Ночная Мышь, или Первый полет

Глава 15,

в которой Ночная Мышь узнаёт будущее и горько об этом жалеет

Когда Мышь и Птах добрались до дерева, откуда после обеда собиралась вещать Людмила, под ним толпилось уже немало зверей и птиц. Тут и жёлудю негде было упасть. Не говоря уж о яблоке.

Но что за интерес видеть перед собою множество разноцветных, поросших шерстью и перьями спин — разумеется, наши приятели тут же пробрались в самые первые ряды.

Птах попросту перелетел над головами зрителей и как ни в чём не бывало приземлился на ограду, окружавшую теперь весь пригорок. Мышь быстренько пробралась к своему дружку. Она так мило размахивала своей жёлтой шляпой и лепетала «ой, простите, ой, извините», что даже самые хмурые звери улыбались, пропуская вперёд потешную малышку.

— Однако здесь сыровато, — пожаловалась Ночная Мышь, усаживаясь рядом с Птахом на торчащий из земли корень, похожий на огромную мозолистую лапу. — Я себе все пятки замочила, смотри, — и Мышь с удовольствием продемонстрировала окружающим мокрую розовую пятку. Пятки были главной гордостью маленькой непоседы (разумеется, не считая шляпы). Грязь к ним не липла, и в какие бы передряги ни попадала приёмная дочка Верёвочного Зайца, пяточки у неё всегда были на загляденье — розовые и блестящие, даже если вся она была перемазана с головы до лап.

Но Птах не стал смотреть на предъявленную пятку и грозно зацыкал на свою подружку:

— Тсс… Там… — и махнул крылом в сторону дупла, откуда уже вещала Птица Людмила.

— Ну что, граждане, — зевнула пророчица, убедившись, что никаких важных особ на поляне сегодня нет, — объявляю сеанс открытым… Кто первый?..

— Я! — удивляясь собственной смелости, выпалил Птах.

— Мы, — подтвердила Мышь.

Сзади недовольно зашумели те, кто пришёл на поляну раньше них, Мышь опасливо оглянулась и шепнула им, извиняясь:

— Мы маленькие, мы быстренько…

И действительно, оказалось быстренько. Даже слишком.

— А, это ты… — зевнула ещё раз Вещая Птица, безо всякого интереса разглядывая кроху в огромной шляпе. — Никчёмное маленькое существо, не имеющее никакого представления о частной собственности… Не надо быть магистром предсказаний, чтобы убедиться, что ничего путного из тебя не выйдет… Не стоит зр-ря и кар-рты трепать…

Людмила возвысила голос:

— Что хорошего, скажите, можно ожидать от этого существа? — спросила она слушателей.

(Такие вопросы, когда ответ известен заранее, называются ещё «риторическими»).

Слушатели вопроса не поняли, но на всякий случай отодвинулись от Ночной Мыши подальше и согласно закивали.

— Вот видишь, — развела крыльями Людмила.

— Но скажите хотя бы, когда я смогу взлететь?! — с отчаяньем спросила Мышь, чувствуя, что вот-вот разревётся от обиды не хуже Печальной Икки.

— Когда рак свистнет. Нищим летать ни к чему, — сухо ответила Людмила и повернулась к обомлевшему Птаху, взиравшему на неё со страхом и обожанием. Ловким движением она выхватила у него из клюва маленькую золотую монетку.

— Ну-с… А теперь посмотрим на вас, юноша… Посмотрим… посмотрим… — приговаривала она, заглядывая в глаза сникшему птенцу, который уже и не рад был, что затеял этот поход.

Выдержав паузу, Людмила небрежно уронила:

— Что ж, вы мне нравитесь… — Птах воспрянул.

А Людмила уже вовсю вещала слушателям:

— Линия клюва несомненно указывает на твёрдый и решительный характер, — птенец приосанился, — цвет глаз в сочетании с формой крыльев говорит о недюжинном таланте, — маленький сладкоежка старательно взъерошил перья и вытянул шею, чтобы казаться выше.

— Вас ждут великие дела, молодой человек, — торжественно закончила Людмила, — прилетайте ко мне как-нибудь вечерком, я составлю ваш персональный гор-роскоп, — тут Вещая Птица сделала эффектную паузу, — бесплатно!

Зрители зашумели.

