Сибирские сказки

Длинные тряпки вздрогнули. Бубенцы зазвенели. Кам упал наземь, и люди видели только тёмный бубен да слышали страшный стук деревянной колотушки.

Кам встал, отблески пламени зажглись на его бубенцах. Кам вдел ноги в железные подковы и стал медленно кружиться. Он кружился всё быстрей и быстрей.

Вдруг бубенцы разом стихли. В тишине, как удар грома, ухнул кожаный бубен. Кам выпрямился. Руки его раскинуты. Бусы упали с лица на темя. Он сел, протянул руку к берестяному подносу, съел сердце козла и сказал:

— Надо уничтожить Шёлковую Кисточку — Торко-Чачак. Нечистый дух Дер-Ээзи, хозяин земли, наслал на нас её красоту. Пока девочка ходит здесь, коровы не дадут приплода, дети вымрут, болезнь старика не пройдет.

Женщины упали лицом вниз. Старики прижали руки к глазам, и сквозь стиснутые пальцы просочились слёзы. Молодые люди два раза покраснели, два раза побледнели.

— Посадите Шёлковую Кисточку в деревянную бочку, — гудел кам, — окуйте бочку девятью железными обручами, заколотите дно медными гвоздями и бросьте в бурную реку.

Кам скинул свою тяжёлую шубу. Снял шапку, сел в седло и уехал.

— Эй, — сказал он дома своим слугам, — идите на берег бурной реки — и вода принесёт мне большую бочку. Поймайте, выловите её и поставьте в мой аил. Сами бегите в лес. Плач услышите — не возвращайтесь. Стон, крик по лесу разольётся — не приходите. Раньше чем через три дня в мой аил не показывайтесь.

Семь дней люди не решались выполнить приказ кама. Семь дней плакала Шёлковая Кисточка. На восьмой её посадили в большую бочку, оковали бочку девятью железными обручами, забили дно медными гвоздями и бросили в бурную реку.

А у реки в этот день удил рыбу сирота-рыбак — Балыкчи. Он первый увидел большую бочку, выловил её, принёс в свой зелёный шалаш, взял топор, выбил дно и увидел девочку. Как стоял Балыкчи с топором в руке, так и остался стоять. Словно кузнечик, прыгнуло его сердце.

Шёлковая Кисточка рассказала Балыкчи про злого кама. Рыбак вынул девочку из бочки, посадил туда злую собаку и бросил обратно в реку.

Слуги кама поймали бочку, отнесли в аил, а сами убежали в лес: так приказал кам. Они ещё недалеко ушли, когда из аила послышался крик, стон, вой.

— Помогите! — кричал кам. — Помогите!

Но слуги бежали ещё быстрей, ещё дальше: так приказал кам.

Только через три дня они посмели вернуться. Кам лежал мёртвый поперёк костра. Кто перегрыз ему горло, слуги не могли понять.

А Торко-Чачак стала жить у рыбака в зелёном шалаше. Но есть им было совсем нечего, потому что рыбак больше не мог удить. Он день и ночь смотрел на Шёлковую Кисточку. Сколько раз брал Балыкчи свою удочку, пробовал идти к реке! Шагнёт и — обернётся. А чуть только скроется за стволом сосны лицо девочки, Балыкчи бежит обратно, чтобы ещё раз взглянуть на Шёлковую Кисточку, потому что глаза у неё были как ягоды черёмухи, брови — словно радуга, а в косах звенели китайские раковины.

Взяла Торко-Чачак кусок берёсты, вырезала ножом на коре своё лицо, прибила берёсту к палке, а палку воткнула в землю у берега. И Балыкчи стал часто ходить к реке, чтобы увидеть поближе разрисованную берёсту.

Как-то раз засмотрелся на берёсту Балыкчи и не заметил, что клюнула большая рыба. Рыба потянула леску, удочка выскользнула из рук Балыкчи, удилище зацепило палку, берёста упала в воду и поплыла вниз по реке.

Громко заплакала Шёлковая Кисточка, ладонями стала тереть свои брови, пальцами растрепала косы.

— Кто увидит берёсту, придёт сюда! Кто найдёт берёсту, кто придёт? Уходи, Балыкчи, чтобы тебя не убили! Сшей себе козью шубу, выверни её мехом вверх, сядь на синего быка и поезжай искать меня вдоль реки.

У самого устья бурной реки раскинулось стойбище Кара-хана.

Его рабы выловили разрисованную берёсту, увидели лицо Шёлковой Кисточки и сели на берегу, забыв о работе. Их шапки вода унесла. Скот разбежался по холмам.

