От шнурков до сердечка (сборник)

– А меня Вы в кого превратили? – прямо-таки в голос разрыдалась Плакучая Ива, мастерица рыдать. – Я же у Вас получаюсь совсем какой-то каракатицей бесформенной, хотя на самом деле я стройна, как… как тополь!

«Непонятно, зачем ей сегодня понадобилось быть тополем!», – с отчаянием подумал Пруд Маленькой Величины, но вслух сказал:

– Вы немножко чересчур близко стоите к воде, потому и искажаетесь…

– Не искажаю-сь, а искажена Вами! – мелочно уточнила вся в слезах Плакучая Ива.

… В общем, всё шло к тому, что и это Утро будет испорчено, причём как всегда – по вине Пруда Маленькой Величины. От огорчения по его поверхности даже побежали довольно крупные волны – и отражения сначала заплясали, а потом и вообще сместились – все.

– Ну это уж полное безобразие!

– Вы, что же, издеваетесь над нами?

– Прекратите хулиганить!

Так в один – неприятный – голос закричали Небольшой Светлый Дом, Беседка-с-Удивительным-Именем-Ротонда и Плакучая Ива.

А Огромное Чистое Небо сказало тогда:

– Я бы попросило всех присутствующих отражаться без паники и не мешать отражаться другим.

На берегу примолкли – только чуть слышны были сдавленные рыдания Плакучей Ивы. Но, несмотря на её рыдания, Огромное Чистое Небо продолжало:

– Учтите, пожалуйста, что перед вами Художник.

– Кто, кто тут художник? – в один – неприятный – голос снова закричала вся честная компания.

– Пруд Маленькой Величины, вот кто! – с вызовом сказало Огромное Чистое Небо. – Он Художник, а стало быть, имеет право отражать всё что угодно – и отражать так, как захочет. Это значит, никто – я подчеркиваю: никто! – не должен учить его законам отражения. Он отвечает за себя сам. И, кроме того, – смягчилось Огромное Чистое Небо, – я бы на месте некоторых было бы только благодарно ему за известную… гм, живость линий. Лично у меня нет никаких возражений.

И, сказав так, Огромное Чистое Небо чуть сжалось и отразилось на поверхности воды всё без остатка – со всеми своими облаками и дальними мирами. Даже Бога можно было увидеть в самой глубине. Бог сидел на троне и ласково улыбался: наверное, у него тоже не было никаких замечаний к Пруду Маленькой Величины, который всё ещё продолжал немножко плескаться от волнения.

Блюдечко с золотой каёмочкой

Блюдечку-с-золотой-Каёмочкой ужасно повезло в жизни: сами посудите, это ведь большая честь – появиться на свет не просто каким-то блюдечком, которых и так хоть отбавляй, а с каёмочкой, да ещё и с золотой!

Вот почему, не успели положить на него косточку от сливы, – все немедленно закричали:

– Да Вы что, в самом-то деле? Не видите разве – это же Блюдечко-с-Золотой-Каёмочкой!

Тогда косточку от сливы сразу убрали, а Блюдечко-с-Золотой-Каёмочкой вымыли, вытерли и поставили на прежнее место. Так-то!

– Интересно, а что вообще можно положить на это блюдечко? – осторожно спросил кто-то.

– Ну, не знаю… Что-нибудь эдакое! Например, дольку апельсина… или кусочек шоколадного торта.

– Именно шоколадного?

– Пожалуй… В крайнем случае – орехового.

Подумать только: дольку апельсина, кусочек шоколадного торта, в крайнем случае – орехового! Нешуточное дело.

Услышав это, Блюдечко-с-Золотой-Каёмочкой принялось про себя размышлять про себя и пришло про себя вот к какому выводу: «Я лучше всех». Опасный, конечно, вывод, да что ж тут поделаешь: правда есть правда. И оно несколько раз блеснуло золотой своей каёмочкой в разные стороны, потом подождало немножко и на всякий случай блеснуло ещё один раз. Знай, дескать, наших!

