Саламандастрон

Перебежав через дорогу, они присоединились к процессии.

Так с опущенными головами они и попали прямо в лапы Труга. Тот схватил обоих за загривки:

— Ну-ка стой! Куда это вы направляетесь? Битоглаз упал на землю и, ухватив Труга за лапу, завыл:

— У-у-у, мы несчастные. Пусть удача ходит за вами по пятам, если вы проявите жалость к двум путникам, переживающим трудные времена.

Тура тут же присоединился к своему приятелю и ухватил Труга за другую лапу:

— Будь милостив к нам. Сжальтесь над двумя голодными и несчастными созданиями.

Труг не мог даже шевельнуться, он скрестил на груди лапы и обратился к Самкиму, пытаясь перекричать завывание двух оборванцев:

— Беги за аббатисой. Живее!

К тому времени, когда прибыла аббатиса, обе ласки валялись ничком на лужайке и немилосердно причитали. Долина решительно подняла лапы вверх:

— Тише! Прекратите завывать. Вы же не ранены!

Битоглаз казался безутешным, он рвал траву и сыпал ее себе на голову, потом принялся царапать лапами землю, отрывисто рыдая:

— Не ранены? Ах, добрая госпожа, если б ты только знала. Двух голодающих, больных и хромых, лапы которых стерты до костей, называешь не ранеными. О голодные дни и холодные дождливые ночи, когда у нас не было даже дырявого коврика, чтобы прикрыть голову от грома и молнии.

Самким и Арула не могли удержаться и не захихикать над этой трагикомической сценой. Аббатиса еще раз суровым взглядом призвала пришельцев к молчанию.

— Если хотите остаться в аббатстве, вы должны немедленно прекратить это безобразие.

Битоглаз и Тура тут же замолчали и сели прямо.

— Говоришь, что мы можем остаться?

— И что мы будем распевать эти ваши стишата и что нам дадут чего-нибудь пожрать… я хотел сказать — поесть?

Аббатиса кивнула:

— Аббатство Рэдволл — это место мира и благоденствия, но пока вы здесь, вы должны соблюдать наши правила: жить в мире со всеми окружающими и помогать больным, пожилым и детям. Кроме того, вы никогда не должны поднимать на кого-либо лапу. Мы — мирные жители, мы возделываем землю, и она щедро платит нам за это. Если будете придерживаться наших законов, можете остаться здесь, среди нас.

Тодд бросил на аббатису сомневающийся взгляд: — Что ты надумала? Лично я и смотреть не хочу на эту парочку.

Кротоначальник поддержал мнение товарища:

— Они выглядят отъявленными разбойниками! Аббатиса задумчиво погладила подбородок:

— Я вас, кажется, понимаю. А что скажет Бреммун? Будучи все еще под впечатлением своей суровости по отношению к Самкиму и Аруле, старик неуверенно пожал плечами и сказал:

— Ну, по-моему, они выглядят довольно жалко, матушка, но решение за тобой.

Голос Битоглаза дрогнул от избытка чувств, он в отчаянии затряс лапами:

— Решение за тобой. Да, госпожа, за тобой. Прикажи вышвырнуть нас вон, обратно в жестокий мир. И больше никогда два несчастных страдальца не станут мозолить тебе глаза и пачкать ваши лужайки.

Несмотря на устрашающие размеры, у Труга было чувствительное сердце, и он громко всхлипнул:

— Не говори так, приятель. У нашей аббатисы сердце не из камня.

Его слова, казалось, заставили аббатису переменить мнение, и она решительно кивнула:

— Ладно, можете остаться. Но помните: пока вы гости нашего аббатства, вы должны вести себя как положено, следить за своими манерами и не распускать лапы. Вам все ясно?

Битоглаз и Тура вырвались из сильных лап охранников и, упав на четвереньки, принялись целовать подол аббатисы.

Стараясь не морщиться от отвращения, она их оттолкнула:

— Самким и Арула, у меня есть для вас работа. Эти двое поступают под вашу ответственность. Если понадобится помощь, обратитесь к Тругу или Кротоначальнику. Боже мой, как бы я хотела, чтобы в аббатстве опять жила барсучиха. Ладно, пора за работу, друзья. Если хотим, чтобы завтра у нас получился удачный День Названия, нам предстоит еще многое сделать!