— Кто сказал, что сегодня праздник? Чей справляете той (той — свадьба)? — загремел Кара-хан, подскакав к рабам.

Тут он увидел кусок берёсты. Отнял берёсту у рабов, тронул повод и повернул коня к истоку реки. За Кара-ханом поскакали его силачи и прислужники.

Шёлковая Кисточка была одна в зелёном шалаше. Она не заплакала, не засмеялась, увидав это грозное войско. Молча села на белого, точно облитого молоком, коня, в шитое жемчугом седло.

В стойбище Кара-хана три года никто не слыхал, как она говорит. Три года зубов ее в улыбке никто не видал. Она три года не плакала, три года не смеялась.

Вдруг в одно раннее утро Торко-Чачак захлопала в ладоши и весело улыбнулась. По дороге шёл синий бык, на быке сидел парень в козьей шубе мехом вверх.

— Не над ним ли ты смеёшься, Шёлковая Кисточка? — спросил Кара-хан.

— Да, да!

— Милая Торко-Чачак, надеть шубу мехом вверх вовсе не трудно. Сесть на синего быка я тоже могу. Я сам тебя сейчас развеселю.

Кара-хан приказал Балыкчи слезть с быка, сорвал с его плеч козью шубу. Потом, сопя, подошёл к синему быку, поставил левую ногу в железное стремя.

— Моо, моо! — замычал бык и, не дав Кара-хану перекинуть через седло правую ногу, потащил его по долинам, по холмам.

Все народы, подвластные Кара-хану, стояли вокруг в смотрели.

От стыда лопнуло сердце Кара-хана.

А Шёлковая Кисточка взяла сироту Балыкчи за правую руку, и они, счастливые, вернулись вдвоём в свой зелёный шалаш.

Серый воробушек

Давно-давно на голубом Алтае жил Байбарак, пребогатый бай. Скота у него в долинах было как муравьёв на муравейнике. Рабам своим Байбарак счёта не знал. Был он жадный и злой. Если чужая собака к его стойбищу подбегала кость погрызть, он ту собаку на месте убивал. Если путник на его пастбище останавливался коня покормить, он того путника плетьми порол.

Был у него пастух Кодурлу. Лето и зиму пас отару овец.

Под дождём и снегом, под ветром и знойным небом пастух постарел — крепкие кости его ослабели, зоркие глаза его притупились, ноги передвигать сил не стало.

Заметив старость пастуха, Байбарак позвал его в свою богатую кошемную юрту.

— Довольно тебе, старик, на моём стойбище без дела жить, — сказал Байбарак. — Удались на покой.

— Куда мне идти? — сквозь слёзы спросил Кодурлу. — У порога вашего отца я на ногах ходить стал, мальчишкой таскал ему дрова из лесу. Ваш скот всю жизнь пас. Пожалейте меня, старого человека, не гоните. Долго мешать вам не буду…

— Ты думаешь, что у меня нет других дел. как только с тобой разговаривать? — закричал Байбарак, чёрные глаза его кровью налились, толстые губы задёргались. — Свет широк: куда хочешь, туда и шагай.

Отошёл Кодурлу от хозяйской юрты, взял свою старуху за руку и пошагал, сам не зная куда. Верный друг его, чёрный пёс с жёлтыми пятнами вместо бровей, жалобно завыл, потом по следу пошел догонять хозяина.

Сколько времени старик со старухой шли, они сами не знали. Остановились под мохнатым кедром. Возле кедра текла весёлая, светлая речка. Тут старик со старухой поставили шалаш и в нём жить стали. Их верный друг чёрный пёс каждый день ходил на охоту и приносил им то серого зайца, то дикого козла, то краснобрового глухаря. Старик со старухой ещё больше полюбили умного пса.

Проносились месяцы за месяцами, кружась, как веретёна. Года за годами ползли, как тяжёлые медведи. Вот и чёрный пёс постарел, глаза его далеко видеть уже не могли, нос его запах зверя учуять не мог, ноги его стали тяжёлыми.

Старик Кодурлу загоревал:

«Видно, ко всем нам троим голодная смерть подходит».

Горы расцветали по-весеннему. В лесу пели птицы. Одна серая птичка прилетела к стойбищу старика Кодурлу, села на кедровую ветку, и умный чёрный пёс услышал:

— Что ты, четвероногий охотник, пригорюнился? Зачем ты унынию поддался? Если ты не можешь теперь зверя настичь, то я помогу тебе…

Чёрный пёс поднял голову и увидел на кедровой ветке маленького воробышка.