Летопись жизни и творчества М. Ю. Лермонтова

«Родом я из дворян, сын капитана Юрия Петровича Лермантова; имею от роду 16 лет; обучался в Университетском благородном пансионе разным языкам и наукам в старшем отделении высшего класса; — ныне же желаю продолжать учение мое в императорском Московском университете, почему Правление оного покорнейше прошу включив меня в число своекоштных студентов нравственно-политического отделения, допустить к слушанию профессорских лекций. — Свидетельства о роде и учении моем при сем прилагаю. К сему прошению Михаил Лермантов руку приложил».

ИРЛИ, ф. 524, оп. 3, № 7, л. 2; РМ, 1881, кн. 11, с. 166; Висковатый, Приложения, с. 1; Щеголев, вып. I, с. 71–72; ЛН, т. 45–46, 1948, с. 247 (факсимиле).

26 августа. Под заглавием стихотворения «Стансы» («Взгляни, как мой спокоен взор») подзаголовок: «(1830 года) (26 Августа)».

Лермонтов, АН СССР, т. I, с. 155 и 411.

28 августа. К стихотворению «Ночь» («Один я в тишине ночной») приписка: «(1830 года, ночью. Августа 28)».

Лермонтов, АН СССР, т. I, с. 163 и 413.

Август. Против первого стиха стихотворения «Чума» («Два человека в этот страшный год») написано: «(1830. Августа)».

Лермонтов, АН СССР, т. I, с. 155 и 411.

1 сентября. В Правлении Московского университета слушалось донесение от ординарных профессоров Снегирева, Ивашковского, экстраординарного <профессора> Победоносцева, адъюнктов Погодина, Кацаурова, лекторов Кистера и Декампа.

«По назначению господина ректора Университета мы испытывали Михайла Лермантова, сына капитана Юрия Лермантова, в языках и науках, требуемых от вступающих в Университет в звании студента, и нашли его способным к слушанию профессорских лекций в сем звании. О чем и имеем честь донести Правлению Университета».

ИРЛИ, ф. 524, оп. 3, № 7, л. 6 об.; РМ, 1881, кн. 11, с. 168; Висковатый, Приложения, с. 3; Щеголев, вып. I, с. 73; ЛН, т. 45–46, 1948, с. 249 (факсимиле).

О том, как происходил экзамен, рассказал в своих воспоминаниях И. А. Гончаров: «В назначенный день вечером мы явились на экзамен, происходивший, помнится, в зале конференции. В смежной, плохо освещенной комнате мы тесной, довольно многочисленной кучкой, жались у стен, ожидая, как осужденные на казнь, своей очереди…

«Нас вызывали по нескольку человек вдруг, потому что экзамен кончался за раз. В зале заседал ареопаг профессоров-экзаменаторов, под председательством ректора. Их было человек семь или восемь. Вызываемые по списку подходили к каждому экзаменатору по очереди.

«Профессор задавал несколько вопросов или задачу, например из алгебры или геометрии, которую тут же, под носом у него, приходилось решать. Профессор латинского языка молча развертывал книгу, указывая строки, которые надо было перевести, останавливал на какой-нибудь фразе, требуя объяснения. Француз и этого не делал: он просто поговорил по-французски, и кто отвечал свободно на том же языке, он ставил балл и любезным поклоном увольнял экзаменующегося. Немец давал прочитать две-три строки и перевести, и, если студент не затруднялся, он поступал, как француз. Я не успел оглянуться, как уже был отэкзаменован» (И. А. Гончаров, Собрание сочинений, т. 8, Гослитиздат, М.—Л., 1954, с. 198).

П. Ф. Вистенгоф вспоминал: «Меня экзаменовали более нежели легко. Сами профессора вполголоса подсказывали ответы на заданные вопросы. Ответы по билетам тогда еще не были введены. Я был принят в студенты по словесному факультету. С восторгом поздравляли меня родные, мечтали о будущей карьере, строили различные воздушные замки. Я был тоже доволен судьбой своей. Новая обстановка, будущие товарищи, положение в обществе — все это поощряло, тянуло к университетскому зданию, возбуждало чувство собственного достоинства» (П. Ф. Вистенгоф. Из моих воспоминаний. ИВ, 1884, т. XVI, кн. 5, с. 332).