А Птах, забывший от восторга о строжайшем родительском запрете покидать гнездо без присмотра старших, обещал, что обязательно прилетит, непременно прилетит, вот прямо завтра и прилетит к уважаемой госпоже пророчице. Он так энергично кивал в подтверждение своих слов, что чуть было не свалился с ограды.

Только двое слушателей не разделяли всеобщего восторга — мрачная Ночная Мышь и рассеянный Барсук, потому что его на солнышке совсем разморило. Он долго переминался с лапы на лапу, не решаясь присесть (все остальные, не считая птиц, уже рассевшихся по веткам, слушали пророчицу стоя), но, в конце концов, решил — в ногах правды нет, пусть молодые стоят — и с облегчением опустился на траву. Устроился поудобнее, но лишь для того, чтобы тут же подскочить с криком:

— Послушайте, да ведь мы в луже сидим!

И впрямь, заслушавшись речей пророчицы, звери не обратили внимания на то, что воды на поляне заметно прибыло. У многих основательно подмокла оставленная в траве поклажа, не говоря уже о лапах и хвостах.

— Спасайся, кто может! — воззвал польщённый всеобщим вниманием Барсук, вскарабкался на ближайшую кочку и устроился на ней, поджав лапы.

Эти слова послужили сигналом к началу паники. Поляна тут же запищала, зарычала, завопила на десятки голосов — громче всех надрывались как обычно те, кого это меньше всего касалось — птицы. Они тут же устроили в ветвях маленький птичий базар, повторяя на десятки голосов:

— Потоп, погром, тарарам…:

— Ничего не понимаю, — заметил обстоятельный Бобр, глядя на безмятежное синее небо, — дождя не было с прошлого четверга, откуда же взяться лужам?..

— Да ещё и солёным, — удивилась белочка, попробовав влагу на вкус и аккуратно подбирая свой рыжий пушистый хвост.

— Солёные… — задумчиво протянул кто-то из стоявших у самого дерева, и все, кто был на поляне, не сговариваясь, выдохнули:

— Икка, это ты?!

Из-за кустарника на ближайшем пригорке поднялась величественная серая тень.

— Да, это я, — кротко, но с достоинством произнесла Икка, обводя окружающих добрым близоруким взглядом. — А в чём, собственно говоря, дело?

— Да вот, притопила ты нас немного, — миролюбиво ответил Бобр, он как все старожилы Нечаянного Леса с большим уважением относился к странностям романтической коровы.

— Простите, дорогой друг, — послушно склонила голову Икка и глубоко вздохнула, готовясь принести длинные прочувствованные извинения всем присутствующим.

Но договорить ей не дали.

— Безобр-разие! — завопила Людмила, — снова ты! Р-разбойница… Ты кого топишь?! Ты меня утопить вздумала! Вр-редительница… Подр-рывной элемент! Гнать — гнать таких надо из всякого пор-рядочного Леса!

Романтичная плакальщица задрала голову и угрожающе замычала. Впервые жители Нечаянного Леса видели робкую Икку в таком гневе.

— Где хочу, там и мычу, — заявила она, — захочу, буду здесь каждый день плакать, му-му-мучительница! — обернулась она в сторону остолбеневшей Людмилы, и водопад солёных слез обрушился на поляну.

Звери спасались бегством. Птицы резво сновали у них над головами, восклицая:

— Вы видели?! Нет, вы видели когда-нибудь подобное?

Только Бобр — в Лесу его звали просто Боб, блаженствовал:

— Вот это да, вот это по-нашему, — бормотал он, шлёпая по лужам. Воды на поляне всё прибывало и прибывало… — помирились бы вы с ней, голубушка, — бросил он на прощанье Людмиле, у которой от злости все разноцветные перья стали дыбом, — ведь не ровён час и впрямь затопит, — и добавил мечтательно:

— Вот раздолье-то будет…

— Мир-риться? — встрепенулась Людмила. — Ни за что! Я ей устрою! Я ей покажу! — скрежетала она, глядя, как разбегаются зрители. — Ты у меня об этом ещё пожалеешь! — грозила она Икке.

— Мучительница! — однообразно, но твёрдо отвечала ей Икка, ни на миг не прекращая лить слёзы, — ты мм-му-му-му-чительница, а я — му-му-ченица…

Бабах! Неожиданно прогремело где-то справа. Ну конечно же, Мелкое-Вредоносное-Создание не могло остаться в стороне от такого веселья.