Лоллипоп

Сестре он показывал язык, бабушке строил за спиной гримасы, а маме заявлял: «Отстань от меня!»

Да и дни, когда бабушка оставалась дома, были для Лоллипопа ничуть не лучше. Если вчера цапались и точно известно, что завтра опять поцапаются, то и сегодня особого желания любезничать нет.

Лоллипопа такая жизнь тяготила. Он считал – положение должно измениться. И чем скорей, тем лучше.

От сестры ничего путного ждать не приходилось. Она беспрестанно твердила: во-первых, она ещё ребёнок, а не женщина. И заявление насчёт домашней работы, которая якобы исключительно женская, бред сивой кобылы. А бабушка до небес превозносила новое рабочее место. Когда она начинала про «своих Гофштеттеров», Лоллипоп зубами скрипел. Часто же приходилось ему скрипеть зубами!

«У Гофштеттеров, – говорила бабушка, – работа в радость!» Она перечисляла все их кухонные аппараты и расписывала пылесосо-подметально-выбивальный комбайн, словно ей поручили составить рекламный проспект для подметально-выбивально-пылесосной фабрики. Она нахваливала посудомоечную машину, а про бельевую электросушилку говорила так, будто сама её изобрела.

Да плюс к тому бабушка влюбилась в гофштеттеровское дитя, которое либо сидело в манеже, либо ползало на четвереньках. Стоило ей войти в комнату, как дитя – по словам бабушки – светилось от счастья. И, наоборот, рыдало, когда бабушка выходила. Госпожа Гофштеттер не уставала повторять: «Даже не знаю, как мы без вас жили, бабусечка!»

Охи и ахи вокруг гофштеттеровского младенца и гофштеттеровских машин были Лоллипопу просто противны. Но то, что Гофштеттеры позволяли говорить его бабушке – «бабусечка», это уж дальше ехать некуда!

– Лоллипоп, не будь таким зловредным, – сказала мама, – порадуйся хоть немного за бабушку: ей так повезло!

Лоллипоп и не думал радоваться. Нисколечко. А сестру он теперь лягал всё чаще. Потому что она тоже помешалась на этих Гофштеттерах. Хоть из дому беги! Сестра навещала бабушку у Гофштеттеров, она вывозила гофштеттеровское чадо в коляске на прогулку. Гофштеттеры подарили сестре плюшевый свитер в зелёно-красную полоску для загородных прогулок. Господин Гофштеттер помогал ей по английскому. И сестра часами напролёт распространялась о том, где у Гофштеттеров стоит цветной телевизор, как развешаны колонки от японского стереомагнитофона и какие платья висят во встроенном шкафу в холле.

Лоллипопа осенило: помочь тут может лишь великолепно обсосанный, прозрачно-зелёный «Лоллипоп»! С великим тщанием готовил он леденец. Получился самый прозрачный, самый зелёный «Лоллипоп», из всех когда-либо им изготовленных.

Лоллипоп оставил «Лоллипоп» наготове в большой комнате на журнальном столике. Он дождался, когда бабушка с мамой убрали посуду после ужина и засели за телевизор. Сестра сидела перед ними прямо на полу. Она вязала шапочку из светло-коричневой шерсти для гофштеттеровского ребёночка. Хотела преподнести ему шапочку на день рождения. Лоллипопу она шапок сроду не вязала!

Лоллипоп взял леденец и приложил к правому глазу, а левый сощурил. Он посмотрел на бабушку. Он посмотрел на сестру. А бабушка смотрела на экран. А сестра смотрела на спицы. Лоллипоп довольно долго продержал «Лоллипоп» у правого глаза, потом поднёс его к левому, а правый прикрыл. И опять глядел не отрываясь.

– Hoc у него чересчур большой, чтобы нравиться женщинам, – сказала бабушка маме. Она имела в виду мужчину в телевизоре, который заигрывал с яркой блондинкой.

– Ещё раз прибавить шесть петель? – спросила сестра и протянула маме шапочку.

– Да, прибавь ещё шесть, – сказала мама. При этом она смотрела вовсе не на вязаную шапочку, а на мужчину с чересчур большим носом.

