Мартов хлеб

И домашняя собака ратмана, красивый пестрый серо-черный пёс, который при появлении мастера и Марта держался около ратманши и на того и другого рычал, этот умный пёс теперь, когда они уходят, стоит около Матильдиной юбки-колокольчика и машет Марту хвостом.

Когда мастер и Март уже на улице и стук подошв начинает сворачивать в проход на Старый рынок, в верхнем этаже дома ратмана Калле распахивается окошко. В свинцовой раме появляется алый, для поцелуев созданный ротик барышни Матильды, и Матильдина быстрая ручка в сиреневом, как колокольчик, рукаве посылает вслед аптекарям (что, конечно, означает Марту, Марту, Марту!) множество воздушных поцелуев. Мастер Иохан ковыляет сопя впереди и даже не смотрит, что делает его ученик, идущий за ним по пятам. Так что Марту никто не мешает: он ловит все эти сине-осенне-воздушные поцелуи — а-ах! а-ах! а-ах! И шлет в окно ратманского дома свои: чмок! чмок! чмок! И громко хохочет. До тех пор, пока в окне не появляется вместо Матильдиного пригожего личика разгневанное, круглое, как сыр, лицо ратманши и окно так захлопывается, что свинцовая рама грохочет:

— Кра-ххх!

Однако в аптеке тут же, с ходу, без промедления начинается изготовление митридатсиума.

Правда, было бы преувеличением сказать, что мастер Иохан велел по сему поводу закрыть в аптеке ставни и зажечь свечи. Нет, этого делать он все-таки не велит. Это, может случиться, он велел бы сделать, если бы пришлось готовить чудо-лекарство для больного, который сам бы при этом присутствовал. Тогда да. Тогда, может случиться, он приказал бы, чтобы чадила жаровня, чтобы под аптечными сводами клубились сладко пахнущие облака, и даже, может случиться, он велел бы повесить вокруг свечей шлифованные стеклянные хрусталики, которые бы болтались, и от этого пламя свечей в облаках чада особенно бы сияло, сверкало и колыхалось. Но когда нет посторонних, мастер таких фокусов не устраивает. Без посторонних мастер даже не делает такую работу в самой аптеке. Потому что и разрисованные потолочные своды, и дорогая облицовка стен, и стеклянные шкатулки, и высушенный крокодил, который с растопыренными лапами и раскрытой пастью висит на потолке, — всё это гораздо нужнее для посторонних, чем самим мастеру и Марту.

Итак, к изготовлению митридатсиума они приступают, как и к любой другой повседневной работе, в заднем помещении, то есть в рабочей комнате, или — лаборатории.

Это весьма деловое помещение: вокруг очага полно сажи, а на сводах так даже плесень, но реторт, полок, бутылок и банок здесь еще больше, чем в самой аптеке.

— Март, — говорит мастер, — приготовь нужное количество бутылок, мисок, кружек, да, понадобится и ступка — ааа-ааа-аапчхи! Ух! Тогда я начну смешивать основные вещества — аа-аа-ааа-аапчхи! Ух!

Март ставит на стол в лаборатории рядами бутылки, миски, кружки и, само собой разумеется, весы.

— Мньмньмньмньм. А теперь загляни в чудесные сосуды на полках! Где что: primo [23] — мука из ящеричных язычков, secundo [24] — прах мумий, tertio [25] — собачий кал в порошке, quarto [26] — молотая гадюка, quinto [27] — рубиновая пыль. Наши последние три лота рубиновой пыли. Этого должно хватить. Иначе нам в самом деле придется толочь новые рубины, как я врал Юргену, говоря, что они у нас в работе. Sexto [28]…

Ну и так далее и тому подобное, еще сорок восемь различных веществ. После чего мастер говорит:

— Мньмньмньм. Ты, разумеется, понимаешь, что митридатсиум я приготовлю сам. Ибо для тебя это слишком ответственное дело.

Ну, чего там, Март, конечно, понимает. Хотя в этом доме редко случается, чтобы мастер сам что-либо делал. Но митридатсиум, и правда, каждый день не делают. Так что пусть мастер сам им и занимается. Хотя, между прочим, Март уверен, что составленный им митридатсиум ничуть не меньше подействовал бы на здоровье ратмана.

— Мньмньмньм. Начнем. Прежде всего дай мне для основы электуариума [29], ну, скажем, три лота пчелиной пыльцы!

Март открывает горшок с пчелиной пыльцой, маленькой серебряной ложкой берет подходящее количество и кладет на чашку весов. Мастер ставит на другую чашку трехлотовую гирю и для точности добавляет еще щепотку. И тут — и тут он зажмуривает глаза и разевает рот.

Так-так! В точности так, как будто он собирается заорать и только ждет, чтобы ему дали разрешение. Потом откидывает назад дрожащую голову, получает разрешение и чихает — ААА-АААА-ПЧХИ! ИИИ! Со страшным усердием и четырьмя «и». И хотя в последний момент он отвернул нос в сторону, это ничего не спасает. Порыв ветра от его чиха такой сильный, что пчелиная пыльца исчезает с весов, будто ее корова языком слизала…

— Мньмньмньм, — говорит мастер, — слава тебе Господи, что это случилось у нас не с рубиновой пылью, а с пчелиной пыльцой, которая стоит только десять шиллингов лот.

— И за которую мы сами платим лишь два шиллинга за лот, — замечает Март.

— Но благодаря которой наша потеря составляет всё-таки тридцать шиллингов, а не шесть, баранья твоя башка! — ворчит мастер.

Но Марту лень возражать, потому что толку от этого всё равно не будет. Кроме того, мастер тут же велит снова достать с полки пчелиную пыльцу. И на этот раз работа некоторое время идет весьма успешно. Март сыплет на весы, как велит мастер, пчелиную пыльцу, и молотую акулью чешую, и козлиную кровь в порошке. И мастер отвешивает нужные дозы, высыпает их на каменное блюдо среднего размера и смешивает.

Он собирается уже приказать Марту подать два полуштофа масла дождевых червей, чтобы приступить к приготовлению основы электуариума. Но тут на него снова нападает неотвратимый чих.

АА-ААА-АПЧХИ!

Когда порыв бури и вихрь, вызванные чиханием, улеглись, на каменном блюде не оказалось ни одной пылинки дорогой смеси трех порошков. А капли, которыми покрыт сам мастер Иохан и весь стол, явно не из бутылки с маслом дождевых червей, а неведомо откуда. Потому что бутылку Март крепко прижимает к груди, и затычка плотно сидит у нее в горлышке.

— Мньм, — говорит мастер Иохан, придя в себя после чихания. — Мы совершаем ошибку, начиная с порошков. Сегодня нам следует начинать с жидкостей.

Итак, они начинают сначала, теперь уже с жидкостей. Март приносит, как ему велено, спирт, настоенный на мокрице, отвар волчьих кишок и эссенцию мумии, и мастер накапывает пипеткой дозу каждого сверхдорогого снадобья в широкий бокал сверкающего стекла. Но как только он собрался в смесь из этих драгоценных капель налить из каменного кувшина полштофа не менее дорогой мочи черной кошки, на него нападает очередной приступ. Он откидывает голову назад (ААА-ААА-ААА), быстро отворачивает лицо от бокала, но в тот момент, когда он сам содрогается от сумасшедшего АПЧХИ, кувшином с кошачьей мочой он опрокидывает дорогой бокал. Бокал катится по столу и раньше, чем Март успевает его подхватить, падает на плитняковый пол, в результате чего не только в нем не остается ни одной капли, но и сам он разлетается вдребезги.

— Мньмньмньм, — говорит мастер, после чего надолго умолкает. — Как же нам теперь быть? А?

— Я полагаю, — говорит Март, — нам теперь остается только одно: чтобы мастер прикрыл себе чем-ни-будь лицо и говорил мне по порядку, чего и сколько брать и как делать, и я сделаю. На этот раз. Кхм.

— Мньм, — говорит мастер Иохан, — на этот раз нам действительно ничего другого не остается. Но как же мне прикрыть лицо?

— Ну, — говорит Март, — рот и нос мастеру завязывать нельзя. А то я не пойму, что он мне будет приказывать. Но, одну минутку, кажется, я нашел уже сосуд…

— Какой сосуд?