Снежное чудо

Некогда, папа. Уползут раки из-под коряг, где их потом искать будешь, — отозвался Медвежонок и прибавил шагу.

Вскоре пришагал он от речки с полным лукошком. Поставил на стол, сказал с гордостью:

Ешь на здоровье. Сам наловил.

Вот и хорошо, — улыбнулся медведь Лаврентий. — Ты у меня теперь большой, без моей помощи управляешься.

ОБМАНЩИКИ

Стоял в лесу на полянке Колокольчик, смотрел на все голубым глазком, и все ему казалось голубым: и небо голубое, и земля голубая, и из-за голубой березы высунулся Медведь с облезлыми голубыми боками.

Качнулся Колокольчик, спросил:

— Отчего ты, Медведь, худо выглядишь?

Зима уж больно долгая была, бока подвела, — ответил Медведь и пошел в чащу.

А на полянку Лось вышел. Сам весь голубой, и на голове рога голубые. Идет, прихрамывает:

Качнулся Колокольчик, спросил:

Отчего ты, Лось, на ногу хром?

Зима уж больно лютая была, гололедицей замучила. Все ноги изранил, — сказал Лось и стал о Дуб чесаться.

Смотрел Колокольчик на Дуб голубым глазком и виделся ему Дуб голубым. Кора на нем лопнула, и по стволу течет сок — голубой-голубой.

Качнулся Колокольчик, спросил:

Отчего это, Дуб, у тебя на стволе щель глубокая такая?

Зима на память свой след оставила. Сдавила морозами, и не выдержал я, — сказал Дуб, а Колокольчик глядел на него и думал:

«Ну зачем они меня все обманывают? Я не в первый раз поднимаюсь на этой полянке, знаю, никакой зимы на земле нет. Одни весны. А что Медведь худ, так это от лени — есть, значит, плохо старался. А что Лось хром, так это от ротозейства. Загляделся, поди, на кого-нибудь и споткнулся, подломил ногу. А что у Дуба кора потрескалась, так это от старости. Стар Дуб, вот и морщится у него кора, лопается...»

Так подумал Колокольчик, а вслух сказал:

Придумали зиму и валят на нее свои беды, а зимы-то никакой и нет! И никогда не было. Весна вокруг. И все голубое-голубое.

ТАК ТОВАРИЩИ НЕ ДЕЛАЮТ

Приснился медвежонку Ивашке сон, будто пошли они с Мишу ком в соседний лес за малиной. Забрался Ивашка в малинник, очень малиновый куст нашел. Сидит, малинку с него сдаивает, Мишука не зовет. Позови его, придет он, подсядет рядом.

А Мишук аукает, окликает его:

— Ау-у! Где ты, Ивашка?

Молчит Ивашка, сидит за кустом, будто и нет его. Отзовись — прибежит Мишук. Он такой, нахрапистый, подсядет рядом, обеими лапами хватать будет. Горсть сорвет — убыль: ему, Ивашке, на целую горсть меньше достанется. Лучше уж помолчать, притаиться до времени.

Таился Ивашка, сидел под кустом, малинку подаивал, молчал. Не откликнулся на голос Мишука. А Мишук покричал, поаукал и затих — вот и хорошо, не больно и жаль. Обобрал Ивашка малинку, вышел на поляну — нет Мишука. Туда-сюда — нет нигде.

А лес вокруг темный, кряжистый, совсем не такой какой-то, как был до этого. Где-то невидимый потатуйка стучит. Поляна следами неведомыми истоптана во все стороны. Заробел Ивашка. Вправо кинулся — нет конца лесу жуткому, влево кинулся — стоит он стеной непроходимой. И не знает Ивашка, куда бежать ему, где его берлога с матерью. Вот как круто дело-то обернулось в чужом-то лесу.

Приложил медвежонок лапы ко рту, завопил:

Ау-у! Ми-и-ша-а! Ау-у!

Долго кричал, осип даже. Но на крик его только ворон из чащи откликнулся. Изодрался Ивашка, между деревьями плутая. Обшарил все вокруг, обаукал — нет Мишука. А тут и ночь налезла лохматая. Со всех сторон обошла, хоть глаз коли, не видать ничего — чернь одна шевелящаяся.

И кто знает, что бы с Ивашкой было? Может, так и запропал бы он в чужом лесу, если бы не проснулся. Но, к счастью, проснулся Ивашка. Смотрит — он у себя в берлоге. Никакого чужого леса нет. Матери, правда, тоже нет, зато Мишук вон косолапит к нему по тропинке в гости и репьи с живота счесывает.

