Лопоухий Илюк

Орлы, сидевшие вокруг умирающего, расступились. Распластав одно крыло, а другое прижав к себе, лежал Младший.

Илюк поднял хобот, и раздался мощный рёв. Так кричат индийские слоны, когда приходит беда и отвести эту беду нельзя ничем. Потом Илюк от горя стал колотить хоботом по земле. Задрожала земля, затрясся Острый Зуб на спине Илюка. Алые ягоды выкатились из его лап и упали прямо на Младшего.

И все увидели, как орлёнок медленно открыл глаза…

От радости Острый Зуб засвистел, спрыгнул на землю и обошёл вокруг Илюка.

Вдруг он застыл с открытым ртом и в ужасе уставился на орлов. Дрожащими лапками он вцепился в кончик Илюкова хобота:

— И-и… Илюк… Я… я… Орлы — наши исконные враги. Знаешь, они нас на лету хватают… П-п-пропал! П-п-погиб!

Но Старший Орёл склонил перед ним голову:

— До тех пор, пока орлы не разучатся летать, для нас не будет родных дороже тебя и слонёнка! И пусть отныне весь твой славный род Откуси-с-первого-раза не боится никакой птицы: ни орлов, ни соколов, ни кречета, ни даже ночных охотников — филина и неясыти.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ,

в которой грызут, поют и ногами подписывают письмо

Бывает же так: целый день, с утра до самого вечера, — и весь счастливый!

Таким и был для Илюка этот день. Утром он стоял у подножия горы, смотрел в небо и ему хотелось петь: Младший летал! Взлетит — и медленно кружит. Илюк может считать, покуда не собьётся со счёта, а Младший парит, даже крылом не шевельнёт. Потом зайдёт против ветра, поднимется ещё выше — и вдруг сложит крылья и косо падает вниз. Опустит Илюк взгляд на ближние холмы — и тоже хочется петь. Там живёт род Откуси-с-первого-раза, туда побежал Острый Зуб — проститься с дядей и дать наказы родичам, как тем жить в его отсутствие-Наказы его слышны отсюда.

— Сони! Неисправимые сони! — кричит Острый Зуб. — Небось не успею я отъехать, как вы снова завалитесь спать? А я тороплюсь в Чувашию! Меня ждут! Спите, спите, сони! Вы только во сне и можете увидеть Чувашию и Хеведусь!

И Острый Зуб запел:

Песни Острого Зуба перевёл на русский язык Юрий Кушак

С этой песней он уселся верхом на Илюка.

Проводы вышли торжественные. На земле их провожала толпа сусликов, в небе — стая орлов. Илюк помахал орлам хоботом. Острый Зуб обежал всех родичей и всем пожал лапы.

…Они уходили всё дальше и дальше, но ещё долго в небе стояла чёрная точка — это Младший провожал их.

В полдень перед ними показалось селение — кишлак. Во дворе крайнего дома лаяла собака, лязгала железная цепь. Им нужно было совсем в другую сторону, но Илюк повернул к дому.

На воротах было написано:

«Стой! Во дворе — злая собака! Она разорвёт тебя на сорок частей!»

Илюк прочитал громко, чтобы и Острый Зуб узнал, что здесь написано. Потом внимательно посмотрел на собаку, которая со свирепым лаем рвалась на цепи.

Острый Зуб с опаской глянул вниз. Собаки — ужасные существа, они любят обнюхивать сусликовые норки и разгребать их! Вдруг что-то большое, серое бросилось прямо на суслика. Острый Зуб даже не успел позвать на помощь своего дядю. «Ай, набросился! Ай, душит!» — пискнул он. Оставалось только в последний раз взглянуть на белый свет и попрощаться с ним. Острый Зуб открыл глаза — и чуть не лопнул от досады на самого себя. Он, Доблестный Племянник и Грозный Страж Алого Сокровища, сидит на слоне, высоко-высоко, далеко-далеко от собаки! А большое, серое — это просто Илюково ухо! Острый Зуб зевнул, потянулся, легонько пригладил свой лоснящийся мех и уселся, выпятив грудь.

— Что, что, что с вами? — растерянно затявкала собака. — Вы, вы, вы что? Вы что, слепые? А-а, вы, наверное, неграмотные! Вот тут всё написано! Я — злая-презлая собака! Мимо меня положено мчаться во весь опор и без оглядки!

