Последнее пророчество

«Дитя моих детей будет с вами во времена завершения, ибо так я обрету новую жизнь и вновь ее покину».

— Я никогда не просила об этом, дорогой мой, — произнесла Аира, целуя Бомена. — Я только хотела, чтобы мы были нормальной семьей, ведущей самую обычную жизнь.

— Ты не должна волноваться, мама, — мягко сказал Бомен. — Особенно за меня. Кажется, я всегда знал об этом.

— О чем знал, Бо?

— О том, что существует нечто, что я должен совершить. Что-то ждет меня. Свой дар я получил не просто так.

— Может быть, все обойдется, — тихо проговорил отец. Затем Анно объяснил то, что смог понять из вновь обретенной рукописи. Очевидно, древнее племя мантхов дало имя той силе, что существует во всех живых созданиях, и имя это — морх. Древние понимали, что морх — это добрая и необходимая энергия, заставляющая людей совершать лучшее на земле: трудиться изо всех сил, стремиться воплотить в жизнь свои мечты. Для мантхов морх была источником мужества, чести и достоинства. Однако та же благородная сила, если ей позволить чрезмерно вырасти в нескольких людях или в одном человеке, обращает мужество в насилие, гордость в злобу. Растущая сила морх порабощает человека и толкает его к тому, что он начинает противопоставлять себя окружающим. Она приводит к войнам, учит страху и ненависти. И чем больше люди боятся и ненавидят, тем больше призывают эту силу, веря, что она сможет защитить их. И однажды настал час, когда морх наполнила каждого до края, разорвав покровы, что отделяли людей друг от друга. Она слилась в единую силу, питаясь собой и теми, кого наполняла. С тех пор ее невозможно уничтожить. Эта громадная, ужасная, объединяющая сила зовется Морах.

Бомен знал это, хотя отец рассказывал о вещах, о которых он никогда раньше не слышал. Разве его самого не коснулась Морах?

Один из многих, частица всех. Нет больше страха. Пусть другие страшатся.

— Аира Мантх говорит о трех временах, — продолжал Анно. — О времени доброты. Времени действия. И времени жестокости. В конце жизни третьего поколения сила Морах будет находиться на пике. Ужас породит ужас, так как люди забудут о любви и возжелают властвовать или подчиняться власти, убивать или быть убитыми. И вот тогда Певцы вернутся.

— И умрут.

Анно кивнул. Бомен понял.

— Мы живем в такое время, верно?

— Я так считаю, — отвечал Анно.

— А я знаю это, — произнесла Аира, вздрогнув, — Ветер крепчает. Мы должны добраться до своей родины. Ветер сдувает все на своем пути.

Бомен ничего не сказал. Как мог он объяснить родителям, что сильнее прочих чувств глубоко в душе он ощущал радостное облегчение? Бомен осознал, что все необычное в нем, все, что делало его одиноким и отчужденным, было частью истинного предназначения. Он должен быть тем, что есть, и делать то, что предначертано. Даже поражение в чертогах Морах несколько лет назад, когда им овладела эта сладостная смертоносная сила — то, за что Бомен так долго проклинал себя, — отныне влияло на его судьбу. В страхе он позволил Морах прикоснуться и завладеть его душой. Сегодня Бомен стал старше — приближалось время искупления.

Юноша еще раз перечитал первую строку перевода.

«Дитя моих детей будет с вами во времена завершения».

Анно пытливо вгляделся в Бомена.

— Я буду с ними, папа.

— Нет! — вскричала Аира. — Ты мой!

— Не кричи, мама. Я счастлив. Это то, чего я ждал.

— Что они сделают с тобой, дорогой мой? Что это за огненный ветер?

— Не знаю. Мне нужно время. Дайте прочесть еще раз. Дайте подумать.

— Хорошо, дорогой.

Мать позволила ему уйти. Когда Бомен покидал комнату, Аира смотрела на него с благоговением, словно это был уже не ее сын.

— Что же будет, Анно? Что нам делать?

— Дорогая моя, мы должны подготовить людей, — сказал муж. — Им следует знать, что эта могущественная, богатая и прекрасная страна — не их дом.

— Они больше не слушают меня.

— Все равно мы должны предупредить их. Грядет время Жестокости. Тогда они прислушаются к нам.

«Пусть они живут в покое, зная о пламени. Им предстоит потерять все и все обрести».

Бомен прочел все, что отец переписал из Утерянного Завета, а затем долго перечитывал, пока на небе не погас последний луч света. После юноша вернул листок отцу.

— Я должен встретиться с Кесс, — сказал Бомен.

— Будь осторожен, — произнес Анно. — Если кто-нибудь увидит тебя…

Рабам было приказано на ночь оставаться в казармах. Каждый знал, каким будет наказание за неповиновение.

— Никто не увидит меня.

Бомен говорил с такой уверенностью, что Анно не сказал больше ни слова. Юноша быстро менялся. Когда Бомен узнал о том, что ему предстоит, словно что-то раскрылось в нем, внезапно он почувствовал, что для него нет невозможного. Разве тот одноглазый Певец не сказал Бо, что он обладает силой? Великая миссия ждала Бомена — придет время, когда он все утратит и все обретет. А до той поры разве что-нибудь могло повредить ему?

Бомен дождался, пока фонари в Высшем Уделе погасли и тишина упала на землю. Он поднялся на ноги и пошел по дороге к холмам, затем миновал деревья и направился к лагерю на границе Домината. Бомен шел быстро, ступая легко и почти беззвучно. Мысли его были обращены к Кестрель. Он думал о том, как она встретит его, как они обнимут друг друга…

— Стой, где стоишь!

Бомен замер. Высокий гвардеец шагнул к нему с обнаженным мечом в руке. Бомен выругался про себя. И почему он не сообразил, что здесь могут быть часовые?

Стражник пристально глядел на Бомена.

— Идем со мной! — рявкнул он, протянув левую руку, чтобы схватить юношу.

Бомен отступил на шаг, поднял глаза на стражника и сконцентрировал силу на его лбу. Затем ударил. Тело Бомена оставалось неподвижным, но удар был так силен, что стражник повалился навзничь и остался лежать на земле, оглушенный. Бомен почувствовал легкое головокружение. Он ведь даже пальцем не пошевелил. Он не задумывался над тем, как и что делает. В решающее мгновение он ударил единственно возможным способом. Как там говорил одноглазый? «Просто немного желания».