Дети воды

Но это лишь слова, а душой песни была сама старушка с ее сморщенным добрым лицом, ее стареньким тонким голосом, с забытой мелодией, под которую она напевала. Этого на бумаге не передать.

И все это время Том плавал в чистой воде, вокруг шеи его трепыхались крошечные плавники, он был постоянно весел, а уж чист он был, как и всякая другая рыбка.

Глава 3

Том стал настоящей амфибией, он умел плавать под водой и бегать по суше. К тому же он впервые в жизни был чистым, и ему не приходило в голову, что теперь он постоянно голый — его это не волновало.

Он не помнил, что когда-то был грязным. Он позабыл все прежние печали: и грязные темные трубы, и усталость, и голод, и постоянные колотушки. Он позабыл своего хозяина, и Хартховер, и маленькую девочку в белом, словом, он позабыл свою прежнюю жизнь, включая те плохие слова, которые так часто употреблял Граймс.

Том жил в воде и был счастлив. На суше его заставляли работать столько, что он бывал чуть жив от усталости, а теперь у него наступили каникулы. Он плавал, рассматривал все, что ему попадалось под водой, и наслаждался погодой — ведь под водой солнце не бывает слишком жарким, а мороз — слишком холодным.

Но что же он ел? Наверное, кашку на воде и водяное молоко, ведь и земные младенцы на первых порах не едят ничего другого. Впрочем, мы же не знаем, что именно ест водяное население, тем более водяные дети.

Иногда он бродил по гладким дорожкам, глядя на жучков, носящихся среди камней так же, как кролики суетятся на суше; или рассматривал росшие под водой цветы; или забирался в щелку и наблюдал за личинками, поедающими водоросли с такой же жадностью, с которой ты бы съел сливовый пудинг; а часто ему попадались незнакомые существа, такие забавные, что Том не мог удержаться от смеха. Иногда он забирался в водяной лес. Тебе-то показалось бы, что это всего лишь заросли водорослей, но ты же помнишь, что Том стал совсем крошечным. Там ему попадались водяные обезьянки и водяные белки, у них у всех было по шесть ног (у водяного населения обычно бывает не меньше шести ног, кроме детей воды, конечно). Зверьки бегали по веткам. А еще там росли тысячи водяных цветов. Но когда Том попытался сорвать один цветок, тот уполз от него и свернулся в комочек. И Том понял, что водяные цветы живые, и не стал их трогать. Словом, он начал понимать, что в мире куда больше интересного, чем кажется на первый взгляд.

А еще Том обнаружил, что под водой все создания разговаривают. Конечно, язык их отличается от нашего, так же, как отличается от человеческого язык лошадей, собак и птиц. Вскоре Том научился понимать их и разговаривать с ними. Да, будь он хорошим мальчиком, он быстро завел бы себе друзей. Но увы! Он ничем не отличался от многих мальчишек, которым очень нравится ловить жуков или бабочек и мучить их просто так. И вскоре самые маленькие водяные существа начали прятаться по углам при виде Тома, и никто с ним не разговаривал.

Конечно, водяные фен грустили, видя, как ведет себя Том, и думали, что было бы хорошо показаться ему, обнять его да объяснить, что он поступает неправильно. А потом поиграть с ним, ведь он просто скучал и не знал, куда себя деть. Но королева не разрешала.

Однажды он отыскал кокон и расковырял его, чтобы посмотреть, кто там внутри. А внутри была личинка, но она не могла говорить, потому что голова ее была замотана тончайшими нитями. Зато остальные личинки, которые уже были готовы вылупиться, высунули головы и стали хором кричать на Тома:

— Ах ты негодник! Она только-только замоталась в кокон, ей бы поспать две недели, а потом она бы вылетела отсюда на прекрасных прозрачных крыльях, отложила бы чудесные яйца, а теперь ты разломал ее домик, и она умрет. Зачем ты нас мучаешь?

Том уплыл от них подальше. Ему стало стыдно, и он начал безобразничать еще больше — так часто бывает с маленькими мальчиками, которые в чем-то провинятся, но не желают в том сознаваться.

Он доплыл до маленького пруда, где резвились крохотные форели, и начал ловить их за хвосты, но они выскальзывали у него из рук и выпрыгивали из воды от страха. Том и не заметил, как навстречу ему выплыла огромная коричневая форель и накинулась на него с раскрытым ртом.

