Заклинатель змей и другие эстонские сказки

— А теперь, дочка, зажги-ка лучину, пойдем в заднюю комнату. Ты пряжу будешь мотать, а я заштопаю пару носок.

Пошли они в заднюю комнату.

— Мама, мама! — крикнула вдруг Вийю. И не успела она мотовило отставить, к матери подбежать, как дверь распахнулась настежь и появился Тыну. Это так быстро все сделалось, что даже кудлатый Мури не успел зарычать, куры на насесте не шелохнулись. Мать с дочкой на своих местах так и застыли.

Мертвец, видя это, приказывает:

— Тийю, ну-ка поищи у меня в голове!

Делать нечего, пришлось ей подчиниться.

А маленькая Вийю шепчет ей потихоньку:

— Мама, гляди, какие у папы большие зубы!

Тийю будто что вспомнила:

— Сейчас, Тыну, не гневайся, погоди чуток. Я только схожу кашу проверю, а то пригорит.

А каша в котле варилась, на крытом гумне.

— Дай-ка вожжи, я тебя привяжу, а то еще выйдешь на волю.

Тийю сняла с гвоздя вожжи, подала Тыну. Тот привязал ее за руку, а другой конец сам держит, не выпускает. Так на привязи и пошла Тийю через порог, на гумно.

Время идет, Тыну на дверь косится, а Тийю все нет. Он дернул вожжу, потянул — нет, не идет.

— Тийю, иди сюда! — зарычал он в дикой злобе.

А вместо ответа раздалось с гумна петушиное пенье.

Заскрежетав своими ужасными зубами, вскочил мертвец на ноги и дернул вожжу изо всех сил. А там кто-то сопит, пыхтит, упирается в высокий порог. Вурдалак, остервенясь, так стал тянуть, что чуть не лопнул с натуги. Наконец на пороге, пыхтя и упираясь, появился кто-то живой.

Тут петух пропел во второй раз. Зарычав, бросился вурдалак к двери, сгреб того, кто там был, в охапку и сгинул как ветер. Тут пропел петух в третий раз.

А немного погодя вернулась в комнату Тийю. Она дрожала и была бледна, как полотно, а все же улыбалась счастливо. Целуя напуганную Вийю, она рассказала, что привязала заместо себя к вожже козу, которую недавно в дом привели, а сама залезла под насест. Вурдалак-то в спешке не разглядел и уволок козу вместо Тийю.

С тех пор он пропал навсегда.

Людская молва правду ль сказывает или нет — поди разбери, а только с тех пор Муравьиный хутор зовут в народе Бесовым хутором, а Тыну-батрака — Тыну Бесом.

Аугуст Якобсон

Смерть работает кузнецом

В давние времена было на свете семьдесят семь болезней и семьдесят семь смертей. У каждой болезни своя смерть, у каждой смерти угольно-черные крылья.

Однажды в тяжелый неурожайный год послал Старик на землю сразу все семьдесят семь смертей и сказал каждой смерти, сколько людей она должна свести в могилу.

Семьдесят шесть смертей без всякой пощады выполнили приказ Старика, но семьдесят седьмая смерть никак не могла справиться со своей задачей. Дело в том, что она была слишком мягкосердечна: то ей было жаль одного человека, то другого, то она не решалась умертвить того, то другого, кто был нищетой и голодом, казалось, обречен смерти. Вот ей и пришлось еще долго после своих подруг бродить по земле потому, что ей не хватало еще одной души, а без этой недостающей души нельзя было и думать появиться перед Стариком.

Однажды она собралась с силами, ожесточила свое сердце и явилась в дом старого столяра, единственного сына которого она уже давно заприметила. Она подошла к изголовию кровати мальчика, как это в таких случаях было принято у нее и ее подруг. Больному мальчику сразу стало очень плохо, и он потерял сознание.

Бедные родители громко плакали и молили судьбу, чтобы она пощадила их единственного ребенка. И от этой жалобной мольбы в сердце семьдесят седьмой смерти растаяла холодная жестокость, она не выдержала, отошла от изголовья ребенка и встала в ногах. И больной сразу стал выздоравливать и уже на следующий день благополучно встал с постели.