«Наконец, все трудности преодолены: мы вступили в университет, облекшись в форменные сюртуки с малиновым воротником, и стали посещать лекции. Вне университета разрешалось желающим ходить в партикулярном платье» (И. А. Гончаров, Собрание сочинений, т. 8, Гослитиздат, М.—Л., 1954, с. 202).

Сентябрь. Лермонтов с Е. А. Арсеньевой остаются в Москве, оцепленной военными кордонами, в связи с распространившейся в городе эпидемией холеры.

Висковатый, с. 115; Сушкова, с. 119.

«Зараза приняла чудовищные размеры. Университет, все учебные заведения, присутственные места были закрыты, публичные увеселения запрещены, торговля остановилась. Москва была оцеплена строгим военным кордоном и учрежден карантин. Кто мог и успел, бежал из города». (П. Ф. Вистенгоф. Из моих воспоминаний. ИВ, 1884, т. XVI, кн. 5, с. 330).

23 сентября. При «Московских ведомостях» и отдельно стала выходить под редакцией М. П. Погодина «Ведомость о состоянии города Москвы».

Н. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, т. III, СПб., 1890, с. 204.

Сентябрь. В журнале «Атеней» (1830, ч. IV, с. 113) напечатано стихотворение Лермонтова «Весна» («Когда весной разбитый лед»). Цензурное разрешение получено 10 мая. Это первое, известное нам, достоверное появление стихотворения Лермонтова в печати.

Лермонтов, АН СССР, т. I, с. 81, 397.

1 октября. Датировано стихотворение «Свершилось! полно ожидать». В этот же день написано «Итак, прощай! Впервые этот звук».

Лермонтов, АН СССР, т. I, с. 166–167 и 413–414.

3 октября. Перед зачеркнутым текстом стихотворения «Сыны снегов, сыны славян», рядом с заглавием «Новгород» дата:* «З октября 1830».

Лермонтов, АН СССР, т. I, с. 169 и 414.

* Дата обозначена нечетко; возможно, вместо «3 октября» следует читать «13 октября».

4 октября. Под стихотворением «Глупой красавице» («Амур спросил меня однажды») дата: «1830 года — 4 октября».

Лермонтов, АН СССР, т. I, с. 170 и 414.

5 октября. После стихотворения «Могила бойца» приписка: «1830 год — 5-го октября. Во время холеры-morbus».

Лермонтов, АН СССР, т. I, с. 171, 349 и 414.

9 октября. Дата под стихотворением «Смерть» («Закат горит огнистой полосою») — «1830, октября 9».

Лермонтов, АН СССР, т. I, с. 173 и 415.

17 (29) ноября. Началось польское восстание.

36

1830. Тетрадь стихотворений Лермонтова озаглавлена: «Разные стихотворения. (1830 год)». В этой тетради 1830 г. датированы стихотворения: «(В Воскресенске). (Написано на стенах <пустыни> жилища Никона) 1830 года»; «Кладбище. — (На кладбище написано) 1830»; «К***» («Не думай, чтоб я был достоин сожаленья»); «Дереву».

Лермонтов, АН СССР, т. I, с. 115 и 403, 126 и 405, 133, 135; т. VI, с. 391.

«1830 года». Датирована драма «Menschen und Leidenschaften».

Лермонтов, АН СССР, т. V, с. 725.

1831

12 января. В Московском университете возобновились занятия, «но лекции как самими профессорами, так и студентами посещались неаккуратно».

С. П. Шевырев. История Московского университета. М., 1855, с. 557; П. Ф. Вистенгоф. Из моих воспоминаний. ИВ, 1884, т. XVI, кн. 5, с. 331.

28 января. Духовное завещание Юрия Петровича Лермонтова.

«Благодарю тебя, бесценный друг мой, за любовь твою ко мне и нежное твое ко мне внимание, которое я мог замечать, хотя и лишен был утешения жить вместе с тобою.

«Тебе известны причины моей с тобой разлуки, и я уверен, что ты за сие укорять меня не станешь. Я хотел сохранить тебе состояние, хотя с самою чувствительнейшею для себя потерею, и бог вознаградил меня, ибо вижу, что я в сердце и уважении твоем ко мне ничего не потерял.

«Прошу тебя уверить свою бабушку, что я вполне отдавал ей справедливость во всех благоразумных поступках ее в отношении твоего воспитания и образования и, к горести моей, должен был молчать, когда видел противное, дабы избежать неминуемого неудовольствия.