68]

И. Пичугин: «У нас в 3-й армии, которой командовал генерал Александр Васильевич Горбатов, были три штрафные роты, каждая по 350 человек. В роте — по четыре взвода. Разные люди попадали в эти воинские подразделения: воры, бандиты, рецидивисты, прибывшие из тюрем и лагерей со своими традициями и законами, которые и здесь (тем более с оружием в руках) забывать не собирались. Но были и случайно оступившиеся, а порой и безвинно пострадавшие, оклеветанные». [69]

Заслуженный деятель искусств, кандидат искусствоведения И.П. Горин был арестован зимой 1944 г. за подделку хлебных карточек и приговорен с учетом прошлой, оставшейся еще от детдомовской юности судимости на пять лет лагерей. «В Ковровской пересылке я попросил заменить мне срок штрафным батальоном, — вспоминал Иван Петрович. — Политическим оружия не давали — не доверяли, но я шел за мошенничество, и мне заменили…» [70]

В штрафники попадали и работники особых отделов. Так, приказом наркома обороны И.В. Сталина № 0089 от 31 мая 1943 г. за «извращения и преступные ошибки» в следственной работе особого отдела 7-й отдельной армии следователи Седогин, Изотов и Соловьев, уволенные из органов, были направлены в штрафной батальон при начальнике тыла Красной армии. [71]

М.И. Сукнев: «Среди них офицеров от младшего лейтенанта до старшего (капитанов не было) — под сто пятьдесят человек, все осуждены за «нарушения воинской дисциплины», за драки, «прелюбодеяния», за то, что утопили танк, направляясь «попутно» в деревушку к знакомым девчатам, и т. п. И даже из наших войск в Афганистане попали ко мне двое лейтенантов, которые подрались на квартире пожилого командира полка из-за его любвеобильной молодой жены. Лейтенантам дали от одного до трех месяцев штрафного… 2-ю роту сформировали из 200 гавриков — одесских и ростовских рецидивистов, которым заменили штрафным батальоном длительные сроки отбывания наказаний в тюрьмах и лагерях. Несколько привезены с приговорами к смертной казни — расстрелу… 3-я рота — басмачи, 200 человек таджиков, туркмен и еще откуда-то из Средней Азии…» [72]