«Чтобы “Лоллипоп” подействовал, они должны обратить на меня внимание», – смекнул Лоллипоп. Он начал кашлять. Ужасно кашлять, натужно вбирая воздух и с присвистом и хрипами выдыхая. Когда Лоллипоп был совсем маленьким, он заработал хронический бронхит. И потому прекрасно знал, как надо кашлять, чтобы отвлечь людей от телевизора и вязальных спиц.

Бабушка, мама и сестра повернулись к нему.

– Лоллипоп! – вскричали они испуганно. – Лоллипоп, солнышко!

«Попались, голубчики, – думал Лоллипоп. – Сейчас бабушка скажет, что больше не пойдёт к Гофштеттерам».

Бабушка не сказала ни полслова. А так как Лоллипоп кашлять перестал, она отвернулась к экрану.

«Ладненько, ладненько, – думал Лоллипоп. – Пусть! Уж сестра-то признается: “Я лишь сейчас осознала, что домашняя работа – удел женщин. Отныне всё по дому буду делать я, поскольку я женщина, да к тому же старше Лоллипопа. Бутерброды с ветчиной я ему тоже буду готовить!”»

Однако сестра уже снова вязала, повернувшись к Лоллипопу спиной, и считала петли. Только мама подошла к Лоллипопу. Она спросила, не простыл ли он, не хочет ли водички. Лоллипоп сердито мотнул головой.

С огромным удовольствием он вышвырнул бы зелёное стёклышко. Но вместо этого побрёл с ним в ванную. «Ну почему, – спрашивал он себя, – ну почему оно сегодня не действует? Ведь это стопроцентный крайний случай! Всегда же действовало! Знать бы, что стряслось с упрямой ледышкой! Может, она недостаточно прозрачна?»

Лоллипоп подошёл к большому зеркалу, висящему в ванной, поднёс леденец к правому глазу, а левый закрыл. Нет, леденец просвечивал лучше некуда. Лоллипоп ясно видел перед собой светло-зелёного Лоллипопа. Светло-зелёный глядел из зеркала, а Лоллипоп через «Лоллипоп» – в зеркало.

– Чёрт побери, разбери и собери, – проворчал Лоллипоп, – кончай вредничать – сделай что-нибудь!

Заклятие Лоллипопа было обращено к леденцу. Но за леденцом-то был зеркальный Лоллипоп. И зеркальный Лоллипоп в ужасе передёрнулся.

– Ой, мамочки! – прошептал Лоллипоп. – Ну и дела!

Однако было поздно. Леденец сработал. Лоллипоп опустил руку с «Лоллипопом», глубоко вздохнул и поплёлся в кухню. Там он взял грязные тарелки, стоявшие на столе рядом с мойкой, составил их в раковину и пустил горячую воду. Потом тряпкой стёр с кафельной стены семь красных пятен от гуляша. Потом собрал посеревшие, свернувшиеся колечком картофельные очистки и выбросил в помойное ведро. А затем побрызгал душистым моющим раствором на тарелки и отмыл их до блеска. Даже слегка веником в кухне прошёлся. При этом он всё время бубнил под нос: «Кончай вредничать – сделай что-нибудь».

Лоллипоп малость куксился на «Лоллипопа». А потом в кухню пришли мама с бабушкой и сказали, что он замечательный парень, просто умница-разумница. И что они всегда верили в его сознательность. Преувеличивали жуть как. Не так уж много он сделал, говоря по совести. Но похвала его приободрила, и даже очень. А потом сестра подошла и спросила, не связать ли и ему шапочку. Такую голубенькую в бело-зелёную полосочку. Лоллипоп заказал голубую в красно-жёлтую полоску.

Сестра и впрямь связала шапку. Получилось – загляденье. Хоть и маловата немного. Лоллипопу приходилось всё время натягивать её на уши. Но она упорно сбивалась на затылке в гармошку. Лоллипопу она всё равно дико нравилась. Никому из его одноклассников сёстры шапок не вязали. С тех пор он вреза́л сестре значительно реже.

Ошибка Лоллипопа

Лоллипоп и сестра получали на мелкие расходы от мамы. От бабушки тоже. Мама давала по понедельникам. Бабушка – по воскресеньям. Поэтому бабушка называла карманные деньги «выходными». Каждое воскресенье она вручала Лоллипопу пятишиллинговую монету. А сестре – десятишиллинговую.

– Она ведь старше, – говорила бабушка, – чем старше ребёнок, тем больше ему нужно!