Когда все стали расходиться по своим делам, бельчонок и юная кротиха представились:

— Меня зовут Самким, а это Арула.

— Завсегда приятно познакомиться, молодежь. Я Битоглаз, а это мой приятель — чудила Тура. Ладненько, где мы будем хавать и дрыхнуть?

Запах двух немытых тел заставил Арулу поморщиться.

— Нет, нет, пока еще рано есть и спать. Обычно мы помогаем на кухне варить и жарить.

Тура просветлел при упоминании о пище:

— Идет, варить и жарить, это мне нравится. Самким немного побледнел. До него тоже дошел неприятный запах, исходящий от двух ласок, и он схватил их обеих за лапы:

— Не так быстро, друзья. Сначала нужно принять ванну и переодеться.

Битоглаз и Тура в ужасе попятились.

— Ванну? Ну уж нет, чудила. Это вредно.

— Битоглаз прав, молодежь. Ванна — это просто смерть для нас.

Самким заговорчески подмигнул Тругу и Кротоначальнику:

— Может, сводите наших друзей к пруду? Летом там замечательно.

5

Cамким и Арула сидели на траве вместе с Битоглазом и Турой, весело хихикая над их рассказами о зверствах, которые тем пришлось перенести со времени их прибытия в аббатство.

— Клянусь всем, чем хотите, чудилы, не знаю, что хуже: голодать и скитаться или когда тебя топят в треклятой воде в этом, как его, батстве. Жестокая тут у вас жизнь, доложу я вам.

— Можете называть это гостеприимством, но когда огромная водяная собака волочет тебя в мокрую воду, напихав сначала полный нос мыла, а в этой воде прыгает какое-то чудище, нет, это не может понравиться.

— Точняк, чудила. И не будь я лаской, если не помру к ночи от простуды из-за этой воды.

Тура вздрогнул и поплотнее закутался в чистую, но изрядно поношенную курточку, которую его заставил надеть Кротоначальник.

Битоглаз сунул лапу в ухо, чтобы вычистить застрявшее мыло:

— Ффуу! Мало этого, так они еще сожгли нашу прекрасную одежду. Я вам так скажу, это первая ванна, которую я принимал в своей жизни, но и последняя тоже. Благодарю покорно.

А потом нас поставили чистить сковородки. Это было ужасно, просто невыносимо, скажу я вам. Два таких благородных господина, как мы, стоят в дурацких курточках и скребут черные сковородки и старые кастрюли. Хорошо, хоть разрешили посидеть на свежем воздухе. Я был близок к тому, чтобы броситься в грязную воду в раковине и насовсем покончить с этой несчастной жизнью.

Труг подошел к собравшимся и сразу обратился к обеим ласкам:

— Ладненько, приятели, перерыв окончен. Пошли обратно на каторгу, миленькие!

Из груди Туры вырвался стон отчаяния.

— Я и так едва жив, чудила. Эта вода действует мне на мозги. И не только на мозги, но и на лапы тоже. Пожалуйста, больше никаких горшков и сковородок!

Битоглаз трепыхался в крепкой хватке Труга:

— Если я умру, чудила, то, прошу тебя, поставь на моей могиле горшок и сковороду, дабы все знали, что послужило причиной моей смерти.

Самким вступился за своих приятелей:

— Пусть посидят еще немножко, Труг. Они и так уже похожи на два выжатых лимона. Ой, смотрите, сестра Настурция идет!

Сестра Настурция была полной и очень доброй мышью, которую вся молодежь любила за ее веселый и легкий нрав. Все сразу потеснились, освобождая ей место.

Самким стал упрашивать ее спеть, поскольку Настурция была знаменита своим мелодичным голосом:

— Сестра, двое этих бедняг никогда не слыхали, как ты поешь. Пожалуйста, спой для них что-нибудь.

Она добродушно рассмеялась:

— Это не они, а ты хочешь послушать, как я пою. Бельчонок покраснел:

— Сестра, мы все хотим тебя послушать. Настурция не заставила себя долго упрашивать: