Приключения Мурзилки

И он раскрыл свою огромную пасть с острыми зубами.

Другие крысы притихли.

Черныш покорно зажмурился и подумал: «Теперь уж точно всё. Недолго мне пришлось погулять…» В одно мгновение жизнь промелькнула перед его глазами. Корзина, тёплая большая мама, две беленькие сестрёнки, девочка, кукольный дом, открытая дверь, льющаяся с неба вода, подвал, бабочка, пустырь, собаки, тёмная дыра и падение… Не густо. А жизнь могла быть такой прекрасной…

Почему так долго? Черныш открыл глаза.

Вокруг никого.

Но вот по стенам туннеля пробежал свет. Черныш обернулся и увидел высокую фигуру с фонарём. Радостно попискивая, котёнок бросился навстречу. Ура, ура! Его нашли! Его заберут домой, и всё в его жизни будет замечательно…

Но едва он приблизился к человеку, шею ему затянула петля, он взлетел вверх, а затем погрузился в темноту.

Глава седьмая

ПЕРЕГОВОРЫ

Первым в дыру полез Шустрик. Его лампочка осветила темноту, и он крикнул:

— Спуск возможен! На внутренней поверхности есть лестница!

Мурзилка полез за ним и убедился, что лестница действительно есть. Но не такая, какая бывает в жилых домах. Из бетона торчали железные скобы, расстояние между которыми было никак не меньше двух мурзилкиных росточков. Во время спуска по такой лестнице приходилось исполнять номера не хуже цирковых. Шустрик цеплялся ногами за перекладину, а Мурзилка, ухватившись за его руки, спускался на следующую, и так до самого дна.

В то время, пока они выполняли это упражнение, мимо прямо по стене прополз Мямлик. Глядя ему в лицо, Мурзилка подумал, что за этой благодушной физиономией этого простака, кроется весьма загадочная натура.

Оказавшись на дне тоннеля, прислушались и осмотрелись.

— Вижу крыс, — доложил Шустрик. — Крысы приближаются к нам.

Теперь и Мурзилка их увидел. Такие крысы-мутанты, выросшие в подземелье, запросто нападали на больших собак.

Неспешно перепрыгивая через жёлоб со стоячей грязью, демонстрируя горы мышц под толстыми шкурами, крысы обступили человечков тесным полукругом. Мурзилка прижался спиной к стенке колодца и мелко задрожал. Шустрик и Мямлик сделали шаг вперёд и сомкнулись плечом к плечу, геройски заслонив патрона своими несъедобными телами.

Самый наглый, по прозвищу Грязнуля, подошёл к Шустрику и, не успел тот моргнуть глазом, откусил у него лампочку.

Оставшись без носа, Шустрик на секунду растерялся, но тут же достал из своего внутреннего ящичка запасную, вкрутил, и она засветилась ярче прежней.

Грязнуля тем временем, похрустев стеклом, принялся недовольно отплёвываться.

Быстро смекнув, что к чему, голос подал главарь по прозвищу Пила.

— Сожрите этих двоих, а пушистого оставьте мне, — властно прохрипел он. — Плакса, Обрубок!

Разинув пасти, крысы прыгнули на человечков.

Но в следующее мгновение Плакса взвыл от боли и отскочил: попытавшись раскусить стального Шустрика, он сломал два своих лучших передних зуба.

Не лучшим образом дело обстояло и у крысы по прозвищу Обрубок. Этот настолько увяз в коварной массе толстенького Мямлика, что не мог ни сжать, ни разжать челюсти, ни издать ни звука. В ужасе выкатив глаза, он дёргался и вертел обрубком хвоста.

А Мямлик крепко стоял на своих ногах-присосках.

— Должен признаться, мон шер, я давно подумывал о меховой вещице в таком роде, — заговорил он вдруг голосом бездельника, примеряющего шубу в дорогом магазине. — Не всем же дано от природы быть мягкими и пушистыми… За внешней привлекательностью иной раз кроется нечто убийственное… Пожалуй, я тоже перекрашу этот воротник в жёлтый.

«Воротник» задёргался всем своим жирным телом, однако Мямлик снова устоял на ногах без видимых усилий.

Увидев такой поворот событий, Пила на всякий случай отказался от своего намерения съесть Мурзилку. Другие крысы тоже порядком струсили, а струсив, зауважали этих, оказавшихся им не по зубам, странных существ.

Стало тихо и слышно, как отбивают дробь маленькие мурзилкины зубки.

— Поговорим, — предложил Пила, нарушив всеобщее молчание.

— Поговорим! — согласился Шустрик, и новая лампочка замигала зелёным светом.

Две крысы подставили вожаку подобие кресла — женскую туфлю на каблуке, а подхалим Вонючка вдобавок сунул ему в зубы зажжённый окурок.

Пила развалился в туфле, пыхнул окурком, шумно и глубоко затянулся, выдохнул и сдавленным голосом произнёс:

— Некоторые недомерки думают, что здесь можно запросто шляться и портить настроение другим…

Тем временем, пока Пила дымил окурком и разглагольствовал о каких-то местных законах и понятиях, челюсти Обрубка наконец-то высвободились из тела Мямлика, и он с жалобным писком метнулся за спины других крыс. Ещё две недели после этого он ходил с распухшей мордой и питался жижицей из лужиц.

Наконец Пила докурил, договорил и, помолчав, обратился к чужакам по существу:

— Слушайте, ребята, а вам чего вообще-то здесь надо?..

Человечки рассказали о котёнке и с величайшей радостью узнали, что крысы не успели его съесть. Но известие о том, что Черныша унёс к себе домой известный всей округе медик-живодёр, снова вселило в них тревогу.

Глава восьмая

ЯРКАЯ ЛИЧНОСТЬ

Модест Аполлинариевич Скипидаров был когда-то подающим надежды учёным. Он работал в научно-исследовательской лаборатории, изобретая разные полезные лекарства. У него было будущее светилы медицины, а может быть даже нобелевского лауреата. Однако, при всём этом, Скипидаров был человеком заносчивым и злопамятным. Где бы ему ни приходилось работать, он не ладил ни с начальством, ни с коллективом. После очередной ссоры Модест Аполлинариевич, вместо того чтобы сделать разумные выводы на будущее, начинал строить обидчикам мелкие пакости. То молоденькой лаборантке в сумочку подбросит лабораторную мышь, то начальнику на кресло кнопок насыплет.

Поскольку Скипидаров, что ни говори, обладал незаурядным талантом, его выходки долго терпели. К тому же он стоял на пороге важного, сенсационного открытия — универсальной вакцины от всех болезней. И все с трепетом ждали этого открытия.

Такое попустительство и безнаказанность самому Скипидарову только вредили. Он затеял несколько безобразных ссор в кабинете начальника, во время одной из которых пригрозил повеситься, чтобы его, начальника, посадили за это в тюрьму.

А потом произошло худшее. Плавно и незаметно для всех Модест Аполлинариевич пристрастился к медицинскому спирту. Работа по созданию чудо-вакцины заглохла, а Скипидаров только и делал, что шатался по лаборатории с папироской в зубах в состоянии подпития, пугая подопытных зверей и сослуживцев. От него начали прятаться, и если ему не к кому было прицепиться, он находил палочку или прутик и дразнил через решётку животных — крыс, кроликов, собак или обезьян.

Однажды он доигрался, и больная собака цапнула его за руку. Ему было необходимо провести курс уколов от бешенства, но обязательным условием такого лечения был временный отказ от употребления медицинского спирта, к которому он уже сильно привык. И Скипидаров решил, что совсем не будет лечиться.

После укуса он стал пить больше прежнего и вроде как замкнулся в себе, вынашивая, как опасались коллеги, планы какой-то особенно изощрённой мести.

И вот однажды начальник лаборатории увидел на рабочем столе Скипидарова записку такого содержания:

Конечно, Скипидаров никогда бы добровольно не причинил себе вреда, потому что он был не только алкоголиком и мерзавцем, но ещё и самовлюблённым, трусливым эгоистом. А люди такого сорта скорее утопят десятерых товарищей, чем пожертвуют кончиком собственного ногтя. Скипидаров хотел в своей манере припугнуть начальника, а заодно и всех остальных. Но эта последняя затея вышла ему боком: в тот же день начальник выгнал его с работы.