Илюк молча смотрел на собаку и что-то обдумывал. Тогда собака принялась за Острого Зуба:

— Ты что, суслик? Ведь суслики, стоит им увидеть собаку, с писком бросаются в бегство! Ты почему не пищишь? Почему не бежишь?

Острый Зуб ещё раз оглядел себя, встряхнулся, пригладил мех и лишь потом с жалостью посмотрел на собаку:

— Ты, дорогой друг, болен, да? Я слышал, есть такая страшная болезнь, когда всё видится наоборот! Ты всё перепутала: не суслики от собак, а собаки от сусликов бегут без оглядки во весь опор, визжат и молят о пощаде! А сцапает суслик собаку — как та жалобно скулит, бедняжка! Я всё понял! Ты увидела меня — и от ужаса сошла с ума! Вот беда! Что же делать? Не бойся! Вижу, у тебя от страха подкашиваются ноги. Наверное, думаешь: «Ай, набросился! Ай, душит!» Успокойся! Я совсем не одобряю своих могучих родичей, когда они травят собак. Это несправедливо, нельзя обижать маленьких и слабых!

Собака медленно опустилась на задние лапы и ошалело огляделась по сторонам.

— Ты совсем не злая собака! — сказал Илюк. — Злая собака сразу кидается на прохожего и не спрашивает, грамотный он или нет. Нет, ты не злая собака.

— Ты, ты… откуда знаешь? — спросила собака. — Я была знаменитой пастушеской собакой…

Илюк ещё раз внимательно посмотрел на неё.

— Я что-то не пойму тебя, — сказал он. — Глаза у тебя круглые и ясные — всякому понятно, что они видят насквозь! Ноги у тебя длинные и сильные! Уши твои стоят торчком! Хвост твой как новый веник. Такому хвосту позавидует каждый! Значит, ты и СЕЙЧАС знаменитая пастушеская собака! Но что ты делаешь со словами? Как ты с ними обращаешься? Перед бодрыми и надёжными словами «пастушеская собака» ставишь «была» — и великие слова становятся пустыми и печальными.

Тут собака совсем сникла: уши опустились, глаза потускнели, хвост повис…

— Горе моё большое… — начала она свой рассказ. — Уже месяц, как я здесь, в неволе… До этого я была… я ЕСТЬ знаменитая пастушеская собака! Хозяин мой — Чабан, он называл меня Сестрой. Я любила Чабана, его семью и детишек, я любила стадо, которое мы с ним пасли. Он часто говорил: «Не я стадо пасу, а Сестра». Но однажды, тёмной ночью, на меня напали, связали и затолкали в мешок. Человек с горящим взглядом и косой бородой привёз меня сюда. Три дня не давал он мне ни капли воды, ни крошки еды, хотел, чтобы я ползала перед ним. Потом бил и приговаривал: «Тайком, Тайком! Вот какая у тебя будет кличка! Учись нападать тайком: подползи и бросайся! Мы с тобой будем самыми удачливыми охотниками!» Но я не хочу такой клички. У меня есть имя, я — В-один-миг.

Илюк повернулся к Острому Зубу, вскинул хобот и топнул ногой:

— Острый Зуб! Для чего созданы твои острые зубы?

— Чтобы грызть дыни! — Острый Зуб кивнул на бахчу, откуда шёл дразнящий запах дынь.

Ещё выше взлетел хобот, ещё сильнее топнула нога:

— Острый Зуб! Что должны делать твои зубы?!

— Должны… кусать, пилить, грызть!

— Что грызть?

— Ды… Мои острые зубы должны разгрызть-раскусить-разорвать цепь, которая заковала-затянула-задушила бедную собаку В-один-миг.

Острый Зуб прыгнул собаке на шею и впился в железный ошейник. И тут словно заработали сразу десять острых пил — такой поднялся звон-скрип-скрежет. Поначалу суслик и сам удивился, что его зубы перегрызают железо, но тут же понял: это алые ягоды дали необычайную крепость и силу его зубам! Ведь он держал ягоды во рту, в защёчном мешке!

Через минуту цепь звякнула о землю. Не успели Илюк с Острым Зубом и глазом моргнуть, как В-один-миг исполнила десять или двенадцать дел: не то семь, не то восемь раз лизнула Илюка и Острого Зуба, покаталась по траве, потёрлась о ногу Илюка, хотела потереться и о ногу Грозного Стража, но тот поджал ногу и важно отошёл в сторону.