Отныне Блюдечко-с-Золотой-Каёмочкой не возражало, если на него клали дольку апельсина или кусочек шоколадного торта. А когда клали кусочек орехового, слегка досадовало, помня о том, что ореховый торт годится только в крайнем случае. Но крайние случаи бывают редко – на то они и крайние, поэтому всякий раз, когда кусочек орехового торта зависал над Блюдечком-с-Золотой-Каёмочкой, оно строго допрашивало окружающих:

– Скажите, а это действительно крайний случай?

И только при несомненно положительном ответе принимало на себя кусочек орехового торта – правда, скорчив предварительно такую гримасу, что у всех надолго пропадал аппетит. Кстати, чаще всего именно тот кусочек орехового торта, который подавали на Блюдечке-с-Золотой-Каёмочкой, так и оставался нетронутым.

«Пожалуй, пришло время отказаться от ореховых тортов, – решило однажды Блюдечко-с-Золотой-Каёмочкой. – Пусть их подают на чём-нибудь ещё: в доме достаточно всякой обычной посуды!» Поэтому когда очередной кусочек орехового торта завис над ним, оно совершенно демонстративно опрокинулось – и ореховый торт полетел прямёхонько на брюки какого-то гостя.

С тех пор ореховый торт на Блюдечко-с-Золотой-Каёмочкой уже не клали – и у Блюдечка-с-Золотой-Каёмочкой появилось больше свободного времени для размышлений о том, что оно лучше всех на свете. Ведь действительно лучше всех… ничего не скажешь.

Но, между прочим, в шоколадном торте тоже не было ничего особенно хорошего. Шоколадные торты – они жирные и плохо отмываются… А кроме того после них на поверхности остаются некрасивые коричневые разводы, которые только портят внешний вид, иногда даже закрывая часть золотой каёмочки. И, наконец, очень неприятно, услышав вопрос: «Кто сегодня моет грязную посуду?» – понимать, что «грязная посуда» – это в том числе и ты. Короче говоря, одни неудобства с шоколадным тортом, ну его!..

При следующем чаепитии кусочек шоколадного торта соскользнул прямо на шёлковую юбку. Юбка, разумеется, была испорчена, но зато и с шоколадным тортом оказалось покончено. Прощай, жирный шоколадный торт, знай своё место!

Теперь Блюдечко-с-Золотой-Каёмочкой подавали на стол совсем редко: только тогда, когда угощали кого-нибудь апельсинами. Но апельсинами далеко не всегда угощали, так что у Блюдечка-с-Золотой-Каёмочкой появилось ещё больше времени для размышлений о том, что оно лучше всех на свете. Правда, с этим никто и не спорил.

Вот только этот апельсиновый сок… Он такой липкий! Когда он засыхает – а засыхает он, честно говоря, довольно быстро! – пальцы начинают прилипать к блюдечку, и какой-нибудь неосторожный гость очень даже легко может уронить его на пол, а там… В общем, всё было ясно: от апельсиновых долек следовало избавляться как можно скорее. И, выбрав подходящий момент, Блюдечко-с-Золотой-Каёмочкой спровадило дольку апельсина непосредственно в раскрытую сумочку гостьи, достававшей оттуда ослепительной белизны носовой платок, – на него-то и упала долька апельсина.

С этих пор всё свое время Блюдечко-с-Золотой-Каёмочкой могло посвятить размышлениям о том, что лучше его нет никого на свете. Так оно и поступило. Его больше никогда не доставали с полки и не подавали на стол. В конце концов оно настолько запылилось, что золотая каёмочка перестала быть видна. Впрочем… если ты уверен в том, что лучше тебя нет никого на свете, такие пустяки тебя уже не волнуют!

Когда распустились все цветы

Невозможно, просто-таки невозможно красивая Белая Бабочка, похожая на сновидение, Бог знает откуда выпорхнула в жизнь – и сразу попала в сад. Сад не удивил Белую Бабочку: бабочки всегда думают, что жизнь есть сад. К тому же ничего особенно интересного в саду пока и не было: весна пришла недавно – и цветы ещё не успели распуститься. «Скучновато здесь!» – подумала Белая Бабочка и от огорчения присела на совсем тоненький Зелёный Побег, почему-то раньше других вылезший из земли.

– Я люблю Вас, – сказал он вдруг, и Белая Бабочка вздрогнула от неожиданности: шутка ли – в первый же день услышать такое в свой адрес, да ещё и непонятно от кого!