Умчавшись от нее, Том пошел дальше, надувшись на весь свет. Ему было очень одиноко. Тут он увидел уродца, который был ненамного больше его самого. Неведомое существо сидело возле самого берега, у него было шесть ног, здоровенный живот и безобразная голова с двумя огромными глазами и ослиной мордой.

— Ой, какой урод! — воскликнул Том.

И он начал корчить рожи перед уродцем, а потом придвинулся к нему совсем близко и показал незнакомцу нос.

И что ты думаешь? Неизвестно откуда высунулась длинная лапа с щипцами на конце и ухватила Тома за нос! И он не мог вырваться.

— Ой, отпусти, мне больно! — завопил Том.

— Ну так не мешай и мне, — отвечал неизвестный, — я хочу разделиться.

Том пообещал не мешать ему и спросил:

— Почему ты хочешь разделиться?

— Потому что все мои братья и сестры уже разделились и превратились в прекрасных крылатых созданий. Вот и я хочу разделиться, не мешай мне!

Том замер с открытым ртом. И неизвестный надулся, растянулся, и вдруг — хлоп! бум! трах! — он весь разломился пополам.

И тогда изнутри показалось удивительное хрупкое и мягкое существо, такое же гладкое, как Том, только очень слабенькое и бледненькое, как ребенок, долго проболевший и пролежавший в комнате без свежего воздуха. Ножки у него едва двигались, и оно оглядывалось кругом с таким смущенным выражением лица, какое бывает у девушки, впервые в жизни попавшей на бал. А потом оно медленно зашагало по травинке вверх.

Том был так поражен, что и слова не вымолвил, лишь таращился во все глаза. Он тоже всплыл наверх и стал смотреть, что же будет дальше.

Стоило неведомому существу оказаться на ярком теплом солнце, как с ним произошла удивительная перемена. Оно на глазах стало сильнее и тверже, тело его начало переливаться чудесными красками, черными, голубыми и желтыми, оно все пошло кругами и полосками; на спине его развернулись прозрачные крылья, целых четыре штуки, а глаза его стали такими огромными, что сделались больше самой головы и засверкали, как десять тысяч бриллиантов!

— Ой, как же ты красив! — сказал Том и протянул руку, чтобы потрогать своего недавнего знакомца.

Но тот взмыл в воздух, повисел так на своих крыльях и опустился рядом с Томом.

— Тебе не поймать меня, я стал стрекозой, королем всех мух! Теперь я буду танцевать на луче солнца, летать над рекой, как ястреб, ловить комаров, и еще я найду себе красавицу-жену, вот что!

И он взлетел повыше и принялся ловить комаров.

— Вернись, вернись! — закричал Том. — Как ты прекрасен! Мне так одиноко, поиграй со мной, а я не стану тебя ловить!

— Да тебе и не поймать меня, но я полетаю и вернусь и поболтаю с тобой. О, какое огромное дерево, какие на нем листья!

Это был всего лишь куст, но ведь до сих пор король мух видел лишь водяные растения, а они никогда не бывают такими высокими, как на суше. Кроме того, он был близорук, как все стрекозы, которые видят не дальше ярда от своего носа (как и многие люди, хотя они совсем не так красивы, как он).

Что же, он вернулся и рассказал Тому о том, что видел. Он очень гордился своей окраской и роскошными крыльями, но, если ты помнишь, сначала он был беспомощным уродцем, так что его можно простить. Он много рассказывал о том, что видел на лугах и в лесу, а Тому нравилось слушать — сам-то он ничего не помнил. Так они и подружились.

Рад сказать, что Том многому научился в тот день и долгое время никому не причинял зла. Вскоре личинки привыкли к нему и показывали, как строятся их домики, а потом он наблюдал, как лопается кокон и из него вылетает совсем другое существо, крылатое, живущее не в воде, а в воздухе. Иногда он мечтал о том, чтобы и у него были крылья.

Помирился он и с форелями, они быстро забывают обиды. Часто они играли в зайца и гончих, и Том пытался подпрыгивать из воды, чтобы перевернуться в воздухе, как рыбка, и упасть обратно, но у него никог* да ничего не получалось. Больше всего ему нравилось' смотреть, как рыбки ловят мух, пролетающих слишком низко над водой, и жуков, падающих с ветвей деревьев прямо в воду. А еще он любил наблюдать за зелеными гусеницами, которые вдруг спускались на своих зеленых канатах с дерева почти к самой воде, а потом неизвестно почему подтягивались обратно, сматывая канатик в клубок.