Семьдесят седьмая смерть не знала, что теперь делать, и решила:

— Будь что будет, пойду сейчас прямо к Старику и расскажу, как это случилось!

Выслушав семьдесят седьмую смерть, Старик очень разозлился — он сердито топнул ногой, снял со стены огромные ножницы и обрезал угольно-черные крылья семьдесят седьмой смерти. Потом погрозил пальцем и сказал:

— Смотри у меня, вот ты что наделала! А теперь не иначе как придется тебе сразу вернуться на землю, стать человеком и научиться жестокосердию! Как только научишься, вернешься сюда и получишь свою прежнюю должность.

Семьдесят седьмая смерть покорно поклонилась и сделала, как было приказано. Вернулась на землю, бродила по свету, искала, где бы научиться жестокосердию.

Но это оказалось не так-то легко! Где бы она ни странствовала, к кому бы ни приглядывалась, никак ей не удавалось встретить того, кто ни разу не пожалел о содеянном, чье сердце всегда оставалось холодным.

Наконец добралась семьдесят седьмая смерть до какой-то деревенской кузницы. Остановилась у двери, заглянула: высокий бородатый мужик ковал кусок раскаленного железа и делал это так хладнокровно и решительно, словно и не слышал, как железо стонало под ударами молота и тысячи искр с шипением разлетались и в отчаянии угасали на полу или на кожаном фартуке кузнеца. И тогда семьдесят седьмая смерть решила попроситься к кузнецу в подмастерья и научиться быть такой же решительной и хладнокровной, каким ей представлялся старый бородатый кузнец.

Семьдесят седьмая смерть встала рядом с кузнецом к горну и проработала в кузнице целых три года. Всякая работа у нее спорилась — ковала ли она большим молотом огромные куски железа, делала ли тонкую кузнечную работу, поддувала ли мехи, так что они только стонали и ухали, закаляла ли горячую сталь, не боясь жалобного шипения холодной воды, тем временем как над горном роились облака пара! Старый кузнец был очень доволен своим подручным и платил больше, чем прежним помощникам.

Только одно по-прежнему тревожило семьдесят седьмую смерть: крылья у нее все еще ни чуточки не вырастали! И в конце концов она решилась рассказать о своей беде кузнецу. Сказала, кто она такая, и объяснила, на каких условиях Старик позволит ей вернуться на прежнюю работу.

Бородатый кузнец внимательно выслушал своего подручного, задумчиво опустил голову и сказал:

— Ох, дружище, выходит, что ты напрасно тратишь время. У нас, кузнецов, тебе нечему учиться. Мы куем железо и делаем из него разные вещи не от жестокости, а от любви. И совсем не правда, что железо у нас под руками страдает, что наковальня стонет под ударами молота, что мехи охают, жалуясь на усталость — все это тебе только кажется! Все они поют от радости! Мой тебе совет — махни рукой на свою прежнюю должность и оставайся навсегда кузнецом! Жаль было бы потерять тебя и отпустить на твою прежнюю замогильную должность.

Семьдесят седьмая смерть подумала-подумала и махнула рукой на свою прежнюю должность: пусть ею занимаются те, кто больше ни на что не годен! И разве возможно научиться жестокосердию, если у тебя в груди доброе, любящее сердце.

Говорят, что кузнецы такие сильные люди и так долго живут именно потому, что они своим тяжелым трудом приносят людям много добра.

Аугуст Якобсон

Как старый Яагуп обманул смерть

Водном селе жил когда-то очень хитрый и умный дед. Звали его Яагуп. Когда Яагупу исполнилось сто лет, пришла за ним Смерть. Пришла, значит, за ним — вошла во двор, постучала в окошко и позвала громким голосом:

— Яагуп, эй, Яагуп, ты меня слышишь?

Яагуп сильно испугался, но виду не подал и ответил:

— Слышу, слышу, тетенька Смерть. Носишься-носишься тут, как овод… Разве за тобой кто-то гонится?

— Твое время пришло, давай, собирайся! — сказала Смерть.

А Яагуп был еще крепким и здоровым стариком, и ему было жаль расставаться с жизнью. Поэтому он попытался спорить:

— Нет, тетенька Смерть, мое время совсем не пришло. Рановато мне собираться, рановато!