Рассказал Ивашка Мишуку сон свой и говорит:

Что же ты меня, Мишка, в неведомом лесу одного бросил? Разве так настоящие товарищи делают? Я голос изодрал, тебя зовя, ворон побудил даже.

Что же ты меня коришь? — сказал Мишук. — Это же во сне было, а во сне всякое присниться может, даже Еж на сосне.

И во сне так настоящие товарищи не делают. Где тебя, лешего, носило, когда кричал я?

И одного только не рассказал Ивашка из сна своего: как сидел он, неслышный, под малиновым кустом и малинку с него сдаивал и, когда кричал его Мишук, не отозвался, чтобы не пришел тот и не подсел рядом. Не рассказал этого Ивашка, потому что знал теперь, что и так тоже настоящие товарищи не делают... Даже во сне.

ИСКАЛ МЫШОНОК МАМУ

Бежал Мышонок по лесу, маму искал свою. Смотрит: Лось стоит, лоб о дуб чешет. Встал перед ним Мышонок, спрашивает:

— Дядя Лось, ты маму мою не видел?

Видел, — отвечает Лось. — В орешник она побежала.

А ты не обманываешь?

Зачем мне тебя обманывать.

Поклянись тогда, что ты говоришь правду, — сказал Мышонок. — Я маленький. Надо мной все подшучивают. Побегай, говорят, это полезно. А я уж устал бегать.

Поклялся Лось:

Провалиться мне на этом месте, если вру. В орешнике твоя мама.

Вот теперь я тебе верю, — сказал Мышонок и побежал в орешник, а Лось у дуба стоять остался. Стоял-стоял, тряхнул головой, и упали его рога на землю.

Без них легче, — сказал Лось, — да и не нужны они мне теперь. Битвы давно кончились, а к осени, когда опять нужно будет сражаться, новые отрастут.

Сказал и ушел, а к дубу Мышонок выкатился. Весь орешник обегал он, не нашел своей мамы. Прибежал, чтобы сказать Лосю:

И ты меня обманул, дядя Лось, не будет теперь тебе места на земле: нарушил ты клятву.

Но смотрит, а Лося-то и нет, одни рога под дубом.

Провалился-таки! — воскликнул Мышонок. — Так-то, земля, она обманщиков не терпит.

Постоял, потоптался, добавил:

А жаль, хороший Лось был. И зачем он меня обманывал? Теперь бы жив был, а то нет вот — провалился. Одни рога из земли торчат.

КТО В ЧАЩЕ ХОРОНИЛСЯ

Еще когда маленьким был медведь Спиридон, совсем медвежонком, и звали его Спиря, случилась с ним одна история. Сидел он как-то у берлоги, на солнышке грелся, мать поджидал. Ловила она раков в озере. Сидел он и думал: принесет сейчас мать раков, съест он их, и будут они у него в животе.

Время шло, а матери все не было. Встревожился медвежонок: что если заблудилась мать? Бродит между деревьями, а крикнуть, чтобы отозвался он и голосом дорогу к дому показал, стыдится: засмеют ее потом. Скажут, в родном лесу заблудилась.

И решил Спиря помочь матери. Приложил лапы ко рту, прокричал в сторону чащи:

— РРРР!

А из чащи тут же отозвался кто-то:

— Рррр!

«Кто бы это мог быть? — подумал медвежонок и уши торчмя поставил. — Совсем не материн голос». Боязно было, но все-таки набрался духу, спросил:

Кто ты?

Ты, — тут же отозвался некто из чащи, и все опять затихло.

Приподнялся медвежонок.

Я-то кто? Я медвежонок Спиря, вырасту — медведем Спиридоном буду. А ты кто?

О... — отозвалась чаща.

Это тебя зовут так? — спросил Спиря. — Чудное у тебя имя. «О». У нас и не зовут никого так. Что в кустах прячешься? Иди сюда.

Сюда... — отозвалась чаща.

Ну если тебе так хочется, могу и я к тебе прийти, — сказал медвежонок и, переваливаясь, покосолапил в чащу.

Некто был недалеко, это медвежонок по голосу слышал, но сколько ни всматривался, никого между деревьями не видел. Спросил:

Эй ты, ты здесь?

Здесь... — отозвалась чаща, и Спиря покосолапил дальше.

Он шел, звал, а некто, к кому шел он, отзывался все время впереди, и как ни вглядывался Спиря, никого между деревьями не видел. Так дошел он до конца леса и остановился. Спросил: